МХТ им. А. П. Чехова: Осколки разбитого вдребезги

Осколки разбитого вдребезги

Екатерина Васенина, 9.01.2002

Приглашать в московский театр режиссера из стран Балтии — comme il faut. Галина Волчек дружит с Римасом Туминасом. Эймунтас Някрошюс последние свои спектакли показывает только в театре Моссовета. Центр Мейерхольда заарканил суперпопулярного Оскараса Коршуноваса на фестиваль NET. Прийт Педаяс поставил в «Мастерской Петра Фоменко» «Танцы на празднике урожая». Олег Табаков высмотрел среди фоменковских студентов талантливого выпускника и позвал его к себе сначала в «Табакерку», а теперь и во МХАТ. Зовут его Миндагаус Карбаускас. Премьерой Миндагауса Карбаускаса, ученика Петра Фоменко, открылась Новая сцена чеховского МХАТа, бывшая «учебка» музейного корпуса в Камергерском переулке.

Студенческие спектакли Карбаускаса — «Русалку» и «Гедду Габлер» — съезжались смотреть знатные пушкинисты и скандинавоведы со всей страны. Как только Карбаускас закончил ГИТИС, Табаков позвал его ставить в «Табакерке» «Долгий рождественский обед» Торнтона Уайлдера, а Сергей Женовач — преподавать в ГИТИСе. Тем временем этот мальчик-нарасхват меньше всего похож на режиссера: не по-режиссерски мил и обаятелен.

Имя и фамилия обязывают его следовать традициям литовского театра — он их и не чурается. Яркость и простота самоигральных метафор-символов, которые не нужно объяснять, холодная ритуальность мизансцен, медлительная отточенность движений — все есть. Но что приятно — реквизит тот же, что у Някрошюса и Туминаса (земля на лопате через всю сцену, например), а мысли — свои. Шлейф образов из чужих спектаклей не тянется, даже хвостик не торчит.

Сергей Аксаков в письме к Надеждину от 18 марта 1835 года восклицает: «Скажи Гоголю, если он не совсем забыл меня, что „Старосветских помещиков“ предпочитаю даже „Тарасу Бульбе“. К черту гофманщину: он писатель действительности, а не фантасмагории». Совсем уж к черту Карбаускас гофманщину не послал, а идеально выдержал пропорции того и другого. Поняв «Помещиков» как трагедию взлелеянного быта, подзанял веселья и фольклорной мистики из «Сорочинской ярмарки» — брызжущая солнцем и ватрушками малороссийская телесность дворовых девок уравновешивается их остановившимися нездешними глазами. Ни разу не моргнув, они спортивно бегают из кулисы в кулису в вязаных носочках, раскрывая дверцы буфета и со страшным визгом разбивая по пути добрую сотню тарелок; грохот стоит невообразимый, но весело. За ними ходит странный Сонный Мальчик с гусиным пухом в волосах (фоменковский выпускник Никита Зверев), пытаясь их пощупать не открывая глаз. Вместо тела натыкается на выставленные тарелки и обиженно складывает губы в трубочку. Старый добрый психологический театр, с которого стряхнули пыль, — вот что это такое. Идеальное зрелище для современного МХАТа.

Статус массовки в спектакле вообще чрезвычайно высок. Она здесь вроде античного хора — отвечает на все вопросы и задает сдержанно фантасмагорический тон. Странности, недомолвки, озвучка ночных кошмаров главных героев, русские народные песни на могиле сначала Пульхерии Ивановны, а потом и Афанасия Ивановича сыграны и спеты так ярко, что ни одного мелькнувшего лица не забудешь, уж очень ловко придумана для каждого его маленькая роль. Дворовые то ходят по-гусиному, важно заложив руки-крылья за спину, то жужжат, отгоняя мух от собственного рта, то ищут пропавшую кошку у себя под мышкой, мяукая на все лады. Этюдная школа Фоменко еще свежа в Карбаускасе, но если бы все ученики так здорово перенимали лучшее у своих учителей, мы бы горя не знали. К тому же в нем гудит еще студенческое веселье гитисовских коридоров, и он наполняет этим гулом сцену.

Отсутствие декораций сначала принимаешь за вынужденную бедность — ну, откуда пока? Афанасий Иванович Товстогуб (Александр Семчев, рекламное лицо пива «Толстяк») и Пульхерия Ивановна Товстогубиха (Полина Медведева) сидят на скромном сундучке. Она — прямая как струна, с подносом на коленях. Из глиняного кувшинчика поливает вышитые розы на жилете мужа (костюмы Светланы Калининой). Когда муж ест киселик, жена истово водит лампой от тарелки до рта — не промахнулся бы. Потом долго протирает пузатые бутылки с настойками, они у Пульхерии Ивановны словно любимые дети. Отпрысков тем временем нет — Афанасий Иванович нет-нет да посмотрит на сухенький зад Пульхерии Ивановны, вздохнет и спросит себе «разве съесть что-нибудь»: рыжиков соленых, пирожков с маком или вареников с вишней. Их бесплодную и затягивающую любовь нам разрешают рассматривать совсем близко, размер зала к этому даже вынуждает. И от принудительной близости к чужой жизни, так любовно простроенной и такой бессмысленной, становится по-настоящему жутко.

Когда хозяйке приходит пора умереть, она назначает себе преемницу из девок. Та еле влезает в хозяйский капот, начинает насильно кормить замеревшего от горя вдовца (Семчев оказался приличным трагиком). Раздирает ему рот руками, запихивает еду, смахивает от отвращения слезы. О нем, привыкшем к неусыпной опеке, все быстро забывают: когда моют полы, двигают с места на место, как шкаф.

Добропорядочное мещанство хоронят с песнями. Несут лопатами землю из правой кулисы в левую, даже Комнатный Мальчик возьмет совок. Как засыплют общую могилу — лягут на холм, будут петь вразнобой русские песни. Петь красиво, с остановившимися глазами.

Тяни лямку, пока не положат в ямку,
Живешь — не улыбнешься, как помрешь — крякнешь

Если искать близкую по духу и удачности постановку Гоголя в новейшей театральной истории, на ум приходит «Нумер в гостинице города NN» Валерия Фокина. Только если фокинская мистика была предельно сгущена, как требовала того театральная мода начала 90-х, то Карбаускас не так держится за чистоту жанра: смешивает пантомиму, фольклор, традиционную психологическую школу и умудряется нигде не зажать всем этим актеров.

На поклонах Олег Табаков выходит на сцену, подбирает осколок тарелки, засовывает в нагрудный карман. Карбаускас устало улыбается. Привить Гоголя к чеховскому дереву — это вам не шутки.

2002

Олег Табаков: «Каждый должен носить свой чемодан», Спорт-экспресс, 27.12.2002

Ты с этим шел ко мне и мог остановиться у сортира?, Наталия Каминская, Культура, 26.12.2002

Суета вокруг сортира, Алексей Филиппов, Известия, 25.12.2002

Кабачок «13 писсуаров», Елена Ямпольская, Новые известия, 25.12.2002

Без палочек, Марина Давыдова, Время Новостей, 24.12.2002

Краткий отчет, Ольга Фукс, Ваш досуг, 24.12.2002

Дело было в туалете, Артур Соломонов, Газета, 23.12.2002

МХАТ нашел отхожее место, Роман Должанский, Коммерсантъ, 23.12.2002

Оптимист с коммунистическим прошлым, Григорий Заславский, Независимая газета, 20.12.2002

МХАТ промахнулся и попал в коммунистов, Евгения Поливанова, Газета.Ru, 20.12.2002

Друг мой, Толька!.. (Анатолию Смелянскому — 60), Михаил Швыдкой, Московские Новости, 19.12.2002