МХТ им. А. П. Чехова: Никакого мещанства

Никакого мещанства

Павел Руднев, Ваш досуг, 23.02.2004

Кириллу Серебренникову дали посягнуть на святое. Первая пьеса Горького «Мещане» перешла в разряд легенд, которые нельзя трогать «без спросу». Серебренников ставит пьесу во МХАТе — там, куда Максим Горький ее впервые и принес в 1902 году. Вторым эпохальным спектаклем в истории «Мещан» была ленинградская версия Георгия Товстоногова, где мещанами были те, кого Горький назвал бы революционерами. Настоящим человеком слыл главным мещанином — старик Бессеменов в «опрокидывающем» исполнении Евгения Лебедева.

У Серебренникова, режиссера современного, экстремального, все будет обострено. Реалистическая декорация изображает богатый дом советских провинциалов в 50-е годы XX века. Старики Бессеменовы — люди сталинской формации; у Андрея Мягкова (главная роль, в которой актер впервые выйдет на сцену в амплуа старика) на голове — классический советский «пирожок». Дети Бессеменовых носом чувствуют новое время — время освобождения. И опять в кои-то веки назревает конфликт…

- Кирилл, современная пьеса видоизменила наше представление о качестве пьес вообще. Максим Горький на сегодняшний день считается хорошим драматургом?

— Неудобно говорить, но Горький, конечно же, отличный драматург, потому что Волга впадает в Каспийское море. Это самая трудная драматургия в мире. Большая и глубокая, можно не докопаться. Очень сложные персонажи, мастерски сделанные диалоги. К Горькому всегда применяли психологический разбор, шли через бытовой театр. На территории Товстоногова, вероятно, уже все сделано. Мы попытались пойти другим путем — перенесли все в пространство притчи. За что дети ненавидят родителей, за что родители душат детей, — все как всегда: за то, за что и любят. Эта пьеса… как сериал. Он любит ее, а она его, эта влюблена в того, а та в другого. В «Мещанах» столько любви, столько отношений...

- Декорация у вас вполне реалистическая. Двухэтажный дом, самовар, чашки, столы. Настоящая земля, ее поливает дождичек…

— Реалистической останется только декорация. Эта пьеса про столкновение поколений, про конфликт, который не имеет разрешения, кроме насильственного. У нас столкнутся на сцене два поколения актеров. С одной стороны, школа русского психологического театра — Андрей Мягков и Алла Покровская с их «современниковской» биографией, Дмитрий Назаров с биографией Малого театра, Евгения Добровольская с мхатовской закваской. И рядом — молодые ребята, ровесники героев, которые живут в современной реальности, они все в основном приехали из других городов, у них свой говор, и они не стараются его скрыть, как принято было раньше. Люди у Горького — провинциальные, нестоличные. Говорят, когда Качалов репетировал в старом Художественном театре роль Нила, его не выпустили на сцену, потому что он говорил: «Я очень люблю каэваэть» вместо «ковать». Пьеса в начале XX века обладала эффектом разорвавшейся бомбы — были студенческие беспорядки, у театра дежурила конная полиция. Тогда на сцену вышли почти такие же люди, какие сейчас выходят в нашей новой драме. Горький дал слово маргиналам, тем, кого на сцене никогда не показывали, заставил их говорить на их собственном, народном, природном языке. Горькому в те годы было столько же лет, сколько мне сейчас.

- Сегодня кажется, что горьковские герои говорят сплошь афоризмами.

— Язык кучерявый, конечно. Мы убрали непонятные слова типа «нишкни» или «дуй до горы».

- Говорят, у вас на сцене будет оркестр…

— В спектакле вообще много музыки, причем живой. «Пан-квартет» Владимира Панкова будет гулять по всей сцене, за декорацией, музыканты станут участниками действия. Дом Бессеменовых состоит из звуков — Горький все время уподобляет этот дом оркестру. С Панковым мы сочинили сцены, где музыка рождается из скрипа половиц, звона ложек, шагов, шелеста газет, падающих капель.

- Вы привыкли со своими актерами общаться на «ты». Сложно ли было репетировать на «вы», например с Андреем Мягковым?

— Говорю «вы», но лексически уже не стесняюсь. Говорю все, что думаю. Нет возрастной границы, есть граница опыта, есть уважение. Актеры старшего поколения так же мучаются над ролями, как и молодые. Андрей Мягков вообще долго не был уверен, что это его роль.

- Его трудно представить в гневе.

— Это так страшно, вы себе не представляете! Хотя на сцене никто не кричит. Он говорит какие-то вещи тихо, и это страшнее в сто раз, чем если бы он кричал. Это вселенская трагедия, русский король Лир.

- Мне всегда казалось, что слово «мещане» — анахронизм.

— Конечно. Что такое мещане сегодня? Это слово забыто. В Советском Союзе был вещизм. Название «Мещане» — это бренд, легенда. Никаких концепций современного мещанства мы не даем. Пьеса вообще не про это, а про огромные тектонические сдвиги в семье, в мире. Для Горького «мещане» — не обвинительный приговор, это сословие, в среде которого происходит действие.

- Вы не задумывались о том, что было бы, если бы вы не решили переехать в Москву из Ростова-на-Дону?

— Я видел, как там люди спиваются. Когда человек теряет мотивацию, он начинает гнить. Мне этого не хотелось. Я совершил поступок, уехал в никуда, без образования. Полтора года жил в Москве без театра, занимался телевидением. Когда вышел «Пластилин», мне говорили: «Какой хороший у тебя первый спектакль!». А на самом деле он был уже 26-м. Москва перечеркивает весь твой предыдущий опыт, и это очень здорово.

- Кирилл, вы ставите 3-4 спектакля в сезон. Зачем так много работать?

— Вы должны каждую неделю сдавать номер журнала, балерина обязана каждый день разминаться у станка. Откуда взялось, что режиссер должен лежать на диване и думать? Я этим занимаюсь в вечернее и ночное время или в транспорте. Потом я привык думать, так сказать, репетициями, процессом. Театр делается по живому, а не за столом.

- От многого приходится отказываться?

— Отказываюсь от антреприз, где главная цель — заработать деньги и единственная задача — понравиться публике. Мне кажется, театр должен вызывать разные ощущения, но главное — не отпускать от себя.

- Два последних показа «Демона» были отменены. Развейте слух или подтвердите: спектакль с Олегом Меньшиковым закрыт?

— Нет. Мы договорились не играть спектакль просто так. Когда я узнал, что показы отменены, я был рад, потому что это было бы чудовищно, кошмар, тупое физическое вспоминание мизансцен и текста. Этот спектакль не может играться «ремесленно», он требует настроя. Если «Демона» играть просто так, то будут срываться камни, падать потолок, сломается помост, все сгорит? С этой темой нужно быть осторожными. В апреле мы «Демона» восстановим. (Известно, что Театральное товарищество 814 намеревается снимать телефильм по «Демону» в тех же декорациях Николая Симонова. — Прим. ред.)

2004

Триста смертей Моцарта, Марина Райкина, Московский Комсомолец, 31.12.2004

Девушка Mороз, Лариса Резникова, Московский Комсомолец, 25.12.2004

У Табакова обнаружили «Сердце ангела», Артур Соломонов, Известия, 22.12.2004

«Чайка» приземлилась в МХТ, Глеб Ситковский, Газета, 22.12.2004

Король Лир, Александр Смольяков, Где, 17.12.2004

Ход к зрительному залу… Вячеслав Невинный, телеканал «Культура», 30.11.2004

«Невинный при всей своей массе человек очень тонкий», Ольга Романцова, Газета, 29.11.2004

Верный, страстный, Невинный, Марина Райкина, Московский Комсомолец, 29.11.2004

Сирота армянская, Роман Должанский, Коммерсант, 24.11.2004

Невинность победила, Артур Соломонов, Известия, 23.11.2004

«Я никогда не был важным человеком, VIP», Сергей Капков, Газета, 21.11.2004