Тойбеле и её демон | Наедине с большой сценойНина Агишева, Московские новости, 16.11.1999 Свое новое столетие МХАТ имени Чехова начал в этом сезоне двумя премьерами: ?Самое главное? Евреинова в постановке Романа Козака и ?И свет во тьме светит?? Толстого (режиссер Вячеслав Долгачев).Оба режиссера ? из поколения сорокалетних или чуть старше, то есть тех, кому скоро сменять мастеров, в тени которых молодым было, в сущности, комфортно жить долгие годы: Роману Козаку и Михаилу Мокееву ? в студии ?Человек?, где они поставили некогда свои лучшие, может быть, спектакли ? ?Чинзано? Петрушевской и ?Эмигрантов? Мрожека, Климу, Александру Пономареву и Владимиру Мирзоеву ? в ?Творческих мастерских?. У каждого были и есть свои почитатели, исследователи, свой, так сказать, ближний круг, который исправно посещал все премьеры и от души поддерживал их усилия по подрыву прогнивших театральных основ. Веселый карнавал театральных экспериментов продолжался до тех пор, пока не рухнули и старый театр, и вся прежняя жизнь. Бороться стало не с кем, тем более что ?великие старшие?, плотью от плоти которых и были всегда молодые авангардисты, уходят или болеют. Вчерашние нонконформисты лицом к лицу оказались с большой сценой и необходимостью не разрушать, а строить. В этом отношении особенно интересен спектакль ?Самое главное?, потому что камерность, присущая всем названным режиссерам, как нельзя лучше подходит невеликой драматургии Николая Евреинова. В пьесе ?Самое главное?, которую ставили за границей и почти никогда у нас, автор назойливо воплощает свою излюбленную теорию театрализации жизни, придумывая абсолютно неправдоподобную историю: некий сумасшедший, перевоплощаясь то в гадалку, то в антрепренера, то в продавца пластинок, нанимает актеров провинциального театра для исполнения весьма двусмысленных ролей. Они должны под чужими именами втереться в доверие к обитателям меблированных комнат и повлиять на их судьбы. Что те и делают, после чего главный персонаж превращается в Арлекина и умирает. Да здравствует театр, одним словом. Козак ? человек серьезный, поэтому даже сцена репетиции в провинциальном театре, которая у любого другого режиссера шла бы под громовый хохот зала, у него выглядит более или менее изящной стилизацией, а главные герои напоминают скорее персонажей драмы, чем комедии. Для него, как и для Евреинова, театральное время самоценно, поэтому он безбожно затягивает финал ? это тоже привычка художника малых пространств и избранной публики. Мхатовский же зритель, давно без всякого трепета взирающий на занавес со знаменитой чайкой, начинает бесстыдно пробираться к выходу. Его в этом спектакле явно занимает другое, и это другое ? актеры. Примета времени: лицо лучшего исполнителя постановки, которого можно назвать открытием сезона, с первых же минут напоминает что-то до боли знакомое. Потом догадываешься: смешную (что на телеэкране редкость) рекламу ?Сделай паузу ? скушай "Твикс?. Сюжет с дамочкой, перебравшей искусственного загара, и толстяком неотразим во многом благодаря актеру Александру Семчеву, и столь же неотразимы все сцены ?Самого главного? с участием его героя ? Комика. Мхатовские старики между прочим обожали капустники, а если бы их жалованье хотя бы отдаленно напоминало те суммы, которые сегодня получают молодые артисты, то еще неизвестно, в каких кафе-шантанах они бы зарабатывали на жизнь (телевидения тогда не было). Так что не будем брюзжать по поводу падения нравов, а поздравим друг друга с появлением настоящего Комика, которого у нас не было со времен Михаила Яншина и Игоря Ильинского, а позже Евгения Моргунова и Вячеслава Невинного. Что такое настоящий комик? Это брызжущая со сцены беспричинная радость, торжество жизни, когда неотрывно следишь за каждым движением самого неглавного и нелепого персонажа. Выучиться этому невозможно (хотя у Семчева и была первоклассная Щукинская школа) ? с такой органичностью надо родиться. Другой магнит постановки ? ?блуждающая звезда? нашего театра Оксана Мысина, которая принципиально не служит постоянно ни в одной труппе, а появляется там, где ей интересно. Она удивительно подошла нынешней мхатовской сцене своей способностью к перевоплощению, музыкальностью и пластичностью, яркостью, наконец, которая притягивает к ней внимание в любой, самой многонаселенной мизансцене. Легкость ее существования на обремененных традициями подмостках ? в том числе и результат ефремовского ?коллекционирования труппы?, хотя его за это много ругали. Виктор Гвоздицкий уморителен в роли гадалки, но невнятен в других своих ипостасях в этом спектакле: он не одолел драматургическую фальшь, а режиссер, слишком серьезно отнесшийся к тексту, ему в этом не помог. Близкие Козаку актеры Игорь Золотовицкий и Александр Феклистов, с которыми он много и успешно работал еще в молодости, тоже как-то потерялись в многословной и путаной пьесе, где у них к тому же вовсе не такие выигрышные роли, как, например, у Дарьи Юрской, с блеском сыгравшей влюбленную ремингтонистку. О кризисе режиссуры конца века не пишет сегодня только ленивый. Исчерпаны художественные идеи и корифеев, и тех, кто их опровергал. Бывшие студийцы-новаторы живут сегодня по-разному: Мирзоев, скрестивший театр и цирк, стал модным режиссером, хотя опять-таки для ?своих?, Козак, Мокеев и Пономарев ставят теперь только на больших сценах и в разных местах. Все они не имеют своего театра (опыт Козака побыть главрежем в Театре Станиславского был неудачным) и работают художественно честно, принципиально не заигрывая с шоу-бизнесом. Даже в своем эпатаже (здесь лидирует Мирзоев) они остаются скромными интеллигентами, которым далеко, например, до Юрия Грымова, представителя совсем другого поколения, с одинаковой легкостью берущегося за все, будь то реклама, кино или театр. В новом спектакле Козака интересует прежде всего театральная реальность, но ему не хватает смелости пойти по этому пути до конца, потому что он рос и воспитывался тогда, когда искусство было средством, а не целью. Ведь и новая мхатовская эстетика сто лет тому назад нужна была лишь для того, чтобы сказать о новых проблемах жизни. Сейчас, когда вопрос ?про что? отнюдь не является главным в театре, наблюдается некоторая растерянность у всех, в том числе и у былых реформаторов. И срабатывает старый как мир прием ? делается ставка на актера и на человека в зале, к которому актер обращается. Что-то более ценное пока еще придумать не удалось, а если это и будет сделано, то, скорее всего, в другом тысячелетии и другими художниками. Пресса Наедине с большой сценой, Нина Агишева, Московские новости, 16.11.1999 Не наше все, Алена Карась, Независимая газета, 19.10.1999 Театр не для нас, Марина Давыдова, Время MN, 18.10.1999 Евреинов прощен, Роман Должанский, Коммерсант, 15.10.1999 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
