Две премьерыИнна Вишневская, Вечерняя Москва, 23.04.1979 Среди множества спектаклей текущего театрального сезона есть премьеры особые. Это работы, заставляющие постоянно помнить о художниках, их создавших, и в то же время решительно забыть о том, что ты в театре.К их числу я бы отнесла спектакли МХАТа и Театра сатиры «Мы, нижеподписавшиеся» в постановке главных режиссеров этих коллективов О. Ефремова (совместно с Е. Радомысленским) и В. Плучека. Новая пьеса А. Гельмана развивает те же проблемы, что подняты им и в других произведениях: как сделать так, чтобы труд создавал не только материальные ценности, но и поднимал цену благородства, бескомпромиссной духовной жизни людей. Однако здесь есть и принципиально иные конфликты, нежели в прежних пьесах. Там речь шла о бескомпромиссной правде в отношениях людей, если они желают построить крепкий материальный фундамент нашего бытия. В пьесе же «Мы, нижеподписавшиеся» главный диспетчер СМУ «Сельхозстрой» Леня Шиндин просит тех, кому надлежит подписать акт о приеме хлебозавода, не обращать внимания на некоторые неполадки: их потом исправят, сейчас важно поддержать хорошего, честного человека — руководителя предприятия. Подобная постановка вопроса была бы попросту невозможна, скажем, в пьесе «Обратная связь», где малейший компромисс, малейшее несоответствие с реальным ходом вещей объявлялись преступлением, ничто — ни люди, ни их судьбы — не принималось в расчет перед логикой правды. Ныне автор несколько отходит от своего максимализма, от производственного аскетизма, от жестокой безапелляционности. И не случайно меняется жанр пьесы — были драмы, сейчас — комедия: в комедии легче выставить новые вехи конфликта, новые спорные проблемы. А, может быть, и действительно менее безапелляционно надо решать те или иные сложные вопросы, выдвигаемые жизнью, может быть, не всегда отсутствие неполадок на том или ином сдаваемом объекте тождественно отсутствию моральных неполадок в коллективе? Здесь нет прямого тождества — так думает автор, а вместе с ним и театры. Полагаю, что в этом и заключены сила и слабость нового произведения Гельмана, новых спектаклей МХАТа и Театра сатиры. Сила — в диалектической постановке проблемы: неполадки можно убрать в ходе жизни, важно сохранить честных людей, здоровые души. Слабость — в переоценке отдельных руководителей, в создании фетишей из неких прекрасных, честных начальников, в предположении автора будто бы честные эти начальники со всех сторон окружены людьми недобросовестными, бесчестными. Интерес пьесы сосредоточен в серьезных нравственно-производственных конфликтах. Но порой вставные новеллы, где рассказываются хитросплетения интриг вокруг хороших людей, тормозят развитие и исход этих серьезных конфликтов. Во МХАТе в роли диспетчера Лени Шиндина, ведущего действие, — А. Калягин, в Театре сатиры — А. Миронов. Сам выбор этих актеров уже в чем-то предопределяет суть создаваемых ими характеров. Герой Калягина, его неуемная энергия обречены, нерв трагедии живет в каскаде комедийных ситуаций. Миронов и создатели спектакля в Театре сатиры смотрят на сложившуюся коллизию не столь трагично. Право же, он добьется своего, этот легкий, веселый, обаятельный человек, не столько сокрушенный злом, сколько обомлевший от познания активности этого зла, его проникновении в глубинные поры доброго дела. Растерянность пройдет, напористость останется, герой Миронова не остановится. Он начинал борьбу за справедливость весело и азартно, а дальше пойдет более серьезно: теперь он закален, комедия подвела его к началам сложной психологической драмы. Мы с удовольствием встретились в обоих спектаклях и с другими актерами — Е. Евстигнеевым во МХАТе, М. Державиным — в Театре сатиры, с мастерами старшего поколения, такими, как Г. Менглет. Но, скажем, все-таки и Евстигнееву, и Менглету, играющим на разных сценах одну и ту же роль — неподкупного ревизора: неподкупность, духовный максимализм не обязательно равны холодной сдержанности, скучноватой «прописке» в комедии. Для производственной пьесы не так уж типичны пока что яркие женские характеры. Но и на сцене МХАТа, и в Театре сатиры актрисы Е. Ханаева и Н. Феклисова с выдумкой и умно сыграли своих героинь, помогая яснее раскрыть смысл пьесы, поставить некоторые точки над “i” — равнодушие всегда ближе к злу, нежели к добру. Каждый театр, исходя из своего творческого метода, определил смысл происходящего в спектакле. МХАТ, верный детальнейшему психологическому анализу, рассказал о том, как трудно бороться со сложившимися представлениями о нормальности подобных человеческих отношений. Театр сатиры, верный более обобщенному взгляду на жизнь, сквозь призму сатирического гнева, все, же больше надеется на добрый исход борьбы. В спектакле мхатовцев герой Калягина заразительно, темпераментно, настойчиво бьется в наглухо закрытые двери вагона, в котором едут сейчас члены комиссии, так или иначе способствовавшие неправому делу. А на сцене Театра сатиры герой Миронова эти двери чуть-чуть приоткрывает: живой воздух шевелит условные занавески на вагонных окнах. Но так или иначе зрители на обоих спектаклях взволнованы, потому что поднятые там проблемы серьезны и заслуживают внимания. Пресса Страстное слово театра, Г. Островская, Красное знамя (Владивосток), 8.07.1981 Удовольствие для души?, В. Дубков, Молодой дальневосточник (Хабаровск), 23.06.1981 Две премьеры, Инна Вишневская, Вечерняя Москва, 23.04.1979 Всего четыре часа?, Екатерина Кеслер, Социалистическая индустрия, 27.03.1979 |