Классовая любовьЕлена Дьякова, Известия, 11.03.2008 Спектакль по Борису Лавреневу на Малой сцене МХТ назван «Сорок первый. Opus posth». То бишь — посмертное сочинение. Известная формула Владимира Мартынова из книги о «конце времени композиторов» тут, конечно, не случайна. Прежнее прошло. Тени героев «Сорок первого» — комиссара Евсюкова в малиновом кожане и гвардии поручика Говоруха-Отрока в замшевом френче — поблекли, истаяли, чуть ли не слились. Как и их непримиримые правды.Проще найти в России-2008 их общего правнучатого племянника (прямых-то потомков поручик и комиссар явно не оставили), чем того, кто еще всерьез пылает цифрами, смыслами, расстрельными списками гражданской. «Сорок первый» Бориса Лавренева — хрестоматийный или полузабытый текст? Были две экранизации — фильм Якова Протазанова 1927 года и дебютная лента Григория Чухрая с Изольдой Извицкой и Олегом Стриженовым. «Сорок первый» Чухрая премирован в Каннах-1957 и без счета раз повторен нашим ТВ. К 75-летию Стриженова критики вспоминали: его поручик Говоруха-Отрок в фильме 1956 года был первым на советском экране не карикатурным, не извалянным в густом сценарном дегте «белогвардейцем». По другой повести Лавренева о гражданской войне — «Седьмой спутник» — снял в 1968-м свой первый фильм Алексей Герман. Увы, почти незамеченной осталась умная и смелая повесть о Петрограде 1920-х «Гравюра на дереве» (1928). Но яркая и противоречивая ранняя проза Лавренева умерла вместе с нэпом. Дворянин со старинными корнями (в автобиографии 1958 года с удовольствием перечислит предков — «полковников Стрелецкого приказа и думных дьяков»), офицер-артиллерист Первой мировой, доброволец Красной армии образца 1919-го — он стал действительно знаменит после пьесы «Разлом». Написанный к 10-летию Октября, «Разлом» стоит в том же ряду (тут уместна формула «в той же обойме»), что и «Шторм», «Любовь Яровая», «Бронепоезд 14-69». Позже была и Сталинские премии, и пьеса «Голос Америки»(1949), и вовсе неописуемая публицистика 1930-х — 1950-х, сохраненная «оттепельным» шеститомником. Режиссер Виктор Рыжаков известен постановками по текстам Ивана Вырыпаева («Кислород», «Бытие № 2», «Июль» и менее удачный «Валентинов день»). В программке к «Сорок первому» Рыжаков предуведомляет: его сценическая версия направлена «в новое время». При этом, однако, спектакль «пытается вернуться назад… складывать по капле забытые смыслы». Режиссер оформил спектакль сам, предельно лаконично. У рампы разложен почти семейный московский хлам: точно тут дедовские антресоли разбирали. И куда девать громоздкое и нелепое наследство: исполинскую «усадебную» сковороду для варенья, восточный кувшин, потрепанную карту СССР, гильзы всех калибров, груду ушанок и соседнюю — кирзачей и «мальчуковых» ботинок? А куда — облезлых оловянных солдатиков 1960-х, топающих под красным знаменем? … Комиссар Евсюков (Павел Ворожцов) и поручик Говоруха-Отрок (Максим Матвеев) выходят на сцену в джинсах и футболках. Медленно раздеваются догола. У них за спиной качается на канатах, скрипит коричневый дощатый щит, похожий на классную доску, на кривой колхозный забор и на расстрельную стенку. Комиссар и поручик натягивают на себя одинаковое солдатское исподнее 1920-х. Лишь верхняя «одежа» — куртка с портупеей да шинель с башлыком окончательно разделят смертных врагов. Далее все по тексту: Туркестан, зима 1919-го. Из колчаковского кольца вышла живой в мерзлые пески шестая часть красной роты. И поперла через Каракумы к Аралу, к своим. 600 верст без жратвы. «А идти нужно… потому, товарищи… революция вить…» Красноармейца Марютку играет Яна Сексте из «Табакерки». Светловолосая, остроносая барышня воробьиной худобы (и той же резкости при взлете) пришла в труппу Театра-студии Табакова в 2005-м. Была заметна бесстрашием на сцене в «Рассказе о семи повешенных» Миндаугаса Карбаускиса и в «Процессе» Константина Богомолова. Марютка из «Сорок первого» — несомненно, роль для Яны Сексте. Бенефисная притом. Как все вместилось в душу рыбачьей сироты, с семи годов потрошившей сельдь на промыслах, — святая вера в пролетарьят и жалость к пленному поручику, пылкие, безграмотные стихи и сорок убитых девушкой из винтовки «офицерей», риторика и апломб митинговой России — и ее же святая простота, гнев обделенных — и стыд малограмотных? Как горит и бредит Марютка, «доставая из середки» самой себя строки: «Ленин, герой наш пролетарский, / Поставим статуй твой на площаде…». Ключевые сцены: пленный Говоруха-Отрок и Марютка-часовой выброшены вдвоем на необитаемый остров на Арале. Лодка разбита. Весна близка. Классовая вражда обернулась любовью. Томление на теплом песке у моря, близость, стремление забыть о войне, вражде, эпохе, погонах, «жить зверюгой радостной» молодые актеры играют пластично и точно. А на заднике идут кадры из «Титаника» с Ди Каприо. .. Но ведь у Лавренева герои еще и говорят все время! Об одном — каждый о своей страшной правде. «Опус пост» — коварный жанр. Спектакль «Сорок первый»-2008 слышит и ловит время. Но не то, а это. У рампы, в песке актеры двигают оловянных солдатиков: 1919 год стал сказкой советских хрестоматий. Особо тщательных раскопок в этом песке не предполагается. Тема полузабытости, смутных теней школьной программы, единства лютых врагов в рассеянной памяти потомков звучит, кажется, сильнее, чем было задумано. «Я за свое офицерство ни одного солдата пальцем не тронул, а меня дезертиры на вокзале в Гомеле поймали, сорвали погоны, в лицо плевали, сортирной жижей вымазали. За что?» — воистину «зверюгой радостной» излагает поручик. Не говорю, что труппа должна была засесть за «Очерки русской смуты» генерала Деникина: там такие сцены на вокзалах четко прописаны. Или за свидетельства покороче (Лифарь, Тэффи). Или за труды, трактующие революцию как особый всенародный невроз (ох, как это важно для Марютки с ее сорока смертными зарубками на прикладе!). Но недостоверность чувства и жеста копится, разрушая спектакль. А он короткий: час сорок без антракта. «Поле чувств» для него особенно важно. И думаешь, сидя в зале: когда Федор Иванович Шаляпин готовил партию Годунова, просвещенные театралы нашли ему педагога-репетитора — Ключевского Василия Осиповича. И вот объясненные смыслы вызвали к жизни коронную, бессмертную роль. Это, конечно, эпизод истории «старого», очень старого театра. Но «складывать по капле забытые смыслы» старому театру было, видимо, комфортнее и проще. Тут, впрочем, надо подчеркнуть: «Сорок первый. Opus posth» зритель принимает горячо. Аплодирует пылко. Пресса МХТ покажет спектакли Виктора Рыжакова, Татьяна Власова, Театрал, 2.06.2020 Бытие № 2, Павел Руднев, Взгляд, 12.03.2008 Классовая любовь, Елена Дьякова, Известия, 11.03.2008 Еще раз про любовь. Иронично, Анастасия Плешакова, Комсомольская правда, 11.03.2008 Мужчина и женщина. Opus posth, Наталия Каминская, Культура, 6.03.2008 Кожаное время, Алла Шендерова, Коммерсант, 6.03.2008 Контрольный выстрел, Мария Седых, Итоги, 3.03.2008 Синеглазенький и малиноволицый, Светлана Полякова, Газета.RU, 29.02.2008 Возвращение легенды, Радио Культура, 28.02.2008 «Сорок первый», Известия, 22.02.2008 «Сорок первый»: Opus Posth, Алла Шендерова, Ваш досуг, 21.02.2008 | ||
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
