МХТ им. А. П. Чехова: «Вечность» слегка затянулась

«Вечность» слегка затянулась

Роман Должанский, Коммерсантъ, 23.04.2002

Во МХАТе имени Чехова сыграли премьеру спектакля «Вечность и еще один день» по пьесе Милорада Павича. Автор, присутствовавший на премьере, назвал эту пьесу «сценической каракатицей». Режиссер Владимир Петров сделал все, чтобы спектакль на каракатицу похож все-таки не был. Обозреватель Ъ Роман Должанский считает, что театр напрасно испугался возможного сходства с головоногим.

Писатель пожелал зрителям «развлечься на спектакле хотя бы в той же мере, в какой я развлекался, когда ее писал». Судя по сделанному после премьеры господином Павичем признанию, что МХАТ «воплотил все то, о чем он и мечтать не мог», сочинять пьесу «Вечность и еще один день» великому сербскому писателю было весьма скучно.

Перед началом зрители получают ламинированные розово-голубые квадратики. Каждый из них извещает, что театр подготовил спектакль «Вечность и еще один день» в двух вариантах — «мужском» и «женском». Выбор остается за публикой. Перед входом в зал каждого из зрителей просят опустить бюллетень в прозрачные кубические коробки. Перед премьерой урны уносили за кулисы лично замдиректора театра и помощник худрука, что должно было гарантировать честность подсчетов. Но результаты определялись, видимо, все-таки на глазок, потому что буквально через считанные минуты, когда свет стал гаснуть, публике объявили, что она высказалась в пользу мужской версии. А ведь надо еще успеть выбранный вариант «зарядить» — версии отличаются уже прологами.

Главное отличие, впрочем, заключено в эпилогах. У женской версии конец счастливый. Мужская же на пять минут длиннее, а завершение ее печально: любящие друг друга молодые герои погибают, и душа девушки безуспешно пытается воскресить своего любимого тем же фантастическим способом, которым он незадолго до этого появился на свет прямо на сцене — из глиняной фигурки, ожившей в утробе волшебного кувшина. По воле зрителей премьера закончилась тем, что душа осталась стоять над разбитым сосудом. Если хочется увидеть более оптимистическое завершение пьесы, надо идти на спектакль еще один раз, но гарантий никаких: демократия есть демократия.

В соответствии с идеологией свободного выбора можно и сам спектакль рассматривать двояко. С точки зрения женского оптимизма дело выглядит так: Художественный сделал большое дело, вписав в московскую афишу имя великого современного писателя. Важно, что это произошло именно теперь и именно в театре Табакова, потому как чеховский МХАТ пользуется с недавних пор огромным доверием и спросом. Следовательно, билеты на «Вечность и еще один день» будут быстро раскуплены и зрители волей-неволей станут приобщаться не к какой-нибудь коммерческой лабуде, а к серьезному произведению.

Перед смелостью Владимира Петрова как режиссера и Олега Табакова как менеджера надо снять шляпу. Ведь опытный театральный практик, прочитав пьесу, не может не испугаться. Дело не в пресловутой интерактивности и поливариантности — из девяти предложенных вариантов развития сюжета театр волен выбирать один,- а в поэтике пьесы. Милорад Павич не заботится о выписывании характеров и не слишком оригинален в сочинении сюжета. Поэтическую, философскую притчу о любви юноши с фармацевтическим именем Петкутин и девушки Калины автор излагает парадоксальным языком иносказаний и метафор. Возвышенные размышления о душе и времени перемешаны у Павича с грубоватой сочностью земных откровений. На мифологических и и фольклорных дрожжах пьеса «Вечность и еще один день» всходит затейливым, исполненным лукавства и иронии литературным созданием. Есть такое театральное понятие — «самоигральная» пьеса, то есть та, которая сама ведет за собой актеров, сама провоцирует игру. Так вот в этом смысле произведение Павича можно назвать антиигральным.

Полагаться на поэтичность и философскую глубину в этом случае означает идти на двойной риск. Владимир Петров решил, что каракатица — слишком уж неприглядное существо. Он почти изгнал из Павича специфический юмор и попытался сделать из самобытной, дразнящей любопытство уродины бескровную, надменную красавицу. От спектакля остается стойкое ощущение многозначительного притворства — как будто все пытаются приобщиться к чему-то невероятно сакральному и потому опасаются любых естественных проявлений. Но щупальца все равно торчат. Мастер оперной пышности художник Валерий Левенталь выдает себя за аскета-дизайнера (чернота, прямые линии, строгие занавески), но срывается на каких-то бутафорских арочках-лесенках, будто из детского утренника. Играть актерам приходится как-то надменно-абстрактно, однако где-то посередине всей лепоты появляется Виктор Гвоздицкий в крохотной роли, утепляет ее, окрашивает каждую фразу — и публика провожает актера аплодисментом облегчения.

А итог мужского, то есть неоптимистического взгляда на вещи, таков: пьеса Павича просто не освоена. МХАТ к нему, как говорится, «прикоснулся», но как-то обомлел, подобно увидевшей знаменитость провинциальной интеллигентке. Увлечься спектаклем лично у меня не вышло, хотя очень хотелось. Сидеть два часа и повторять как заклинание «Уважаю, уважаю, уважаю!» — просто издеваться над собой. Но выйти и сказать спутнице «Ах, как это все серьезно!» или «Ух ты, какая высокая культура!» — сколько угодно.

2002

Олег Табаков: «Каждый должен носить свой чемодан», Спорт-экспресс, 27.12.2002

Ты с этим шел ко мне и мог остановиться у сортира?, Наталия Каминская, Культура, 26.12.2002

Суета вокруг сортира, Алексей Филиппов, Известия, 25.12.2002

Кабачок «13 писсуаров», Елена Ямпольская, Новые известия, 25.12.2002

Без палочек, Марина Давыдова, Время Новостей, 24.12.2002

Краткий отчет, Ольга Фукс, Ваш досуг, 24.12.2002

Дело было в туалете, Артур Соломонов, Газета, 23.12.2002

МХАТ нашел отхожее место, Роман Должанский, Коммерсантъ, 23.12.2002

Оптимист с коммунистическим прошлым, Григорий Заславский, Независимая газета, 20.12.2002

МХАТ промахнулся и попал в коммунистов, Евгения Поливанова, Газета.Ru, 20.12.2002

Друг мой, Толька!.. (Анатолию Смелянскому — 60), Михаил Швыдкой, Московские Новости, 19.12.2002