Режиссеры | Отцы как детиНаталья Шаинян, Экран и сцена, 20.01.2025 Драматургия Александра Вампилова, несколько пьес, созданных примерно за десятилетие в шестидесятых, обрела широкую сценическую жизнь после ранней смерти драматурга, и это тяготение к наследию иркутского автора театр не исчерпал и в новом веке. Как режиссеры сегодня читают Вампилова, видят ли в его работах антикварную вещицу или нарочито осовременивают – чаще всего можно изучить на примере двух пьес: «Утиной охоты» и «Старшего сына».Последнюю показал на Новой сцене МХТ имени А. П. Чехова Андрей Калинин. Выпускник Щукинского училища, он больше известен в Петербурге, где работает в Александринском театре. Свой спектакль в МХТ он оформил как художник. Особенность этого пространства – широкая и неглубокая сцена перед зрительным залом, также вытянутым в ширину. Края сцены постановщик выгородил и закрыл черными полупрозрачными занавесками, такую же ткань протянул по заднику. Получилось два тканевых бокса слева и справа, в которых происходит часть действия, диалоги как бы за сценой, почти невидимо для зрителя – но, к сожалению, эти боксы весьма сузили и обзор для зрителей, сидящих с краю. Середина сцены застлана дощатым помостом. На нем – старое кресло перед бормочущим телевизором, домотканый половик. В кресле дремлет человек. Перестановки совершаются на глазах публики – монтировщики и реквизиторы приносят мебель и вещи, но актеры их словно не видят. Так создается ирреальность происходящего, где предметы возникают будто в невесомости, в сумрачной дымке. Перед нами – сновидение одинокого старика Сарафанова, неудачливого музыканта, несчастливого семьянина, грезящего об иной судьбе, о доме, вдруг чудом наполнившемся молодыми голосами. Условность, в немалой доле заложенная в пьесу драматургом, подчеркнута и усилена. В самой завязке вампиловской пьесы исключена возможность ее внешнего осовременивания: два юных оболтуса, опоздав на электричку, обречены искать ночлег стылой майской ночью в чужом месте. Это эпоха до мобильных телефонов и уберов, до кодовых замков на подъездах – благодаря чему только познакомившиеся парни, Бусыгин и Сильва, и оказываются в квартире Сарафановых. В этой паре Бусыгин в исполнении Кирилла Власова – сдержанный, нордически красивый, слегка рисующийся циничными замечаниями и самоуверенной повадкой с девушками. Сильва у Даниила Феофанова по контрасту выглядит простодушным веселым малым, с непосредственными реакциями, мгновенно выдающим все, что приходит в голову – так он и брякнул в доме, куда их пустили, про внезапно найденного сына хозяина в лице Бусыгина. Эта парочка немного походит на Дон Жуана с Лепорелло: Сильва спешит ухватить сиюминутные удовольствия – выпивку, закуску, тепло в квартире, он бренчит на гитаре, увлеченно флиртует с красивой соседкой. Он же чует опасность разоблачения и тянет товарища бежать при первой возможности. Сильва не подл, не гадок – напротив, он обаятелен, как веселый пес, который радуется компании, обещает дружбу первому встречному, ластится к красавице и не может не стянуть лакомого куска, несмотря на запрет, потому что такова его природа. Бусыгин же не проявляет ни горячности, ни энтузиазма, ни страха, довольно долго он не теряет элегантной уравновешенности и холодка, даже в абсурдной ситуации мнимого родства с семейством Сарафановых. Очень постепенно в нем проявляются душевные движения, для него самого неожиданные. Это вытаивание из-под ледяной корки происходит не из-за влюбленности в Нину, якобы сестру, точнее, не столько из-за нее. В спектакле Андрея Калинина важнее всего тема сыновства, отцовства, семейственности, чувства семьи и связи между ее членами. Его интонация – печальная нежность, грустная теплота. Бусыгин – безотцовщина, сын одинокой матери. Он кидается склеивать треснувший сосуд чужой семьи, только в процессе понимая, что с ним происходит. Первый, кого он встретил в доме Сарафановых, и будет тем, к кому он ощутит подобие родственного чувства, старшинства, заботы. Это школьник Васенька – его играет Максим Осинцев, студент Школы-студии МХАТ, и это интересная и успешная работа (в очередь с ним играет звезда молодого поколения мхатовцев Илья Козырев). Васенька у Осинцева – некрасивый, взъерошенный, нервный, щуплый мальчик в пароксизме двойного кризиса – несчастной любви к взрослой красавице и подросткового отчаяния вообще, когда мир враждебный и дом чужой. Наталья, в которую он влюблен, – работа еще одной восходящей звезды МХТ Юлии Витрук. В ее героине нет ни победительности, ни задора, ни даже улыбки. Это сумрачная русалка, которой не по калибру хибарка и одиночество, в которых она влачит жизнь. В ней явнее всего усталость и досада от общего внимания, и даже на свидание с Сильвой она соглашается без радости и кокетства, а словно от тоски. Бусыгин, начав с довольно хамского тона с мальчишкой, пустившим их в квартиру, незаметно приходит к странной для себя роли старшего брата. Его сопереживание метаниям Васи и стремление хоть силой удержать его от бегства из дома как будто удивляют его самого. На вопрос Сильвы «Тебе-то что до них?» он ответить не может; ответ еще неясен ему самому, и потому суета и страсти в доме, в которые он включается, становятся материалом для самопознания. Нину играет Анна Затеева – у нее это энергичная, решительная девушка, рано повзрослевшая, потому что с детства взяла на себя роль хозяйки дома. Она живее и активнее Бусыгина, откровеннее демонстрирует ему свою заинтересованность: он, положив ногу на ногу, напоминает мнимой сестре, что она опаздывает на свидание, а она то вскакивает, то присаживается, заглядывает ему в лицо и никак не может расстаться. Победа над ее женихом Бусыгину так легка, что даже неспортивно: Антон Лобан играет Михаила молодцеватым дундуком в щеголеватой курсантской форме, по-хозяйски распоряжающимся в доме невесты и глухим ко всему, кроме себя любимого. На его фоне байронический Бусыгин несравнимо притягательнее для Нины. Но в пьесе и в спектакле нет ни ответа, ни даже постановки вопроса о том, почему же девочка едва из школы так рвется замуж и особенно – прочь из дома, аж на другой конец страны. Нине 18 лет, а рассуждает она как повидавшая виды молодая женщина, ищущая опоры. Что за тайная порча на доме Сарафановых, гонящая из него и детей, и самого отца? Его фигура и есть центр спектакля. Андрей Григорьевич в исполнении Александра Семчева – это человек, катящийся к пропасти и последним усилием пытающийся удержаться от распада. Он мягок, беспомощен и доверчив, как ребенок. Свою любовь к детям он не может воплотить никак, не способен помочь, поддержать, быть старшим. Он давно не справился с жизнью и оставил эти попытки, и все, что у него есть – это наивная ложь о своих концертах и воспоминания о когда-то начатой оратории, чтобы перед детьми сохранить образ себя прежнего. Это взаимный заговор благородства – на самом деле, отчаянно детский, инфантильный способ справиться с крушением, будто закрыть глаза ладонями. Здесь отец словно внутренне младше своих детей, взявших на себя заботу о его душевном покое. Появление неведомого сына он потому сразу принял на веру, что это зов прошлого, единственной краткой поры счастья. Герой Семчева так вспоминает тот короткой роман после войны, скупо, без подробностей и восклицаний, что ясно – ничего подобного больше ему пережить не удалось, именно тогда он был собой, жил и любил, и все оборвалось и не повторилось. Почему сбежала от него жена, бросив с малыми детьми, почему дети, едва оперившись, рвутся прочь, почему ни профессии, ни творчества ему не осталось – первый ответ: потому что пьет. А пьет почему? И здесь проступает судьба человека, который не справился, не победителя, не героя. Неловкость в отношениях и нехваткость в делах, деликатность, внутренний надлом заставляют его стыдиться себя самого. Внезапно обретенного старшего сына он воспринимает не только как посланника из единственной настоящей поры своей жизни, но как возможность сбыться в его глазах в лучшем качестве – отца, достойного уважения детей, человека, живущего духовной жизнью, продолжающего творить. В этом ночном пьяном разговоре в нем действительно начинает сиять его душа, и Бусыгин верит ему безоговорочно. Моменты настоящей пронзительности и красоты в спектакле – это сцены отца и сына, детей и отца; когда Сарафанов при первой встрече смотрит на «сына» полными слез глазами, и в его осторожном объятии столько нежности и веры в счастье, и когда в финале он не хочет отречься ни от кого из детей, кровных или нет, и рыдая, утверждает отцовство по праву любви. Главное для него – быть принятым всеми детьми. Сценическая обстановка буквально вопиет о неуюте, шаткости, сирости этого дома. Табуретки, на которые неловко присаживаются, кастрюльки, из которых что-то клюют на ходу, припрятанные бутылки водки, жадно разлитые стопки, опрокинутые без закуски, случайность быта, отсутствие устоя, покоя, красоты. Еще и подпол как могилка, где то Васин чемодан, то отцов футляр с кларнетом словно схораниваются. Была ли взаправду эта встреча или это лишь греза, несбывшаяся мечта одинокого сломленного человека в кресле посреди опустевшей сцены, не так и важно. Важно, что именно родительское чувство, любовь к детям – последнее, что остается и поддерживает гаснущую жизнь. Оригинал статьи Пресса Отцы как дети, Наталья Шаинян, Экран и сцена, 20.01.2025 Потерянные дети встречаются с родителями 20 лет спустя, Анна Чепурнова, Труд, 26.12.2024 «А был ли мальчик?»: в МХТ имени Чехова представили новую интерпретацию «Старшего сына» Вампилова, видеосюжет телеканала «Мир 24», 19.12.2024 Время и семья Сарафановых, Наталия Каминская, Петербургский театральный журнал, 14.12.2024 С добром пожаловал в семью: в МХТ представили «Старшего сына», Светлана Вовк, Известия, 14.12.2024 МХТ им. Чехова поставил «Старшего сына» по пьесе Вампилова, видеосюжет телеканала ТВ-Центр, 12.12.2024 В МХТ имени Чехова поставили спектакль по пьесе Вампилова «Старший сын», видеосюжет телеканала «Культура», 11.12.2024 На Новой сцене МХТ Чехова — премьера спектакля «Старший сын», Полина Федосеева, BFM.ru, 11.12.2024 |