Плевок в вечностьАлексей Филиппов, Известия, 22.05.2003 Федор Сологуб замечательный писатель, Виктор Гвоздицкий прекрасный актер, Николай Шейко уважаемый режиссер. А Валерий Семеновский первоклассный театральный критик; напиши «сочинение на темы Федора Сологуба» кто-то другой, мэтр разобрал бы его по косточкам. Но автором оказался он сам. МХАТ поставил пьесу на Малой сцене, премьера состоялась вчера. И рецензенту приходится низать цепь превосходных степеней: Сологуб замечательный, Гвоздицкий прекрасный, Семеновский превосходный… А в результате получился «Учитель словесности».Прежде всего надо разобраться в том, насколько актуален сам сологубовский текст. В основу пьесы лег вышедший в 1907 году «Мелкий бес», а это, что ни говори, не «Преступление и наказание» — роман Сологуба проходит по ведомству «малой классики», и совершенным его назвать нельзя. Порой он так же хаотичен, как и изображаемый автором мир; сологубовский повествователь иногда превращается в персонажа, и в «Мелком бесе», много лет назад поставленном Романом Виктюком, режиссер, как и автор, захлебывался от восторга, наблюдая за эротическими играми взрослой девушки и мальчика. Но эта линия книги создателей мхатовского спектакля интересовала во вторую очередь — на первый план у них вышла история безумия Ардалиона Передонова, преподавателя провинциальной гимназии. Передонова соблазняет мелкий бес Недотыкомка, но учитель и сам жалкий, омерзительный, глупый бес, а его городок почти сплошь населяют бесовские рыла. Передонов — воплощение провинциальной серости и грязи, но на самом деле персонаж Сологуба очень непрост, за ним стоит долгая литературная традиция. Он выродившийся и измельчавший, пародийный, чудовищно изменившийся потомок нигилиста Базарова, а три соблазняющие его красавицы, сестры Рутиловы, напоминают чеховских сестер, но при этом они несравненно мельче чеховских героинь. «Мелкий бес», жуткая, отталкивающая, стилистически не выдержанная и все же завораживающая книга — это злая, но верная карикатура на Россию, в русском человеке по-прежнему сидит маленький нелепый Недотыкомка. Ставить ее можно, дело лишь в том, ради чего она понадобилась автору и театру. Почему уродливый провинциальный мирок у художника Давида Боровского перевоплотился в стильный хайтековский интерьер? Красивый блеклый ковер, черный рояль, огромное зеркало на заднем плане, даже разноцветные блямбы на нем кажутся авангардным узором. Почему сологубовский сюжет и текст обернулись чем-то совсем иным, с не предусмотренными автором сюжетными ходами, шутками, развернутыми цитатами из Чехова, Достоевского, Пригова, а то и тем, что было подхвачено на сегодняшней улице? Почему малоподвижный и неуклюжий, сырой и тупой Передонов, в голове у которого с хрустом ворочается убогая, искалеченная, не знающая, куда ей приткнуться, мысль, стал изящным интеллектуалом Гвоздицким, чьи внутренние и внешние данные начисто расходятся с ролью? И где, наконец, был режиссер, не заметивший, что интрига заканчивается в первом акте, а дальше пьеса строится на рассуждениях и действие непременно должно провиснуть? На последний вопрос ответа, разумеется, нет, а во всем остальном видна своя логика. Это не инсценировка, а «сочинение на тему» — и автор пьесы превращается в соавтора Сологуба. Перестраивая сюжет, он преследует две цели — по сравнению с романом его текст должен прибавить в легкости, завлекательности и зрелищности; в то же время необходимо написать качественную интеллектуальную пьесу. Завлекательность создается непрерывными апелляциями к материально-телесному низу, жесткому сексу и тем, что из сологубовского материала автор лепит мелодраму — очаровательная Людмила, соблазнительница гимназиста Саши, в пьесе выходит замуж за пожилого и нелюбимого директора гимназии. Влюбленные разлучены, зло торжествует: интеллектуальную глубину тексту придают слова о модернизме и постмодернизме, женской эмансипации, а также литературные аллюзии. Это вполне постмодернистский заход: на городском балу герои рядятся под отечественных классиков, тут же объявляющих себя покойниками. Русская литература мертва — и поминки по ней справляет Передонов. В результате спектакль завис вне времени и пространства, выпал из исторического контекста, не попал и в сегодняшний день. Разрушились мотивировки: Виктор Гвоздицкий играет то раздраженного тупым окружением интеллектуала-извращенца, то гоголевского Поприщина, изображает обиженного судьбой маленького человека, увлекается симптомами безумия, но никак не может стать Ардалионом Передоновым. Российское размягчение мозгов, связанное с отечественными косностью и душевной ленью, находится вне свойств его персонажа, убедительно плевать на стены Гвоздицкий не может. Персонаж Сологуба превратился в изящную абстракцию, но обстоятельства его жизни остались прежними. Передонов Виктора Гвоздицкого смотрится в них странно — даже если предположить, что он плюет не на обои, а в вечность. «Учитель словесности» тем не менее способен прижиться в мхатовском репертуаре. Шутки здесь ядреные, некоторые сцены находятся на грани фола (чего стоит хотя бы «французский прием», оказывающийся сексом на рояле), первый акт спектакля выстроен довольно крепко. Билеты будут продаваться, зрители, пожалуй, даже похлопают. Непонятно лишь, зачем это прекрасному артисту Гвоздицкому, известному критику Семеновскому и, разумеется, Федору Сологубу. Пресса Видеозапись спектакля «Учитель словесности» (2003 г.), культура.рф, 21.10.2015 Нам не страшен мелкий бес?, Ирина Алпатова, Планета Красота, 4.10.2003 Неча на зеркало плевать…, Елена Ямпольская, Русский курьер, 3.06.2003 Зады русской словесности, Ирина Алпатова, Культура, 29.05.2003 В полосе неудач, Александр Соколянский, Время новостей, 23.05.2003 Фаршированный бес, Глеб Ситковский, Столичная вечерняя газета, 22.05.2003 Плевок в вечность, Алексей Филиппов, Известия, 22.05.2003 Неподражаемо противный спектакль, Марина Шимадина, Коммерсантъ, 22.05.2003 Мелкий бес и его двойник, Елена Дьякова, Новая газета, 19.05.2003 | ||
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
