Королевские игрыКсения Ларина, Театральные Новые Известия, 29.12.2005 Открываю программку: эскизы к спектаклю огромная крыса, пронзенная шпагой, два могильщика за столиком летнего кафе и нечто, напоминающее «Тайную вечерю» длинный стол, за которым сидят фигурки. Под каждой подпись. Там, где Лаэрт, написано «Лоэрт». Слава богу, в спектакле не было ни крысы с человеческий рост, ни «Лоэрта». Зато было много чего другого например «непредвиденных сочинений», то есть тех, что Шекспир не успел сочинить. Ему помог режиссер Юрий Бутусов.На Призрак (в версии МХТ Дух!) нынче ходят с рогатиной, как на медведя. Три сиволапых мужика в вывернутых шерстью вверх тулупах, громыхая консервными банками, символизирующими границы Эльсинора, пытаются поймать «нарушителя». «Нарушитель» вид имеет вполне земной, с Гамлетом беседует запросто, уютно подбрасывая в ладонях обжигающую печеную картошку. И так, между делом, у костерка да на бережку и выкладывает потрясенному юноше жуткую историю про яд в ухе. Это ухо потом крупно покажут актеры в пьесе «Мышеловка», и «ухом» будет страдать король-убийца Клавдий, то и дело прочищая его то указательным пальцем, то хлопая по нему, как пловец, выскочивший из воды. Из этого клавдиевского уха и будут рождаться самые коварные замыслы по устранению взбунтовавшегося пасынка. Главные мужские персонажи Клавдий (Константин Хабенский), Гамлет (Михаил Трухин) и Полоний (Михаил Пореченков) очень хорошо смотрятся втроем. Они как-то друг другу подходят резонер, неврастеник и комик. Такие сыгранные разухабистые ребята с общим портвейновым питерским прошлым, с благополучным настоящим и довольно внятной раскрученной перспективой. Но Шекспир с Пастернаком вносят в этот идиллический союз свои коррективы и милая троица распадается как звездочки салюта в небе, что взмывают вместе, а падают по одиночке. Михаил Трухин дебютирует на московской сцене, и, судя по всему, дебют этот обошелся ему несколькими потерянными килограммами, сорванным голосом и сдавшими нервами. Маленький человечек, на которого свалилась буквально с небес почетная миссия мстителя, этой ноши явно не выдерживает. Он ее бежит и страшится. Паника в его округлившихся глазах угадывается уже в первом появлении задолго до встречи с папашиным призраком. Он с ужасом ждет грядущих мучений и, кажется, уже с первых минут проклинает весь этот Эльсинор с его невестами, матерями, дядями и прочими, в том числе и почившими, родственниками. Существование на грани истерики доходит до своего апогея в сцене с могильщиками, где осатаневший от выпавших на его долю страданий принц с ненавистью выплевывает в пустые глазницы Йорика-черепа все, что накопилось в его истерзанной душе. «Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты?!» Бедного Гамлета хочется приласкать и успокоить, но даже родная мать (Марина Голуб) не в силах совладать с этим фонтаном неконтролируемых эмоций. Жить «кишками наружу» в течение трех часов невозможно. И Гамлет склоняется к «умереть, уснуть и видеть сны». В снах ему являются мертвая прекрасная Офелия (Ольга Литвинова), победная дуэль с красавцем Лаэртом (Роман Гречишкин) и много-много конфетти, как на детском празднике… Михаилу Пореченкову отвели в этой драме роль придворного (или дворового) Шута, того самого Йорика Весельчак и балагур Полоний шутит с завидным усердием, шутку готовит основательно, с удовольствием выслушивает запрограммированный смех с галерки, удовлетворенно крякает, как после опрокинутой рюмки, и, не дав опомниться, сразу же приступает к следующей шутке. Гибель свою за резным ковром в будуаре у Гертруды он переживает мужественно и покорно. Правда, после смерти со сцены не исчезает, а радует всех своим упитанным довольным видом в других ролях и ролишках, чьи имена авторы спектакля поленились (в отличие от Шекспира) перечислить в программке. В то, что у Полония есть дочь, которую он любит, поверить так же трудно, как и понять а зачем, собственно, вам здесь Полоний? Загулявший обаятельный гусар, эдакий поручик Ржевский, он искрит интонациями Жоржа Бенгальского и выполняет функции дивертисмента для увеселения подуставшей от трагедий публики. А трагедия разыгралась нешуточная. И тащит на себе эту трагедию король датский, Клавдий. Константину Хабенскому удалось то, что до него не удавалось никому Клавдий стал главным персонажем всей драмы, главным ее двигателем и идеологом. И очень быстро все стали зависеть от его настроения, от его темперамента, от его публичных угрызений и злодеяний, приведших к трагическому исходу и оставивших без ответа главный вопрос спектакля. Нет, не угадали. Не «Быть или не быть?» Здесь главный вопрос задает король-убийца: «За что прощать того, кто тверд в грехе?» Сцена покаяния Клавдия всегда игралась как прелюдия к несовершенному Гамлетом убийству, это была сцена Гамлета, стоящего за спиной коленопреклоненного врага с занесенным кинжалом. Здесь же Юрий Бутусов выволок Клавдия на авансцену вместе с железным разделочным столом на спине, дал ему в руку огарок свечи и повернул лицом в зал. А Хабенский взял, да и сыграл. Да так, что мурашки по спине. Отвергнутый небесами, Клавдий постепенно обретает дьявольские черты голос его начинает поскрипывать как старая прогнившая дверь, руки и ноги сводит судорогой. Бесы крутят, бесы подсказывают ему на ухо все новые и новые смертельные игры. Неожиданно решенная (и получившаяся!) роль Короля датского главная удача спектакля, который ко второму акту обрел недостающую стройность и глубину. Борьба с раскаянием и неотвратимость возмездия красивые и мощные «слова, слова, слова», что продираются сквозь балаганный угар и настигают-таки всех участников трагедии. А участники, надо сказать, сильно «сдают» к финалу и на смерть идут чуть ли не с облегчением. Хорошо только счастливому Призраку-Духу (Сергей Сосновский), который и заварил всю эту «кашу». Теперь он, отмщенный, с победительным гиканьем носится вокруг кучи трупов, размахивая белоснежной исподней рубахой на палке знаменем бессмысленной чистоты. В спектакле много цитат из Някрошюса, Штайна, Стуруа В изощренности фантазий Юрию Бутусову не откажешь артистам всегда есть, что делать и чем прикрыться (первый монолог Гамлет произносит с залепленным кремом для торта лицом). Но, чересчур увлекаясь внешними придумками, Бутусов лишает многих возможности играть в полную силу… Осталась недоигранной роль Гертруды очень интересная заявка Марины Голуб, с ее мощным неиспользованным темпераментом и эмоциональной пластичностью. Не дали развернуться юному утонченному Лаэрту, Роману Гречишкину. Зато могильщики-эстеты в белых штанах, декадентская томная «Мышеловка» и Клавдий, играющий на трости, как на саксофоне, останутся в истории, и завтра кто-нибудь процитирует и этого «Гамлета». |