Спектакль «Мама» (режиссёр Егор Трухин)

, 2.03.2022
Французская пьеса Флориана Зеллера – часть трилогии, куда входят также пьесы «Сын» и «Папа». Эта трилогия стала в последние несколько лет необычайно популярна на множестве театральных сцен мира. И Россия не избежала «зеллеромании»: в репертуарах театров не только Москвы, но и других городов можно насчитать уже более дюжины постановок.

Трилогия связана общей темой: семья сводит с ума, мучает и терроризирует одного из ее членов. Зеллера интересует ситуация душевного расстройства, смешение границ вымысла и реальности как результат незаметной человеческой жестокости, скрытых форм угнетения даже внутри узкого семейного круга. То, что создано для коммуникации, взаимопомощи, – семья – оказывается формой подавления, адом на земле, тюрьмой для страдающей души. Кризис института брака – одна из важнейших тем драматургии последних полутора сотен лет: среди предшественников Зеллера – наши классики Антон Чехов, М. Горький и Лев Толстой, сумрачные северяне Август Стриндберг и Генрик Ибсен, американцы Юджин О’Нил, Теннесси Уильямс и Эдвард Олби, наша современница Людмила Петрушевская.

Спектакль «Мама» в Московском Художественном театре – результат серьезной авторской переделки оригинала – пьесы Флориана Зеллера. Практика показывает, что наиболее ценными постановками пьес Зеллера становятся спектакли, где его многословные сентиментальные пьесы преобразуются, редактируются. (Например, постановка пьесы «Сын» Юрием Бутусовым в Российском академическом молодежном театре.) Режиссер Егор Трухин, по сути, создает свою версию и меняет жанр пьесы: он превращает многофигурную композицию едва ли не в моноспектакль для актрисы Марии Зориной. Во французском оригинале муж героини, сын и его девушка разговаривают, вступают в диалоги с матерью. В спектакле МХТ они по преимуществу молчат и слушают. На театральном профессиональном языке различаются понятия монопьесы и монодрамы. В монопьесе на сцене только один артист. Монодрама – это такой способ построения пьесы, где все действие происходит в воображении одного из героев. В нашем случае все, что мы видим на сцене, – это проекция мышления главной героини. И именно в ее воображении сменяются декорации, обстановка дома, больничной палаты. Все это – черная яма неугасимой душевной боли. Все тут смешалось в одной несчастной голове.
​
Актриса Художественного театра Мария Зорина впервые выступила в заглавной роли. И это доверие молодой, опытной, оснащенной актрисе оказалось оправданным. С первых секунд спектакля мы видим захватывающее, парадоксальное поведение. Зрительный зал бросает то в жар, то в холод. Ритмически организовано не только действие, но и жизнь страдающего тела матери – пружинистого, S-образного, изувеченного вечной мукой и материнским рабским, роботизированным трудом. В пьесе Зеллера культивируется пьянство главной героини, Мария Зорина счастливо избежала этих подробностей, расширив проблему безумия в глубину, в более существенные основания для драмы.
Мария Зорина русифицировала свою француженку и сделала ее совершенно не буржуазной, не светской дамой из чужого мира. История словно бы перенесена на нашу почву, в ней затеплились родные краски.

Героиня часто смешна, часто истерично отчаянна, она требует нашего сочувствия и внимания. Требует жалости и сострадания к труду жалкой женщины, униженной и растерзанной чередой домашних нужд: дети, муж, дом взывают к ежесекундному вмешательству, к решению бесконечного и принципиально не разгадываемого повседневного кроссворда. Тут и бунт против женской участи, тут и драма обреченности, тут и серьезная социальная проблема, подымаемая сегодня феминистской этикой. Действия главной героини – результат как роботизации ее реальности, так и ее желания сочинять красивую сказку о жизни, которая бы заменила неинтересные, скучные, утомляющие будни.
​
Семья в финальных фантазиях главной героини является ей как врач с успокоительным, как мягкая зефирная мечта о покое, а на самом деле в реальности семья тут выступает как убийца.