135 лет со дня рождения Евгения Вахтангова

13 февраля исполняется 135 лет со дня рождения Евгения Багратионовича Вахтангова (1883-1922) — актера, режиссера и педагога, основателя и руководителя Студенческой драматической студии, которая в 1921 году стала 3-й Студией МХТ, а с 1926 года — Театром им. Евгения Вахтангова.

Он начинал на любительской сцене во Владикавказе, учился в Московском университете и драматической школе Адашева. С 1911 г. – сотрудник МХТ. Как актер Вахтангов тут занят мало и на вторых ролях, но он становится необходим Станиславскому как сотрудник в разработке “системы”: с марта 1911 г. Станиславский поручает ему занятия с группой молодых актеров, просит составить нечто вроде задачника по “системе”. В записях Вахтангова этой поры читаем: “Изгнать из театра театр”. Как педагог и режиссер он — нарасхват; с сентября 1911 г. преподает в школе актрисы МХТ Халютиной, сотрудничает с театрами “Летучая мышь” и “Бродячая собака”, Блок приглашает его в театр в Териоках. Но главная работа идет под эгидой Станиславского. С 1912 г. работает в открывшейся Первой студии МХТ, ставит “Праздник мира” Гауптмана. Спектакль был отмечен жестокой обнаженностью чувств, которая грозила разрушить грань между жизнью и творчеством актера. В 1913 г. Вахтангов начинает работать в Студенческой студии, которая спустя время получила права Третьей студии МХТ: “Усадьба Ланиных”, “Чудо святого Антония”, “Чеховский вечер”, несколько опытов в жанре трагедии (“Электра”). При этом он остается одним из лидеров Первой студии, где играет Текльтона в “Сверчке на печи”, ставит “Потоп” Г. Бергера. После революции активность уже тяжелобольного режиссера достигает предела: кроме работы в студиях мхатовского толка (Оперная студия Станиславского, Шаляпинская студия) он преподает и режиссирует в Пролеткульте, на Пречистенских курсах, в Пролетарской студии, в Народном театре; работает в Армянской студии и студии “Габима”, играющей на иврите. Он рвет с эстетикой жизнеподобия, ведет мятежные поиски новых форм, проявляет крайний субъективизм в восприятии авторов и персонажей, склоняется к всепоглощающему гротеску. Притом для него исходно важными остаются проблемы актерского творчества. Продолжая следовать “системе”, он хочет соединить ее с законами авангардной сцены. В какой-то момент Вахтангов склоняется к утверждению: не правда переживания играемого образа, а обнаружение самого себя, собственного “я” актера, собственного отношения к образу должно быть целью. Отказ от сценической иллюзии ради освобождения и очищения чистой актерской “игры с образом” лежит в основе его последнего спектакля — сверкающей и овеянной романтической иронией “Принцессы Турандот” Гоцци (1922).

Из статьи И. Н. Соловьевой, издание «МХАТ. 100 лет».