Валентин Распутин, писатель: «Я стал терпимее к своим оппонентам»Марина Давыдова, Известия, 17.01.2006 Во вторник в МХТ им. Чехова состоится премьера спектакля «Живи и помни», поставленного по знаменитой повести Валентина Распутина. Накануне премьеры с известным писателем встретилась обозреватель «Известий» Марина Давыдова. известия: Вы в театр часто ходите, когда приезжаете в Москву? Распутин: Нечасто, но хожу. известия: В какие? Их тут много. Распутин: Больше все-таки к Дорониной. известия: Вы знаете наверняка, что МХАТ Дорониной и МХТ Табакова находятся не в самых приятельских отношениях. Для вас это не играло роли, когда вы узнали, что «Живи и помни» выходит у Табакова? Распутин: Но эти театры находятся в России. И если они по-разному понимают… Хотя нет, не думаю, что они по-разному понимают Россию. Они по-разному понимают искусство. И Табаков считает, что своим искусством он служит России. И Татьяна Васильевна так считает. Просто разные методы воплощения. Я, конечно, больше на стороне Дорониной, это ближе мне. Олег Павлович несколько дальше. Но это талантливый человек. Чего уж там говорить. известия: Вам не кажется несколько старомодным сам стиль доронинского МХАТа? Это же какое-то консервированное искусство. Распутин: А это то, что и нужно сейчас. В этом спасение. И мне кажется, мир уже признает это. Даже самый дикий Запад уже понимает, что спасение в консервативности. Там ведь консерваторов больше, чем у нас. Я думаю, что и у Бога святые — они тоже все консерваторы. (Смеется.) известия: Солженицын как-то назвал вас нравственником. А я вот думаю: если посадить рядом Доронину, Табакова, Додина, Захарова — это ведь очень разные художники, с разными политическими и эстетическими пристрастиями — и задавать им вопросы нравственного толка, они наверняка одинаково ответят. Почему же вопросы нравственности, вроде бы объединяющие нас, так часто становятся водоразделом в вопросах эстетических? Распутин: Потому что эстетическое потом превращается в этическое. Что показывать и как показывать — вот в чем вопрос. Есть такая жизнь, о которой мы все знаем, но которая должна быть скрытной. Ее нельзя показывать на сцене. В зале ведь народ не только подготовленный, умеющий какие-то допуски делать в своем сердце, в душе своей, но и люди, которые будут считать, что увиденное на сцене — это и есть дозволенное. Когда мы идем в храм, мы же не позволяем себе каких-то вещей. А театр — это храм искусства. И в нем тоже каких-то вещей делать нельзя. известия: Храм — это храм, а театр — театр. В церкви действуют свои законы, а в искусстве свои. Поверять его одной нравственной пользой невозможно. Об этом, собственно, еще Пушкин писал… Распутин: Я вам так скажу: когда у Додина или в МХТ у Табакова идут на какие-то эксперименты, то там это могут и с блеском делать. Мастерство есть мастерство. Но когда им подражают, особенно когда подражает провинция, то чаще всего получается просто похабство. А потом знаете, я стараюсь об этих вещах поменьше спорить сейчас. Это поначалу я спорил. Нужно так, а так ненужно. Мне кажется, сейчас атмосфера сама уже — может быть, даже без участия общества — способствует сближению полярных позиций. Этого сближения гораздо больше теперь, чем несколько лет назад. Я это чувствую… известия: И вы можете сказать, что сами стали за последнее время терпимее к тому, кого считаете своими оппонентами? Распутин: Безусловно, могу. Иначе я, наверное, и не согласился бы, чтобы «Живи и помни» ставили в МХТ у Табакова. Если не идти навстречу друг другу, никогда и не встретишься. известия: Театральная Москва полнится слухами, что вам как-то очень пришлась мхатовская постановка. Вроде и замечаний никаких не было. Распутин: Ну какие-то замечания были, но несущественные. Текст мой. Игра хорошая. Это, безусловно, психологический театр, то есть то, что сейчас уже почти утеряно. Думаю, и у Олега Павловича во многих спектаклях утеряно. Молодые талантливые актеры… известия: А если бы вы решили, что интерпретация текста не соответствует его смыслу и духу, вы бы запретили спектакль? В вашей жизни вообще бывали такие случаи? Распутин: Все же до запрета никогда не доходило. Видимо, просто знали, с кем имеют дело. Я, откровенно говоря, шел на этот спектакль с некоторой опаской. известия: Почему? Распутин: Сам материал непростой. Сейчас, знаете, многие театры любят представлять постельные сцены. А тут такая возможность в общем была. Все-таки четыре года муж с женой не виделись. Но в Художественном театре это сделано очень деликатно. известия: В былые годы вы воспринимались как оппонент советской власти. Теперь же те времена представляются вам куда благостнее нынешних. .. Распутин: С советской властью у меня в первую очередь были расхождения по национальному вопросу. Я всегда считал, что попытка упразднить национальности и превратить всех в одну семью бессмысленна. Вот, казалось бы, мы в Сибири всегда жили с бурятами в мире. Они наши соседи. Их самобытность никак не могла угрожать нашей самобытности, а наша — их. Но годы советской власти привели к тому, что буряты стали забывать собственный язык. Песни свои перестали петь. И не потому, что их заставляли эти песни забыть, а потому, что мы все советский народ, русский язык — это наш советский язык. Я вспоминаю, как один американский композитор хотел послушать бурятские песни. И вдруг выяснилось, что они не могут их уже петь. Не могут — и все. Я даже не представлял себе, как все запущено. Мне до того было стыдно перед этим американцем, я ведь уверял его, что мы с легкостью найдем нужный ему фольклорный материал. А сейчас другая крайность. Бурятия хочет учить в школах русских детей бурятскому языку. Зачем это, спрашивается? Ведь бурятские понятия в нашем сибирском русском языке уже давно укоренены. Мы прекрасно понимаем друг друга. А вот как бы в отместку. Был крен в одну сторону, теперь в другую. И все же если жестко выбирать между тем миром и этим, я бы, конечно, выбрал тот мир. При советской власти в народе еще не было потеряно чувство ответственности. Еще можно было по вопросам Байкала поднять общественное мнение, а сейчас — ведут вдоль озера нефтяную трубу, ну и бог с ней. Каждый просто старается выжить поодиночке. Пошли уже просто какие-то базарные отношения. известия: Вы всегда были защитником народа от неправедной власти. Но не кажется ли вам, что беды России связаны не только с неправедной властью, но и с самим народом. Я приведу простой пример: таких грязных подъездов, как у нас, я нигде не видела — ни в богатой Швеции, ни в бедной Болгарии. И это невозможно объяснить ни антинародной властью, ни плохой работой муниципалитета. Распутин: Я согласен. Идеализировать наш народ не стоит. Наше несчастье было в том всегда, что мы слишком богаты. Слишком большая территория, слишком много возможностей. Потому и крестьянин пашню мог эксплуатировать до тех пор, пока она не перестала давать урожай. Он не удобрял почву, а просто изматывал ее до самого конца. Он знал, что он потом просто рядом раздерет пашню и все. И эти традиции остались. Но есть ведь и другие традиции. И надо стараться их не втаптывать в грязь. Пресса Жили и помнили: советская проза на сцене МХТ, Павел Руднев, Деловая газета «Взгляд», 8.03.2006 Ледяной дом, Ирина Алпатова, Культура, 26.01.2006 Русь уходящая, Григорий Заславский, Независимая газета, 24.01.2006 Оглянись без гнева, Итоги, 23.01.2006 Ледяной дом, Ольга Фукс, Вечерняя Москва, 21.01.2006 Рисковал, но выиграл, Алексей Филиппов, Московские новости, 20.01.2006 Как бы их не забыть?, Олег Зинцов, Ведомости, 20.01.2006 Расстройство памяти, Роман Должанский, Коммерсант, 20.01.2006 Любовь в кубе, Глеб Ситковский, Газета, 19.01.2006 Валентин Распутин: Это у меня лучшая Настена, Павел Басинский, Российская газета, 19.01.2006 Жена дезертира, Ольга Егошина, Новые Известия, 19.01.2006 По морозу босиком, Артур Соломонов, Известия, 19.01.2006 Валентин Распутин, писатель: «Я стал терпимее к своим оппонентам», Марина Давыдова, Известия, 17.01.2006 | ||
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
