Из жизни шпротАлексей Филиппов, Известия, 24.09.2001 You [ju:] вы, ты («Англо-русский словарь»). А «Ю» — пьеса Оли Мухиной. Евгений Каменькович поставил ее на Малой сцене табаковского МХАТа. Пересказать пьесу сложно, трудно описать спектакль: чеховская аура соединена с постсоветским анекдотом, атмосфера васильевского «Серсо» с сегодняшним телевизионным репортажем — война, стрельба, презентация, ставшая привычкой неопределенность. Сюр, морок, россыпь дробящихся образов, игра в слова, но за всем этим встает такое острое, такое точное ощущение нынешнего времени, какого не найдешь ни на телеэкране, ни в газете. Окно, балкон, валяющийся на балконе хлам. Окно узорчатое, старомосковское, да и хлам, судя по всему, с историей: добро пожаловать на ностальгический спектакль — мой бог, что мы только не оплакивали! Вишневый сад, судьбу трех сестер, шестидесятые годы, отечественную интеллигенцию, старый дом, Николая II и российскую державу. А теперь подошла очередь прелестного, налаженного советского быта, когда мы были молоды и верили в идеалы. Оля Мухина тоже над чем-то плачет, вслед за ней утирает слезу режиссер Каменькович, но выходит это у них не по-нашему. Окно, балкон, а под балконом Москва. Она далеко внизу, тем, кто наклоняется вниз, делается страшно. Но герои то и дело срываются с перил и несутся бог весть куда — кто-то возвращается назад, а одна пара взяла да и улетела совсем, словно птицы весной. Еще в доме живут две приходящие старушки — они спят в передней, пророчествуют («…вы все умрете!»), между делом крадут красные чашки — а ведь их сам Ленин подарил. А еще в городе все время что-то взрывается, и по улицам скачут железные безголовые всадники — оно и понятно, ведь у нас война. До нее тротуары подметали, дома красили, по улицам ездили на лошадях, на Соколе росла ежевика — прежде мы жили в раю, теперь, увы, все изменилось. На этом пересечении новомосковского говорка, домашнего праздника, Отечественной войны, Чечни и Армагеддона, бредятинки, точно пойманных сегодняшних страхов — и подсознательных, и осознанных — и возникает пьеса Оли Мухиной. Она напоминает всю молодую драматургию в целом: текст хорош, но на первый взгляд абсолютно нетеатрален. Евгений Каменькович, ставивший «Ю» и раньше, в студенческом театре с учениками Фоменко, разбил стереотип: пьеса рассказывала то ли о москвичах, то ли о марсианах, спектакль стал квинтэссенцией сегодняшней жизни. Играет музыка, мистические старушки бегают по и над сценой, на стене высвечиваются комментарии — к примеру, «самоубийства», — а на балконе (и, почти невидимая, за его стеклянными стенами) идет налаженная, теплая московская жизнь. Здесь вкусно пьют и со вкусом танцуют, профессорского вида хозяин дома (Владимир Краснов) ревнует заполошную и мечтательную жену (Ольга Барнет) к старому плейбою, персонажу Любшина. В квартире собирается большая семья — дальний кузен, «похожий на героя» двадцатилетний русский американец Дмитрий (Егор Бероев) влюбляется в тридцатипятилетнюю красавицу Сестру (Евгения Добровольская), и начинается бестолковая любовная карусель с таким же бестолковым адюльтером, дурацкой ревностью и даже стрельбой. Это необычный спектакль — в «Ю» хороши решительно все. Евгения Добровольская во МХАТе играла довольно много, но была не слишком заметна, а здесь видно, что из нее могла бы выйти театральная звезда не хуже сестер Кутеповых (то же можно сказать и о Егоре Бероеве). Текст фантастичен («раньше там и шпроты летали по воздуху, зависали над головой, можно было их ловить руками, есть и закусывать»), зато те, кто его произносит, абсолютно достоверны: вялые страсти, вялый — да здравствует замусоленный сотнями постановок Чехов! — надрыв, обычная русская жизнь, балансирующая между застольем и бездной. Вчера была весна, а нынче зима. Вокруг дома ледяное поле, на поле могилка любимой кошечки, а по полю, надо полагать, бродит лихой человек. На дворе мороз, за оконными стеклами снова танцуют, двое несчастных в любви мальчишек — персонаж Бероева и тот, кто ревновал к нему улетевшую с другим молоденькую девушку, — собираются на войну: два дня пути и фронт. Жизнь безнадежна — и уютна, как старый разношенный тапок: здесь никогда ничего не изменится, но это в конце концов не так уж и плохо. Глядя на железных всадников, можно ностальгировать по летающим шпротам. Это — метафизический вывод. Но есть и другие: в Художественном театре, оказывается, много сильных молодых актеров, репертуарный театр может адекватно ставить сложные современные тексты. А МХАТ надо поздравить с почином: на его сцене вышел первый удачный спектакль нынешнего сезона. Пресса Оля Мухина и ее «Ю», Марина Мурзина, АиФ Москва, 3.10.2001 Братская могила, Антон Красовский, Независимая газета, 2.10.2001 Да-да, нет-нет Оли Мухиной, Константин Александров, dell’APT, 1.10.2001 Москва слезам не верит, Юрий Алесин, www.MoscowOut.ru, 1.10.2001 «Ю» Ольги Мухиной во МХАТе им. Чехова, Джон Фридман, “Moscow Times”, 27.09.2001 Чай, кофе, потанцуем, Антон Красовский, Независимая газета, 27.09.2001 Улеты во сне и наяву, Ирина Алпатова, Культура, 27.09.2001 Молодая кровь, Григорий Заславский, Русский журнал, 26.09.2001 А у нас в квартире газ, Марина Давыдова, Время Новостей, 25.09.2001 Разбиваются сердца под воздействием винца, Марина Райкина, Московский комсомолец, 25.09.2001 Из жизни шпрот, Алексей Филиппов, Известия, 24.09.2001 Осколки разбитого вдребезги, Елена Дьякова, Газета.Ru, 22.09.2001 Куда летим, командир?, Глеб Ситковский, Вечерний клуб, 21.09.2001 Время Ю, Ирина Корнеева, Время МН, 20.09.2001 Станислав Любшин: Моя судьба — Чехов и Володин, Юлия Кантор, Известия, 16.09.2001 | ||
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
