115 лет первой постановке «Дяди Вани» в Художественном театре
115 лет назад – 26 октября (7 ноября) 1899 года – в Художественном театре впервые был сыгран спектакль «Дядя Ваня» (режиссёры К. С. Станиславский, Вл. И. Немирович-Данченко, художник В. А. Симов).
Телеграммы Вл. И. Немировича-Данченко А. П. Чехову: «Ну вот, милый наш Антон Павлович, Дядю Ваню и сыграли. Вызовов очень много после первого действия, потом всё сильнее, по окончании без конца…»; «Второе представление театр битком набит. Пьеса слушается и понимается изумительно. Играют теперь великолепно. Приём — лучшего не надо желать».
Из письма А. П. Чехова О. Л. Книппер: «Телеграммы стали приходить 27-го вечером, когда я был уже в постели. Их мне передают по телефону. Я просыпался всякий раз и бегал к телефону в потёмках, босиком, озяб очень; потом едва засыпал, как опять и опять звонок. Первый случай, когда мне не давала спать моя собственная слава. На другой день, ложась, я положил около постели и туфли и халат, но телеграмм уже не было. В телеграммах только и было, что о вызовах и блестящем успехе, но чувствовалось в них что-то тонкое, едва уловимое, из чего я мог заключить, что настроение у вас всех не так чтобы уж очень хорошее. Газеты, полученные сегодня, подтвердили эту мою догадку».
Из письма Вл. И. Немировича-Данченко А. П. Чехову: «Из рецензий ты будешь видеть, вероятно, что некоторые грехи пьесы не удалось скрыть. Но ведь без грехов нет ни одной пьесы в репертуаре всего мира. Однако это чувствовалось в зале и вносило известную долю охлаждения. И вызовы, несмотря на их многочисленность, были не взрывами восторга, а просто хорошими вызовами. Для меня, старой театральной крысы, несомненно, что пьеса твоя — большое явление в нашей театральной жизни и что нам она даст много превосходных сборов, но мы взвинтились в наших ожиданиях фурора до неосуществимости, и эта неосуществимость портит нам настроение».
Из воспоминаний К. С. Станиславского: “Трудно теперь поверить, что после премьеры “Дяди Вани” мы собрались тесной компанией в ресторане и лили там слезы, так как спектакль, по мнению всех, провалился. Однако время сделало свое дело: спектакль был признан, держался более двадцати лет в репертуаре и стал известен в России, Европе и Америке”.
Историк театра И. Н. Соловьёва: «В работе над “Дядей Ваней” для Станиславского были особенно важны слова Астрова про жизнь как путь в тёмном лесу: идёшь, ветки хлещут, а огонька впереди не видно. Не видно? или вовсе нет его? всё так и будет — тёмный лес? помрёшь впотьмах?
В режиссёрском экземпляре “Дядя Ваня” прочитан как пьеса о жизни, идущей кто знает — туда ли. То у одного, то у другого персонажа вспышка отчаяния: завели не туда. Обманули и завели. Завели и обобрали.
Тем удивительнее действовал просвет, возникавший в последнем — самом горестном — акте. Уходила мучительная сгущенность. Стуку, говору, хлопанью дверьми, стихающим шагам возвращалась музыкальная организованность. “Голоса вдали слышны. Наконец, бубенцы, и все замолкает”. Войницкий (А. Л. Вишневский) и Астров (К. С. Станиславский) стоят у темнеющих стекол окна. “Пауза. Звонки. Пауза. Оба, приложившись головой к стеклу, смотрят в темноту. […] Слышны бубенцы […] Бубенцы всё удаляются”. Вступает сверчок. Вступает гитара. Капли дождя. Соня (М. П. Лилина) молча со свечой провожает Астрова. Весь финал “Дяди Вани” — как вся “Чайка” — на свете и звуке.
С мыслью о Мировой Душе перекликается Сонина вера в милосердие, которое заполнит собой весь мир, всё примет в себя».