| 12 вопросов для Артёма Волобуева Пресс-служба МХТ, 26.03.2015 - Артем, вы долго шли в профессию?
— Первый мой вуз был в Волгограде, химико-технологический факультет политеха. Потом Саратовская консерватория — окончил с красным дипломом. И потом Школа-студия.
- Как стал возможен такой вираж судьбы: из политеха в актеры?
— Так захотелось уже в школе: быть артистом. Но этого не хотели родители, им нужна была «нормальная, человеческая профессия». И меня «поступили» в политех. Я честно там «отслужил», бросив только на последнем курсе то, что мне страшно надоело. Занимался техническими дисциплинами только вынужденно.
- В какой момент родители поверили в ваше дарование?
— На втором курсе саратовской консерватории. Приехали на экзамен и сказали: «Да, наверное, это твое». Мастер хвалил, я приносил домой хорошие оценки, и папа с мамой смирились, признали, что были не правы. Иногда думаю, что, наверно, было бы круто сразу в 16 лет, окончив школу, поступить на актерский. Но, с другой стороны, опыт только помогает.
- Как технический вуз меняет мозги творческого человека?
— Политех структурирует мозги, упорядочивает жизнь. Я стал педантичным. Многие молодые совершают ошибки: хочется объять необъятное. А я уже сразу понимал, что это невозможно: сперва надо сделать это, потом это, а потом это. Планомерно шел к своей цели, не делая семимильных шагов. Научиться учиться я смог только в политехе.
- А когда вы сами в себя поверили?
— Я до сих пор не уверен. Вот смотришь на какого-то артиста и думаешь: «Ох, вот так бы сыграть. Я никогда так…» Или когда не получается, себя ругаешь: «Ну зачем, зачем я пошел в эту сферу?» Вот выпилишь ты десять деталей – ты молодец, выпилишь семь – не молодец. Если двенадцать – премия. Это понятно. А в театре вообще ничего не понятно. Сегодня ты на вершине эйфории и тебя все хвалят, завтра ты мучаешься и ругаешь сам себя.
- Почему получился таким цельным ваш коллективный спектакль «19.14. Кабаре»? Совпало с чем-то личным?
— Очень многое совпало. Во-первых, сам Молочников – у него такая «дурная» энергетика, он не знает до сих пор, почему какие-то вещи в театре делать нельзя. И он их делает, и у него получается. Другой сразу скажет «так нельзя, там тупик». А Саша не знает и прёт, и всех нас за собой тащит. И мы с ним ругались: «Саша, так никто не делает». Он настаивал, а в итоге это работало. Во-вторых, он собирал команду по крупицам. Первое распределение было совсем иным. Саше было интереснее работать с теми, кто хотел что-то делать в команде, совместно. Я изначально был на маленькой роли и в какой-то момент меня попросили заменить Конферансье на время. Когда роль не твоя, ответственности меньше. Я ходил, дурил немного… и вот так вышло, что роль стала моей, и я с ней не перемудрил.
- Что такое для артиста ждать?
— Я бы разграничил понятия «ждать» и «бездействовать». Один поступил в театр, и через два года уже важная фигура. Рвется, делает что-то, тащит за тобой народ. Кто умеет так же, тот счастливчик. Кто не умеет, тот ждет.
- На первых спектаклях текст Конферансье был всегда разным, сейчас он устоялся, застыл. Почему?
— Импровизаций было много по одной причине: Саша все время приносил новый текст, каждый раз новый. У меня было восемнадцать вариантов, и я всякий раз не знал, что говорить. Когда пришел не свой зритель, а по билетам, я понял, что они не так радушны и не так готовы идти на легкий контакт, к которому я взываю. Какие-то шутки понимают, какие-то с трудом. У меня был однажды крах на сцене. Выхожу и вижу, что один ряд весь пустой, и когда диалог я с залом уже наладил, вдруг протискиваются на кресла опоздавшие. Встают, перемещаются, задние ряды меня не видят – и все, что я сейчас говорю, проходит впустую. В голове ничего нет заготовленного, как на это реагировать. И я тут проиграл всему залу. Но теперь у меня уже есть какие-то придумки на это счет! Однажды на Новый год был выкуплен зал, кажется, были медики. Мы начали рассказывать про войну людям, которые пришли на новогоднюю радость. Я что-то говорю, и вдруг из зала крикнули: «Ну хватит, пой давай!» Потом я был злой весь спектакль. Режиссер меня ругал.
- Какой из советов ваших педагогов вам более всего запомнился?
— В Саратове профессор Галко нам говорил, что артист не должен быть способным на всё. Избирательность и чувство такта отличает настоящего артиста. Артист не должен снять штаны и бегать по сцене, это как-то неправильно. А вот, учась в Школе-студии, я понял, что можно и так! Иногда именно это и правильно. Если надо. Золотовицкий и Земцов учили нас выживать в актерской среде, быть более гибкими, более лояльными. В Саратове из нас готовили драматических артистов, которые должны играть в драматическом театре. Про наш курс в Школе говорили: «Ваша формула проста: пришел, понравился, ушел». Золотовицкий учил нас, что артиста должно зрителю не хватать. «Где этот талантливый мальчик? Только что был здесь…» Не должно зрителя от артиста тошнить.
- Самое экзотическое место, где вы побывали?
— Я очень впечатлительный, для меня любое новое место особенное. Ездили в Прагу с «Белой гвардией», какой красивый город! Жители, архитектура, воздух – все тут сочетание несочетаемого. Потом был Будапешт, потом был Цюрих, Пекин. Все не так. А в Прагу влюбился. В Школе-студии Рыжаков и Золотовицкий вывозили нас в Новосибирск на гастроли с «Класс-концертом», и потом поехали на Алтай. Ой! Река Катунь, леса, горы, туристическая база в деревянных домах. Вдалеке от всей цивилизации. Три невероятных дня. Хочется туда вернуться.
- Из чего состоит ваша жизнь, кроме театра?
— Честно сказать, более не из чего. Александр Галко в Саратове нам говорил, что театр не прощает измены. Либо ты в театре, либо нет. Хотя в Москве иногда это опровергается. Если бы у меня что-то было за пределами театра, я бы не смог столько работать. А тут, в МХТ, надо работать. Я в числе редких людей на земле, которые занимаются тем, что любят. Я это ценю и выбираю именно это.
- Ваша первая роль в МХТ была в спектакле Виктора Рыжакова «Прокляты и убиты» — спектакль, который во многом строился как презентация нового мхатовского поколения. Чем это поколение отличается от других?
— Наглее. Быстрее. И с огромным желанием всего и сразу. Оно более зубастое. Нет незыблемых авторитетов. Все по плечу, на все готовы, меньше страхов. Нас научили, что нельзя переходить сцену в уличной обуви и в шапке, не грызть ногти на сцене, а мастер всегда прав. А сейчас я понимаю, что и мастер может ошибаться, и в шапке может кто-то чужой пройти по сцене. Недавно сделал кому-то замечание: «Ты в шапке». Мне ответили: «И чё?» А я подумал: «И, вправду, чё?» Ну ходит человек по жизни в шапке…Хамелеон?, Анастасия Вильчи, ИА Index-art, 27.09.2015 Век Табакова, Григорий Заславский, Независимая газета, 17.08.2015 «Мефисто», Анна Балуева, Комсомольская правда, 21.05.2015 Вечная память, Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 27.04.2015 | |
