Нули

Елена Ковальская, Афиша, 19.01.2003
Эта пьеса для Чеховского МХАТа — вещь огромной важности. Во-первых, потому, что речь в ней — о событиях в Чехословакии, в чем-то повторившей, а в чем-то предвосхитившей наш собственный исторический опыт. Во-вторых, потому, что у МХАТа с автором пьесы давние связи. Когда в Прагу в августе 68-го вошли русские танки, во МХАТе как раз шла пьеса Когоута. Даже после того как Когоут попал в опалу и был выдворен из ЧССР, отношения не прервались. Олег Ефремов тайно встречался с Когоутом в Вене, и тот обещал МХАТу новую пьесу. Ставить ее пришлось уже без Ефремова. В обращении по случаю нынешней премьеры драматург и президент Вацлав Гавел назвал Олега Табакова «давним другом чешского театра». «Друг чешского театра» пригласил на постановку чеха Яна Буриана. А Давид Боровский, совершив исследовательскую поездку в Прагу, выстроил на мхатовской сцене пражский общественный туалет в натуральную величину. Почему туалет? Потому что сортир — это основная метафора и главное место действия пьесы, которую автор назвал «кратким отчетом потомкам». Из этого отчета можно выяснить следующее: что в середине прошлого века мужчины в сортире мочились на стенку; что простым чехам нынешняя свобода пуще неволи и «при коммунистах было лучше»; а еще что Павел Когоут искал вдохновение в пьесе Горького и, кажется, в брехтовской «Опере нищих», но и «мыльные оперы» наверняка видел тоже. Благодаря последнему среди действующих лиц «Нулей» оказались, например, нищенка, обладающая огромным состоянием, ее дети, мечтающие превратить ветряные мельницы в доходное место, и неудачливый брачный аферист. Время от времени мелодраматическое настроение находит и на других «нулей», калек-гомосексуалистов, или на поэта, которого не печатают. Но общий тон пьесы остается публицистическим — за него в пьесе отвечает главный герой Ярда, а в спектакле — Сергей Юрский. Больших оснований сыграть эту роль, чем у Юрского, и быть не может. Лучший Чацкий 60-х в том августе, когда русские танки вошли в Прагу, тоже был в городе, и шел в госпиталь сдавать кровь для раненых, и стыдился спросить по-русски дорогу. В Москве, куда он приехал в конце 70-х, его театральная карьера сложилась не так, как могла бы; он писал повести и рассказы, публиковался, снял кино по собственному сценарию и снимался в фильмах других, но на сцене появлялся редко; стал выступать как чтец, все больше предпочитая со временем черный юмор, почувствовав вкус к абсурдизму, перевел «Стулья» Ионеско и поставил спектакль для себя и Натальи Теняковой, мистифицировал публику пьесой «Провокация», выдав ее за текст своего знакомого, и не имел с ней успеха — и между тем, покуда уходило его время, становился все более желчным и играл все резче и гротескней. В роли резонера Ярды, который весь спектакль не сходит с авансцены, вынося оценки людям и временам, Юрский с его желчностью оказался на месте — но, к счастью, его Ярда вышел не только обличительным, но и трогательным, и растерянным, и умным, и простым. Так что в первую очередь именно в том, что большой артист Юрский в кои-то веки сыграл «свою роль», и есть огромная важность «Нулей».
Пресса
Место встречи, Павел Руднев, Ваш Досуг, 21.01.2003
Нули, Елена Ковальская, Афиша, 19.01.2003
Ты с этим шел ко мне и мог остановиться у сортира?, Наталия Каминская, Культура, 26.12.2002
Суета вокруг сортира, Алексей Филиппов, Известия, 25.12.2002
Кабачок «13 писсуаров», Елена Ямпольская, Новые известия, 25.12.2002
Без палочек, Марина Давыдова, Время Новостей, 24.12.2002
Краткий отчет, Ольга Фукс, Ваш досуг, 24.12.2002
Дело было в туалете, Артур Соломонов, Газета, 23.12.2002
МХАТ нашел отхожее место, Роман Должанский, Коммерсантъ, 23.12.2002
Оптимист с коммунистическим прошлым, Григорий Заславский, Независимая газета, 20.12.2002
МХАТ промахнулся и попал в коммунистов, Евгения Поливанова, Газета.Ru, 20.12.2002