Имена | Игорь Александров. О пользе бесцеремонностиНина Суслович, журнал «Камергерский, 3», № 2, 22.04.2021  Фотографа Игоря Александрова называют легендарным летописцем МХАТа, в его архивах запечатлена история театра более чем за полвека. Но он к своей славе совершенно равнодушен и считает себя человеком, которому просто невероятно повезло. Однажды ко мне в фотолабораторию пришел Сергей Юрьевич Юрский. Сидим, беседуем, он ждет. «А когда же мы будем сниматься?» – «Я уже снял вас». Он, вероятно, решил, что я схалтурил, но, будучи вежливым человеком, ничего не сказал, ушел. Через пару дней я отдал ему фотографии. Ему понравилось. «Но как же так получилось?» Да, этот вопрос я и сам нередко себе задавал. Как все это в моей жизни получилось? В театр я пришел в 1958 году на должность «скромненького паренька», которого искал себе в помощники-лаборанты фотограф МХАТа Адольф Горнштейн. В 1959-м он неожиданно умер, и фотографом сделали меня. Я снимать толком еще не умел, но это меня не останавливало и не пугало. Мне страшно нравилось в театре. Я понял: это мое! Взял в руки старый фотоаппарат «Киев» – ничего другого у меня не было – и потихонечку начал работать. Читал обучающие книжки, но техническая часть процесса показалась совсем неинтересной, зато как интересно было по-человечески! Наблюдать за этими людьми, об исключительности которых я еще не знал, но чувствовал. Ходить по театру с фотоаппаратом и щелкать, щелкать. Рано утром я уже бежал по Камергерскому, после окончания спектакля – в лабораторию. Снимаю – печатаю, снимаю – печатаю. Получается или нет? И вдруг понимаю: получается. Звонят из журнала «Театр», из издательств, моя фамилия – в газете, невероятные ощущения. В театре для меня было открыто все: репетиции, читки, спектакли, буфет, гримерные. В свое время замечательный мой друг Оля Радищева (из тех самых Радищевых), работавшая во мхатовском музее, сказала: «Ничего не стесняйся, твой пропуск – это твой фотоаппарат. Даже если тебя не пускают – первым входит фотоаппарат, а ты вроде и ни при чем». Так я и работал: камера в нашем тандеме всегда была главной. Меня очень популяризовал Федор Михальский, замдиректора театра, – он был прототипом администратора Фили из «Театрального романа». Михальский дружил с Еленой Сергеевной Булгаковой и однажды представил ей меня. А я даже не знал, кто такой Булгаков… Узнал на первой публичной читке этого самого «Театрального романа», в начале 60-х. Елена Сергеевна очень нервничала, но все так смеялись, так принимали! Даже Ахматова и Маршак пришли. Потом я несколько раз бывал у Булгаковой дома, приносил фотографии с гастролей «Дней Турбиных». Она жила около Никитских Ворот, встречала меня в шелковом бежевом кимоно, угощала конфетами. Я только потом прочел «Мастера и Маргариту», но удивительно, как точно она была описана. Я увидел Елену Сергеевну уже в возрасте, но она была именно такой: кудрявые волосы, острые, яркие ноготки, и у нее была привычка, разговаривая, запускать пальцы в волосы. Однажды я попросил ее: можно вас снять? Эта фотография до сих пор у меня в кабинете над столом. А недавно мне рассказали в Музее МХАТ, где изучают архив Елены Сергеевны, что нашли такую запись в ее дневнике: «Был звонок от Игоречка, театрального фотографа, завтра должен ко мне прийти. Славный парень». Сегодня я понимаю, что каждый день моей жизни был праздником. Мне невероятно повезло: я жил и работал только на интерес и мне никто не мешал – только помогали. Я и моя камера были всюду – даже там, где, может, нам и не надо было быть, но мы с ней бесцеремонная пара.  У Анатолия Петровича Кторова была невероятная манера держаться. Когда я пришел в театр, ему было уже около шестидесяти, но фигура, выправка, стать! В скромном свитере он выглядел князем. При появлении дамы всегда вставал, не садился, пока та не сядет. Когда он играл Бернарда Шоу в спектакле «Милый лжец», у служебного входа собиралась толпа поклонниц, бросавшихся к нему. Кторов резко, не глядя, проходил сквозь толпу. Он всегда был предан одной женщине – жене Вере Поповой. Во всем человек чести и слова.  Василий Топорков, могучий артист и великий педагог, был очень теплым и сердечным человеком. Я часто бывал у него в гостях, женат он был на Ларисе Мамонтовне, дочери знаменитого актера Мамонта Дальского. Даже если я приходил на минуту, она сразу спрашивала: «Обедать будешь?» У Василия Осиповича был любимый попугай, который только одного его и признавал. На этом фото подпись Топоркова: «Игорю, моему любимому портретисту».  Борис Петкер и Михаил Яншин на сборе труппы. Мхатовские старики порой казались мне младше меня. Я с наслаждением слушал их шутки, как они умели разыграть друг друга, как парировали! Когда они собирались вместе, хохот стоял гомерический. Петкер и Яншин оба были характерными артистами и главными шутниками, а как пронзительно сыграли в «Соло для часов с боем»! Они играли там одну роль, в очередь.  Иннокентий Смоктуновский и Андрей Попов в ефремовском спектакле «Иванов». Они были очень дружны между собой. Однажды мне довелось услышать их разговор об этом спектакле. Смоктуновскому его герой не нравился, он считал Иванова эгоистом, некоторые сцены играл с трудом, Попов разубеждал его, а потом они вышли на сцену, и я увидел, как их спор словно бы продолжился и там. Это было поразительно.  А это середина 60-х годов, однокурсники Второй студии МХАТ – «сорок лет спустя», как Немирович и Станиславский пригласили их в театр. Михаил Кедров, Иосиф Раевский, Софья Гаррель, Мария Титова, Михаил Яншин, Александр Комиссаров.  Открытие сезона, 1966 год. Слева, от Дмитровки, идет Павел Массальский, справа, от Тверской, – Михаил Прудкин. Я посередине Камергерского «ловлю момент», вижу их и прошу сняться вместе. Нет, они не были близкими друзьями, оба были премьерами, а значит, в чем-то и соперниками, но сценку радостной встречи сыграли отлично и даже искренне.  С Алексеем Грибовым у меня связана отдельная история. В «Плодах просвещения» он играл мужика вместе с Владимиром Ершовым. Я в первом ряду снимаю, стараюсь тихонечко. И вдруг посреди спектакля Грибов обращается к Ершову: «Кто это там щелкает, мешает нам работать?» Ершов отвечает: «Да это мальчишка наш, Игорек, снимает». И продолжают далее по тексту. Я обомлел. Думал, сейчас публика встанет, найдет этого «Игорька» и выведет из зала. Но никто ничего не понял! Так они это сыграли. Блеск!  Евгений Евстигнеев и Ангелина Степанова в здании на Тверском бульваре перед началом какого-то собрания. Оба в президиуме, лицом к залу, и, наклонившись друг к другу, серьезно беседуют. И так они мне понравились! Я подошел сзади и тихонько их окликнул. «Какой молодец, Игорек», – только и успела сказать Ангелина Иосифовна. Была она жестким человеком, но я от нее, как и от Тарасовой, слышал только «молодец» и «Игоречек».  Олег Борисов в Художественном театре пробыл недолго, четыре года, но он сыграл здесь в спектакле «Кроткая» в постановке Льва Додина. Одного этого для меня достаточно. Борисов был отдельным, закрытым человеком, а на сцене – космос. Когда я печатал его снимки в лаборатории и постепенно на бумаге проступало это лицо, эти глаза – было какое-то мистическое чувство.  С Анатолием Эфросом я был знаком давно, еще во время его работы в «Ленкоме». И потом снимал все его спектакли. Он был очень нервный в работе, очень эмоциональный. Договаривались о съемке прогона, я приходил – он отменял. Когда соглашался – был на «ты», а отменял – на «вы». Здесь он с Александром Калягиным на репетиции «Живой труп» во МХАТе – как они были счастливы от совместной работы!  Евгений Евстигнеев и Вячеслав Невинный могли сыграть все. В том числе и «Заседание парткома», как в 70-е говорили – производственную драму. Неважно было, что они играли, важно – как. Жизнь человеческого духа играли, без преувеличения, что у Чехова, что у Гельмана. Для меня они были Женя, Слава – мы дружили, обоих уже нет, и я по ним очень, очень скучаю.  Два Олега на репетиции «Горе от ума» в начале 90-х – один ставил, другой сыграл Фамусова. Табаков был нужен Художественному театру, нужен Ефремову – они были одной веры. Наблюдать за ними я мог бесконечно, все равно что смотреть на огонь или воду, как говорят. Они заряжали друг друга, подпитывали, и я невольно попадал в этот поток энергии.  Георгий Бурков, Станислав Любшин, Анастасия Вертинская, Юрий Богатырев, 1982-й, открытие сезона. Анатолий Смелянский очень точно назвал их «сборной страны». Блестящие актеры, которых Ефремов собрал под одной крышей. Но как в театре все хрупко, все непрочно! Вот и тут: через два года из труппы уйдет Бурков, через семь умрет Богатырев, в тот же год МХАТ покинет Вертинская.  «Современник» поздравляет Художественный театр с 75-летием в 1973 году. По этой фотографии можно судить о настроении Галины Волчек, Игоря Кваши и Олега Табакова. Они считали тогда Ефремова предателем, который оставил свое детище. Только три года прошло после его ухода во МХАТ, и раны еще свежие и кровоточат.  Олег Ефремов, 1997 год. Снимать его было легко. Любой кадр оказывался интересным, мощным, потому что мощный был человек. Мое присутствие с фотоаппаратом его не стесняло – перед объективом он оставался собой, а я только фиксировал его состояние. Друзьями мы не были, но отношения были очень хорошими, и главным в этих отношениях было доверие. Я, например, мог постучать к нему в кабинет, зная, что у него гости, и попросить поснимать их. Так я сделал фотографии с Александром Солженицыным, с Юрием Любимовым, с Марчелло Мастроянни, с Михаилом Горбачевым, десятки снимков. Гости иногда удивлялись, а Олег Николаевич всегда улыбался при моем появлении и на просьбу отвечал одним словом: «Валяй!» Однажды я сфотографировал его с Михаилом Горбачевым у него дома на Тверской. Горбачев и Ефремов дружили, и вот Михаил Сергеевич пришел к другу на день рождения, как потом стало понятно – на его последний день рождения. Не очень веселой оказалась эта встреча. Михаил Сергеевич недавно потерял жену и был в подавленном состоянии, у Олега Николаевича были сложные времена – он переживал за театр, ему хотелось какого-то обновления, он строил планы, мечтал, но болел, сил не хватало. И вот они оба выпили и вдруг стали такими естественными, даже беззащитными. И Михаил Сергеевич потянулся к Олегу Николаевичу, чтобы обнять его, тот к нему. Впоследствии многих смущала эмоциональная откровенность фотографии, а Ефремов одно говорил: а мне нравится! Нередко я фотографировал Олега Николаевича даже не спрашивая его согласия, ловил его эмоцию, как вот на этой фотографии с сигаретой. Вошел в зал, на репетицию, и сразу увидел его – уставшего, даже измученного. Одинокого. Тогда он ставил «Три сестры», к 100-летию Художественного театра, свой последний спектакль, который стал и прощанием, и завещанием. Эта фотография очень дорога мне.  Это парадный портрет труппы Московского Художественного театра к его 100-летию в 1998 году. Я смотрю на эти лица, родные и любимые, и понимаю, что с каждым человеком у меня связана какая-то своя история. Сколь многих уже нет, как неумолимо время. Но на этой фотографии они навсегда все вместе. Фотоальбом «Московский Художественный театр в фотографиях Игоря Александрова» Фото из фондов Музея МХАТ. Пресса Павел Массальский. Душевный свет, Александра Машукова, Медиацентр МХТ, 4.09.2024 Игорь Александров. О пользе бесцеремонности, Нина Суслович, журнал «Камергерский, 3», № 2, 22.04.2021 Телеверсия спектакля «Сладкоголосая птица юности» и рассказ Григория Заславского о постановке, Культура.РФ, 11.05.2020 Телеверсия спектакля «Мария Стюарт» и рассказ Бориса Любимова об истории постановки, Культура.РФ, 2015 Вспоминая старый МХАТ. Павел Массальский, Всеволод Шиловский, телеканал «Культура», 5.06.2013 Павел Массальский. Творческий портрет. 1964 г., Старое радио | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
