МХТ им. А. П. Чехова: Виктор Гвоздицкий: «Пожалуйста, поднимайте ресницы, когда я опущу»

Виктор Гвоздицкий: «Пожалуйста, поднимайте ресницы, когда я опущу»

Виктор Гвоздицкий, komedia.ru

... О СЦЕНЕ
К сожалению, сцена не всегда является слагаемым спектакля. Хотя, конечно, всякое бывает… Может быть, не случайно на лучшей театральной сцене — сцене Александрийского театра — расцвел талант лучшего театрального художника Головина, а когда они (сцена и художник) попадали в руки Мейерхольда — получались «Дон Жуан», «Гроза» и шедевр на все времена — «Маскарад».

В акимовском театре сцена совсем не самая лучшая и не самая удобная. Неглубокая, с небольшими карманами. Трудная. Но акимовские артисты ее любили — все. И опять Николай Павлович так все устроил, придумал, сочинил. .. Когда идешь на сцену, два-три раза увидишь себя обязательно в стенках-зеркалах. Лесенки на сцену ведут какие-то сказочные: маленькие и побольше, с перилами и без… Целая история — пока доберешься. Когда работал там я, перед сценой стояли старые глубокие пружинные черные диваны и кресла черной кожи. Мы, молодежь, не смели плюхнуться туда в присутствии премьеров. Только на бессмертном утреннике «Волшебные истории Оле Лукойе» в постановке Льва Исааковича Лемке — как прислуга, когда господа на бал уехали, — гомонили, курили, ощущали и себя артистами…

Декорации трудно прирастают к этой сцене. Идеально ее использовал, чудеса творил на ней, кажется, только Акимов. Эта сцена, как и весь дом-театр, была его главным произведением. Это было совершенно очевидно, когда восстанавливали «Тень» Шварца. Сценография Марины Азизян. Как изящно, деликатно она сохранила почти все пространство, чуть-чуть скорректировав и коснувшись. Мне сейчас кажется, что этот балкончик Принцессы и балкон-визави, где появляется и исчезает Тень, кадки с апельсиновыми деревьями, фигура лошади с откляченным задом, установленная на консольной колонне, дворцовая лестница с троном и убегающими бесконечными ступеньками, — все это чудесным образом соединялось с фойе театра, Елисеевским дворцом-гастрономом, искривленными от времени паркетными половицами зрительской части, окнами во всю стену и зеркалами, зеркалами — в фойе, у сцены, при входе в партер. Зеркальное отражение — театра и сцены, зрительного зала и сцены, публики в креслах и фигурантов на подмостках — в этом театре открыл Николай Павлович. А может, казалось тогда, «когда деревья были большими»?

В театре «Эрмитаж», где я оказался после таких единственных сцен — Комедии и БДТ, сцена была совсем не подарок. Да и сценой это назвать было трудно. Просто печаль меня одолела, когда впервые увидел. Ну, совсем уж без глубины, без колосников, без эха. Не представить, что на этом месте начинали «художественники», репетировали Станиславский, Немирович и Санин. Ставил спектакли Марджанов, какое-то время играла труппа Моссовета. Историческое место, вернее, земля историческая. Вот совсем скоро наш МХАТ будет отмечать столетие переезда в Камергерский переулок. За эти 100 лет, или даже больше, столько всего перестроили и сломали, что осталась только эта милая маленькая коробка без театральных запахов и тайн. Кажется, почти эстрадная площадка. Но вот пришел Давид Боровский и появился мой любимый «Нищий, или Смерть Занда». Вряд ли бы без Давида Боровского родился этот мир Юрия Олеши, и наш «Занд» прожил такую длинную-длинную жизнь в 17 лет. Задышала и ожила сцена. Большая, почти громоздкая декорация двухэтажной московской квартиры 20-30-х с ширмами, никелированной кроватью с шарами на спинках и кружевным подзором. Диван. Чучело мхатовской чайки. Буфет купили в ленинградском антикварном магазине специально для «Занда». Восковые цветы в вазах. Чего там только нет! И театр в тот вечер, когда идет «Занд», другой, и сцена другая — большая, старая; даже фонарики рампы (их тоже придумал Боровский) выглядят естественно — другой мир.

Я с тревогой иду смотреть спектакли из Европы, порой самых именитых сегодня режиссеров. Просто тоска накрывает, когда видишь, что в этой декорации можно поставить и сыграть «Годунова», а можно «Три сестры», да и «Гамлета» тоже удачно можно разыграть — все что угодно. Евроремонт. Приблизительность сценографии очень влияет на существование актеров. Может быть, поэтому до сих пор в нашем театре я восхищаюсь высочайшим уровнем художников. Март Китаев, Давид Боровский, Валерий Левенталь, Сергей Бархин, Татьяна Сельвинская, Даниил Лидер — рыцари, академики, аристократы в театральном цехе.

Сцена похожа на живое существо. Она обладает памятью. Прощаясь, актеры берут на память щепку из половицы. Все сцены мира разные. Все они имеют свою индивидуальность, свой возраст, свое лицо.

«Как нас принимали в Харькове», — повторяют, наверное, все, кто хоть однажды стоял на сцене «Березоля». Навсегда осиротевший театр с чугунными, литыми, из кружевных виньеток лестницами кулис, на которых сохранились бронзовые шишечки для ковров, но нет ковров и нет Курбаса. Нет и его великих актеров. Нет Чистяковой, Ужвий, Бучмы, Гирняка, Крушельницкого; нет декораций художника Вадима Меллера. Мы с Ахеджаковой играли там премьеру «Подсолнухов» Тенесси Уильямса. Вышли на сцену и замерли — голая, бедная, оставленная и в то же время намеленная, любимая, гордая.

У каждого артиста можно спросить, на какой сцене ему лучше всего играть, стоять, жить. Для меня лучшая сцена моей жизни — Художественный театр. Когда Китаев построил декорацию к лермонтовскому «Маскараду» — открыл всю ее невероятную глубину, затянул траурными тюлями, занавесами с таинственными знаками, — она откликнулась, зазвучали голоса и строгий зал Шехтеля отразился в зеркальном пространстве декораций. В этой сцене есть тайна. Эта тайна проста — она или принимает, или нет.

Если принимает, то поможет стоять. И выстоять. Исчезает страх.

1999

Юность — это возмездие, Нина Агишева, Московские новости, 30.11.1999

Ангелина Степанова — это уже история, Виталий Вульф, Независимая газета, 24.11.1999

Музейный Ибсен, Павел Руднев, Независимая газета, 24.11.1999

Наедине с большой сценой, Нина Агишева, Московские новости, 16.11.1999

Не наше все, Алена Карась, Независимая газета, 19.10.1999

Театр не для нас, Марина Давыдова, Время MN, 18.10.1999

Евреинов прощен, Роман Должанский, Коммерсант, 15.10.1999

Романс о влюбленном, Елена Светлова, Совершенно секретно, 1.04.1999

1998

Не стало Сергея Шкаликова, Григорий Заславский, 9.12.1998

С. Т. Морозов и постройка театра, Московская перспектива, 27.10.1998