Режиссеры

И ПОСЛЕДНИЕ НЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ?

М. Кузнецова, Нижегородские новости, 23.06.1998
21 июня нижегородцы получили уникальную возможность познакомиться с творчеством Театра-студии Олега Табакова. В рамках V Сахаровского фестиваля был представлен спектакль «Последние» по одноименной пьесе М. Горького (постановка А. Шапиро).

Спектакль этот, пожалуй, можно назвать агрессивным. Это и удивляет больше всего: пьеса, написанная почти век назад (1908 г.), буквально «хватает за горло» вас, зрителя конца столетия, и держит в состоянии волнения, тревоги, страха, заставляя эмоционально соучаствовать в происходящем. Не устаешь удивляться: как же, как им это удается? Как получается, что вы, спокойный и отстраненный наблюдатель, вдруг оказываетесь в эпицентре событий: в темной неуютной комнате с низкими потолками, среди большой недружной семьи, в доме, где каждую минуту ждут несчастий, в мире, который на ваших глазах сходит с ума?

Может быть, дело в том, что в этом спектакле все? настоящее. Мы уже привыкли к той огромной степени условности, которая наблюдается в большинстве гастрольных спектаклей, а тут? Живая музыка (духовой оркестр из четырех человек), предваряющая каждое явление и превосходно передающая «колорит эпохи». Медь тяжело и тускло поблескивает в полумраке, звучит марш, вальс, бравурно-гротескная полька, и в каждом фрагменте ощущение горькой «надтреснутости» (эта особенность парковой музыки кА нельзя более уместна). Сцена, заставленная старинной мебелью, — чувствуется даже специфический запах пыльного дерева. Нянька Федосья (ее блестяще играет Н. Журавлева) настолько органична, что кажется частью общего интерьера, и настолько естественна в интонации и пластике, что делает (можно сказать, одним своим присутствием) все происходящее абсолютно достоверным.

«Последние» — пьеса о вырождении русского дворянства. Тема звучит жестко и страшно, без чеховского сочувствия, сострадания и ностальгии. Горьковские дворяне уже почти не различают понятий низости и благородства. Иван Коломийцев, бывший помещик, а ныне полицмейстер (Олег Табаков) разорен бесконечными кутежами; он и его большая семья живут в доме брата Якова, постоянно выпрашивая у него деньги. Яков (Е. Киндинов) сохранил остатки дворянского достоинства и даже некоторого идеализма? но идеализм в этой среде выглядит, по меньшей мере, наивностью, — к тому же Яков смертельно болен. Вся семья ждет его кончины (кто-то со страхом, кто-то со злорадством, кто-то — рассчитывая на наследство). Жена Ивана Софья (О. Яковлева) вызывает в памяти византийское предание о матери и погибших дочерях, Софья и ее отдаленный «прототип» связаны темой мученичества. Дочери Коломийцевых также носят имена-символы (Вера, Надежда, Любовь), но это символы с обратным знаком: Любовь в этом доме может быть только уродливой и несчастной (Любу играет молодая актриса М. Салакова — кстати, наша землячка, родом из Дзержинска — и это очень удачный дебют). Надежда (Н. Тимохина) — «чувственное животное без ума и сердца», однако расчетливое и своекорыстное. Вера, недалекая романтическая барышня, почти ребенок (М. Шульц), сбегает из дому с околоточным Якоревым (Д. Бродецкий)? ее собственная вера в благородно-возвышенные чувства рассыпается в прах.

Старший сын Александр (А. Смоляков) циничен и груб, младший Петр (С. Безруков), не вынеся страшного прозрения («Наш отец — негодяй»), начинает пить. В воздухе повисает предчувствие катастрофы, которое пытаются заглушить трескучими патетическими монологами: Иван произносит пошлые речи об отцовском долге, о семье и детях (куда девалось природное и, казалось бы, неотъемлемое обаяние Олега Табакова? Коломийцев в его исполнении насквозь фальшив и отвратителен).

Несколько неожиданный для эстетики горьковского реализма образ создает Е. Германова. Ее героиня, госпожа Соколова, — единственный в пьесе «носитель истины». Пришедшая к полицмейстеру женщина прости за своего невинно осужденного сына, при этом не теряет гордости и достоинства. «Она вызывает уважение», — говорит Софья. Соколова в исполнении Германовой вызывает скорее недоумение: она нелепа и даже слегка карикатурна. Возможно, такое прочтение оправданно и даже необходимо — вряд ли назидательно-пропагандистский образ «дамы без страха и упрека» был бы адекватно воспринят зрителями конца XX века.

Общее впечатление высокого мастерства, таланта и профессионализма — редкий случай в восприятии гастрольного спектакля. Нижегородцы, попавшие в ТЮЗ вечером 21 июня, получили блистательную возможность увидеть НАСТОЯЩЕЕ произведение сценического искусства.