| 15 вопросов для Ксении Лавровой-Глинки Пресс-служба МХТ, 24.04.2015 - Ксения, какие события повлияли на выбор профессии?
— Я из театральной семьи, театр у меня был всегда. Не было ни одной секунды без театра. Дедушка — артист, папа — артист и режиссер театра в Кимрах Тверской области. Театр никогда не был откровением, неожиданностью для меня. Равным образом не было и иллюзий по поводу моей профессии. Когда папа уезжал на гастроли, он меня с собой брал — меня с детства воспитывали как актрису, показывали все стороны театра, включая малоприятные. У меня были только сомнения, идти ли в театральный институт, есть ли у меня силы на это. Но авантюра все же случилась — в шестнадцать лет я из своего провинциального городка сорвалась и уехала поступать в Москву. Мало верила в успех. Но верила, что ничего больше я не хочу, никем больше я не могу стать, и я ничего больше не понимаю. Была только возможность развивать свои музыкальные способности — неплохо играла на скрипке.
- Еще ведь надо было себя уверить в том, что есть талант?
— А я не уверена в этом до сих пор. Это каждый раз проверяется на деле. Или кто-то мне об этом говорит.
- Как провинциальному человеку далась Москва?
— Время было чудовищное: девяностые годы. Было страшно. Не понимаю вообще, как меня мама отправила из очень камерного городка, где все друг друга знают, в эту кошмарную Москву. Мне было некомфортно, все пугало, я была очень маленькая тогда. В любой удобный момент я срывалась и ехала домой на электричке. Максимально оттягивала расставание с домом. Постепенно, за время учебы в Школе-студии, я привыкла. Безумно люблю Москву, и мне кажется, что этот город — единственный для меня. Жила я много где, в том числе и за границей. Но Москва — это все равно город моей любви. Вот стою на Большом Каменном мосту и вижу закат — ну потрясающе! Москва, я тебя люблю. Исколесила ее вдоль и поперек на машине.
- Педагоги Школы-студии МХАТ сейчас говорят о том, что растет новое актерское поколение, у которых нет кумиров. А к какому театру вы себя готовили?
— Я из поколения, когда кумиры были. А у совсем молодых это прекрасно! Сейчас я работала со стажерами Художественного театра — я была поражена, у новых артистов нет рамок воображения. Их мысли, их полет фантазии — такая свобода! Я даже притихла, поутихла. Только подсматривала, подслушивала. Когда я выхожу на сцену МХТ, чувствую трепет — мне дали право на ней постоять. Особенно когда спектакль хорош и сыграли мы его хорошо, я практически всегда на поклонах рыдаю — мне очень свойственно ощущать счастье пребывания на сцене. А уж если тебя Олег Павлович похвалит, то совсем… А вот молодежь другая совсем, они свободнее. Это хорошо, должно все развиваться. Мне лично нравится всё, что талантливо. Я готова фантазировать, делать что-то несвойственное. Готова со вниманием смотреть и слушать то, что делают молодые.
- Сложно актрисе скрывать трепет?
— Да. К счастью или к сожалению, хоть у меня уже и есть некоторый опыт, мне все страшнее и страшнее вступать на сцену. Помогает валокордин. С годами больше ответственности, больше ожиданий у зрителя. Страшно разочаровать публику, схалтурить. Переживаю, если магии не случилось — это бывает редко у нас, но в эти моменты я всем родственникам жалуюсь, начинаю разбирать ситуацию.
- Вы в ролях в МХТ стали часто совмещать драматическую игру с мюзикловыми номерами. Вам это нравится?
— Я обожаю. Даже не спрашивайте, какой спектакль люблю больше. Я обожаю свою странную «Шагу» — спектакль с трансформацией даже моего сознания, с испытанием для моей актерской природы. Обожаю другую роль в «Преступлении и наказании». Люблю и «Трёшку» («Трехгрошовую оперу»), и «Зойкину квартиру». Если я могу петь и если мне это доставляет удовольствие, то почему не петь?
- Какой совет ваших учителей вас поддерживает сегодня?
— Олег Павлович один раз нам сказал такую фразу: «Ребята, думайте, думайте, поезд может уйти, а вы можете остаться на перроне». Это в моем студенческом сознании тут же визуализировалось: ведь я все время в Кимры ездила на электричке. И сегодня я не делаю ничего нарочно, чтобы куда-то залезть, пролезть. Вот всё идет как идет. Но все равно надо что-то делать, чтобы не остаться на перроне.
- Есть ли у вас самозапреты в творчестве?
— Я не люблю пошлости.
- Пошлость у каждого своя.
— Да. У каждого режиссера есть своя пошлость! Я бы сказала, что пошлость — это неоправданный излишек выразительности. Когда режиссер выражается ради самовыражения. Когда делают чрезвычайно яркую картину. Иногда артисты даже с этим борются, восстают против режиссера. Режиссер что-то придумал, а это не входит в канву спектакля, без этого можно обойтись, лучше сделать лаконичнее, но глубже и ближе к смыслу.
- Самая странная зрительская реакция в вашей карьере?
— Я очень люблю общаться со зрительным залом во время спектакля. Например, в «Шаге» есть дозволенная режиссером возможность живого диалога. Люди отвечают, с ними работаешь. В «Трешке» я бомжихой тоже выхожу в зал, кто-то идет на контакт, кто-то закрывается, кто-то боится меня, кто-то откровенно грубит. Интересные реакции!
- Вас когда-нибудь ставили в тупик зрители?
— У меня нет никаких заготовок. Даже если ставят в тупик, выворачиваешься. На всё есть юмор. Юмором можно спасти любую ситуацию, и на сцене и в жизни.
- Что вас заставляет злиться, грустить?
— Когда людям наплевать. Это самое непростительное. Равнодушие. Если в семье равнодушие, надо разводиться, если в зал приходят люди с вызовом, с претензией, пусть лучше уйдут. Бывает и в артистах такое – тогда надо в кафе идти работать.
- Из чего состоит ваша жизнь, кроме театра? Какие у вас увлечения?
— Да нет у меня никаких увлечений. Дети растут, вот мои увлечения. Я хочу быть счастливой. Все делаю для того, что жизнь моя была счастливой, полной, проходила в поездках. Меня на всё не хватает. Я чрезвычайно ленива.
- Куда вы любите путешествовать?
— Я обожаю Россию и не перестаю в этом признаваться. Есть возможность путешествовать с театром — Дальний Восток, Урал. Странные, разные города. Это так интересно и иногда страшно одновременно. Люблю Золотое кольцо. Если мне нужно перезагрузить мои внутренние файлы, мы садимся в машину и на день-два едем в Углич, Суздаль, Ростов Великий. Меня это волнует. И про людей больше начинаешь понимать — это для сцены очень важно. Жизнь ведь не такая, как в Москве.
- Что такое для актрисы ждать?
— Это самое страшное, что есть в нашей профессии. Я сейчас буду рыдать. Легче переносить неудачи, страдать от них, разбираться в них. Все равно что-то делаешь. А вот ждать роли, ждать удачи, ждать своего часа — с этим наша профессия не разделима. Здесь знак тождества. Это самое тяжелое – в эти моменты только родственники, близкие спасают. Одиноким актерам это переносить тяжелее. Моя жизнь заполнена, есть чем заниматься. Я еще кому-то нужна, кроме театра.Хамелеон?, Анастасия Вильчи, ИА Index-art, 27.09.2015 Век Табакова, Григорий Заславский, Независимая газета, 17.08.2015 «Мефисто», Анна Балуева, Комсомольская правда, 21.05.2015 Вечная память, Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 27.04.2015 | |
