Художник мухи не обидит

Олег Зинцов, Ведомости, 15.02.2005
Заманчиво предположить, что премьера пьесы Тома Стоппарда в МХТ не случайно совпала с Первой московской биеннале современного искусства. Зрителям спектакля «Художник, спускающийся по лестнице» нелишне иметь представление о том, откуда это искусство взялось, — и программка охотно разъясняет, что такое «дада» или ready-made. Понять бы еще, какой от всего этого прок Художественному театру и режиссеру Елене Невежиной.

Художников в пьесе Стоппарда трое, они живут в общей мастерской в мансарде, и в начале пьесы с одним из них случается неприятность: он падает с лестницы и ломает себе шею. Остальные двое, впрочем, тоже еле передвигают ноги — дело происходит в 1972 г., а персонажи пьесы начинали свою жизнь в искусстве еще в Первую мировую: бывали в знаменитом цюрихском кабаре «Вольтер», где Тристан Тцара придумал слово «дада», а Ленин, если верить шутнику Стоппарду, играл в шахматы с Марселем Дюшаном, причем создатель рэди-мейдов регулярно выигрывал у будущего вождя русской революции. Вместе с этими анекдотами старики вспоминают и более личную историю из своей богемной юности — о девушке, которая успела увидеть их первую выставку перед тем, как ослепнуть. В их мастерскую она попала уже незрячей, но вспомнила, около какой картины позировал фотографу понравившийся ей художник Любит ее, разумеется, другой, и кончается все плохо: девушка падает из окна, а художник — много лет спустя —с лестницы.

Самое неудачное, что можно сделать с этой пьесой, — разыграть ее как мелодраму в исторических декорациях. Именно так и поступает Елена Невежина, совершенно игнорируя замечательную стоппардовскую иронию, отправляя весь культурный контекст в программку и помещая действие в интерьер «мастерской художника» с аляповатыми отсылками к истории искусства XX в. Сценограф Анастасия Глебова не придумала ничего лучше, чем загромоздить площадку Малой сцены МХТ какими-то изделиями кустарных промыслов —возможно, резонно решив, что большая часть публики представляет современное искусство именно так, а меньшая удовлетворится тем, что узнает нарисованных в рамке окна магриттовских людей в котелках. Среди этого малохудожественного беспорядка по сцене бродят три старика в заношенных богемных свитерах, халатах и тапках. Без слез на них не взглянешь: понятно, что бывшие авангардисты (их добросовестно играют Станислав Люб-шин, Евгений Киндинов и Борис Плотников) доживают свои дни в нищете и безвестности.

Никому ни на сцене, ни в зале не приходит в голову веселиться —в спектакле Елены Невежиной все относятся к сюжету очень серьезно. Портрет художников в юности (Максим Матвеев, Евгений Савинков, Сергей Медведев) выходит более энергичным, но не менее сентиментальным. А страдания слепой Софи (Екатерина Соломатина) сопровождает жалобная мелодия аккордеона, от которой и впрямь хоть в окошко лезь.

Узнать в этом унылом представлении почерк Тома Стоппарда можно при одном условии: не верь глазам своим. Что, между прочим, имеет прямое отношение, во-первых, к сюжету пьесы, а во-вторых, к ее жанру.

Сюжет построен на принципе, который искусствовед назвал бы ложной интерпретацией. Влюбившись в художника с первого взгляда, Софи неверно истолковывает его картину — и позже делает свой любовный выбор на основании этой ошибки. Отчего и происходит комедия неустойчивых положений с выпадающими из окна девушками и художниками, свергающимися с лестницы. Стоппард, однако, хорошо знает, что в искусстве в отличие от жизни ложная интерпретация бывает весьма продуктивной.

Что касается жанра, то Стоппард всегда работает с четким ощущением задачи, будь то голливудский сценарий (как, например, «Влюбленный Шекспир») или театральная пьеса. «Художник», видите ли, написан для радио, и сама идея постановки этого текста в театре есть недоразумение в прямом смысле слова. Радиопьеса про трех художников и одного слепого зрителя — если вам это само по себе не смешно, зачем вообще браться за такой текст? Все комические парадоксы пьесы становятся бессмысленными, если забыть о том, что речь идет об искусстве, для которого важно не изображение людей и предметов, а приключения идей, провокация и работа со зрительским восприятием. На эту тему и шутит Стоппард, ставя под вопрос саму коммуникативную функцию искусства.

Нельзя доверять тому, что видишь: Софи, чьим эстетическим идеалом были пейзажи Тернера, видит снег там, где художник изобразил белый забор. Нельзя доверять описанию, потому что оно может быть основано на ложной интерпретации. Нельзя доверять тому, что слышишь: пытаясь выяснить причину падения художника с лестницы, его друзья раз за разом прослушивают магнитофонную запись, на которой за несколько секунд до падения слышны слова: «Думаешь, я тебя не вижу?» — из чего можно сделать вывод, что рядом с упавшим кто-то был, хотя на самом деле художник обращался к мухе. Которая в спектакле МХТ исправно жужжит, но ее полет над мольбертом не более чем назойливый фон скучной истории про трех старых чудаков, их никчемную жизнь и их стоптанные тапки.
Пресса
31 августа против культур-мультур, Елена Ямпольская, Русский курьер, 17.02.2005
Лестница в никуда, Ольга Егошина, Новые известия, 16.02.2005
Где скользко, там и рвется, Роман Должанский, Коммерсант, 16.02.2005
Художник мухи не обидит, Олег Зинцов, Ведомости, 15.02.2005
Кто убил авангардиста, Александр Соколянский, Время новостей, 15.02.2005