| 10 вопросов для Данила Стеклова Пресс-служба МХТ, 3.04.2015 - Когда вы осознали, что театр – это навсегда?
— Да я как-то до сих пор не могу понять, на месте ли я. Точно знаю, что выбора у меня больше нет — я ничего не умею. Обучили меня актерскому мастерству. В школе я был двоечник-троечник. Может, и хочется поменять что-то, но мне сейчас некуда уйти. Я не спортсмен, не ученый. Сама профессия заставляет себя любить. Это жесткий ответ, это я как «райкинец» говорю.
- Как троечник оказался артистом?
— Семье спасибо! С пяти лет бегал у бабушки по театру, она у меня главный администратор Театра им. Вахтангова — работает там более двадцати пяти лет. Потом носился по «Сатирикону», где играют мама и отчим. Я очень любил читать. С самого детства. Постоянно была пятерка по литературе. И поступление в шестнадцать лет в Школу-студию МХАТ было поступком не слишком осознанным. Есть же люди, которые несколько лет идут к своей цели — а я не думал ни о чем и поступил. Выбора другого не было. И только на третьем, четвертом курсе пошли сомнения, когда судьба наносила жесткие удары, когда были неудачи. Денег в театре не заработаешь, счастливым не станешь. Но если уйдешь из театра — ты слабак. В театре есть и семья, и конкуренция огромная. Вроде все родственники, но все равно со всеми силами меряешься.
- Если читали, то что читали?
— Я очень люблю современную литературу. С детства читал именно ее. Пелевин, Прилепин, Сенчин, Сорокин, Водолазкин, Елизаров, Мариам Петросян. И музыку люблю современную, рэп. Там есть энергия и близость к правде, злободневность, острота. Люблю кино Балабанова, Юрия Быкова, Звягинцева.
- Театр не вызвал отторжения с детства?
— Нет, я сразу полюбил театральную кухню. Мама и Володя, мой отчим [артисты театра «Сатирикон» Агриппина Стеклова и Владимир Большов], буквально сутками проводили в театре, в особенности, когда Юрий Бутусов выпускал «Макбетта». Я его потом видел четырнадцать раз. Благодаря «Макбетту» я и захотел заниматься театром. Потом был «Ричард III», «Король Лир», «Чайка». И вся кухня — передо мной: скандалы, слезы, ругань, обсуждения. Меня это все очень привлекало: этот мир и грязный, и волшебный одновременно.
- К какому театру вы идете?
— Хочу своего театра. Сейчас очень много информации, очень много интересных режиссеров, писателей, художников. И, с одной стороны, теряешься, с другой, мы от этого взрослеем быстрее. Уже на первом курсе мы были активными в поиске своего искусства. Я еще не так много сыграл, и мне сейчас хочется как можно больше работать, и работать с разными системами. Я благодарен Алле Борисовне Покровской — занятия с ней в институте были удивительными, целый космос. И очень нравится работать сегодня с Константином Богомоловым, с Мариной Брусникиной. С Константином Райкиным, моим учителем, был интереснейший период выпуска «Ромео и Джульетты». Все разные, полярные порой. Я, наверное, не смогу никогда отказаться, сказав «Это не мой театр». Всё — моё. Наше новое поколение, оно не узкое. Всеприятие. Работать всем хочется ужасно.
- Чем лично вас волнует спектакль Марины Брусникиной «Деревня дураков», где вы играете?
— Тема моя. Тема нашей страны. Почему так сильно пьют, почему так сильно воруют, почему мы такие бедные-несчастные? Огромная великая страна. Мой сосед Гриша не был в театре пятнадцать лет, ему 42 года. Такой простой парень в трениках. Я пригласил его на «Деревню». И он был в восторге до такой степени, что тут же после спектакля сделал для меня банановый пирог, принес поблагодарить: «Даня, я плакал, это так про нас, про нашу жизнь». Вот ради этого делаешь театр. Как-то жизнь нашу нескладную сделать лучше. Этого Гришу сейчас так с кредитами обманули, мать уволили… Хочется с этим спектаклем поездить по стране, с людьми пообщаться. Недавно я ездил помогать Михаилу Рахлину ставить спектакль в Тамбове. Говорил с актерами, которые получают по пятнадцать тысяч в месяц…
- Бывает и хуже, бывает и по семь…
— Да. Вот для них что-то хочется делать. Сейчас снимался в Тольятти. Боже-боже, как же люди живут, как при этом к искусству относятся. Вокруг съемочной площадки все время были толпы людей — не видели люди никогда такого. Не хватает искусства в стране, голодание по творчеству.
- Театр может изменить жизнь?
— Я в это верю. Всякий раз после «Макбетта» я выходил ошарашенный, в слезах. Звонил тут же каким-то людям, разговаривал с ними подолгу, нужно было выговориться. Я словами мастера скажу. Райкин нам говорил: «Гопник, урод, гнида, козел придет к нам в зал и, может быть, хоть чуточку станет добрее. Сворует завтра поменьше».
- А что еще из советов учителей вам запомнилось?
— Райкин нас так воспитал, мы все дружили друг с другом и еще с прошлыми курсами Райкина. «Райкинцы» никогда не опаздывают. Это выжигалось на курсе каленым железом. Если на три минуты опаздываешь, следует жесточайшая разборка. Константин Аркадьевич орал так, что на всю жизнь отбивал желание опаздывать. Причем с хорошими аргументами для артиста: «Вы никому не нужны, на две минуты опоздал — взяли другого артиста». У нас репетиции в «Сатириконе» начинались в девять утра – я вообще такого не видел нигде больше. Нас называли «самурайкиными». Я очень благодарен за эту школу боевую.
- Какие у вас есть самозапреты в профессии?
— Сейчас я все могу, если режиссер меня убедит в этом. Хотел бы сыграть у Бутусова – кумир детства. Он же мучает артиста, и я хотел бы с Бутусовым мучиться. С такими режиссерами артисты становятся крепче. Хочется Шекспира сыграть – такая мускулистая, крепкая драматургия. Нравится Чехов, играю в «Чайке» Богомолова Медведенко – есть сцена, где я просто слушаю текст. Сижу и наслаждаюсь.Хамелеон?, Анастасия Вильчи, ИА Index-art, 27.09.2015 Век Табакова, Григорий Заславский, Независимая газета, 17.08.2015 «Мефисто», Анна Балуева, Комсомольская правда, 21.05.2015 Вечная память, Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 27.04.2015 | |
