8 вопросов для Янины Колесниченко
Пресс-служба МХТ,
- Когда вы поняли, что театр в вашей жизни навсегда?
Это было с детства. Когда много выпендривалась, говорили: «ну точно будет артисткой». У меня родственников не было, связанных с искусством, все простые рабочие. В школе был культмассовый сектор, самодеятельность в пионерских лагерях. Тогда мне казалось, что если стихи знаешь и умеешь кривляться, то уже все можешь. А потом первый раз не поступила, второй раз не поступила… Амбиций было много, мне ведь всегда говорили, что я точно поступлю.
Из своего Омска поехала поступать в Свердловск далеко меня пока не отпускали. Не поступила. Неловко, стыдно было возвращаться. Прямо с чемоданом с поезда я пришла в театр кукол в Омске, который находился рядом с домом. И сказала: «Делайте что хотите, но я отсюда не уйду, возьмите на работу». И проработала там два года. Спасибо им, что меня терпели. Потом начала жизнь заново. Всех обманула, сказала, что меня взяли во МХАТ. Мне нужно было от провинциальности своей отряхнуться. На самом деле мало что видела, мало что знала, а простого желания быть артисткой уже было мало.
В Москве устроилась на подготовительные курсы, начала ходить в театр. Сперва даже думала, что, наверное, не туда меня завело. Потихоньку начала вникать, поняла, что, прежде всего, актер это труд адский, но который приносит радость, счастье, даже если проходишь через неудачи.
- Можно работать вопреки режиссеру?
Думаю, нет. Тогда лучше сказать друг другу «До свидания!». Надо довериться, пробовать, найти общие точки соприкосновения. Любая профессия порождает в тебе сомнения, мы все не идеальны. И если режиссер тебя выбрал, то надо ему довериться. Иначе не имеет смысла, это как жить с нелюбимым мужем.
- Есть выражение «Театр это лучший из миров». Интересуют ли вас другие миры?
Я не так давно стала мамой, и у меня, конечно, все поменялось. Появилась вина перед ребенком. Дочка спрашивает меня с укором, завидев меня в дверях: «Ты уезжаешь или уходишь?» А ребенку только три года. И в ее сознании, это означает либо надолго, либо на чуть-чуть. Говорю: «Не волнуйся, я тебя сегодня уложу». Вот мой другой мир, главный, которому я обязана. Здесь, в театре, наверное, обойдутся без меня но я не обойдусь. А вот есть человечек, который точно без меня не обойдется.
- Чем вы гордитесь?
Своим ребенком! А в творчестве всё, что я делаю, я люблю, иначе нет смысла существовать. Никогда не забуду фразу Евгения Каменьковича (поступала к Петру Фоменко в ГИТИС, не взяли): «Яна, вам, наверное, ОЧЕНЬ нравится быть артисткой». Да, мне до сих пор очень нравится быть артисткой.
Знаковая роль для меня, которая непонятно, как получилась, конечно, Сета Томасян в «Лунном чудовище». Была сложная ситуация, я ввелась буквально за несколько недель до премьеры. И я себе говорила, зачем это мне так сложно, так много текста. Но в результате это вылилось в невероятную историю. Я понимала, что такое армянский геноцид. Но то, что рассказывал нам об этом режиссер Александр Григорян, было невозможно, и отказаться уже было нельзя, история к тебе «прирастала». История в «Лунном чудовище» документальная, не сочиненная специально, чтобы разжалобить зрителя. Мне есть что рассказать, это совпало с моей личностной позицией. Я тут не марионетка, за моей ролью что-то стоит.
- Что вас заставляет злиться?
Непорядочость, предательство. Ненавижу шкурничество, ненавижу, когда люди идут по трупам. Когда прихожу к студентам, самое главное для меня это сказать им, что надо во всех случаях оставаться человеком, личностью. Возраст у них сейчас шаткий, и время взывает: вот я сейчас чем-то поступлюсь ради пользы, а потом уж И сама я не карьеристка, жизнь все же дана нам в удовольствие. На сцене это всегда видно, все наши человеческие поражения. Не умею обманывать.
- Что самое ценное сегодня в МХТ?
Сейчас в театре очень хороший ритм, он позволяет себе приглашать режиссеров разной эстетики. Мы можем пробовать себя и в новой драме, и в классике, репетировать с Адольфом Шапиро и с Виктором Рыжаковым. Как и везде, репертуар не получается гладким и идеальным. Но ты во всем можешь себя попробовать. С лабораториями мы теперь обрели и международный масштаб, можем попробовать себя в других культурах. Зритель к нам идет, мы же его не тащим на аркане. Здорово, когда тебе звонят знакомые знакомых, которые не могут месяцами купить билеты. Это ценно. Нас много, мы не искусство одного человека. Художественный театр позволяет молодым пацанам ставить спектакли. И молодым драматургам дают шанс прославиться. Здесь разрешают ошибаться. Более того, могут дать сделать спектакль даже после ошибки. Здесь большая степень доверия.
- Когда вы в последний раз радовались чужому успеху?
Было потрясение, когда меня Рыжаков позвал в «Пьяных», и я увидела, как ребята работали. Я давно не видела, чтобы артисты так слушали режиссера. Хотелось соответствовать. Новый спектакль МХТ «19.14» это приятная удача для театра. Наша стажерская группа – что-то сочиняют, творят, совершенно сумасшедшие. Они по полной программе использовали это доверие театра к ним и долго, мучительно сочиняли. Из последних книг мне понравилась трилогия о Манюне Наринэ Абгарян – читала даже дочке.
- Какой самый важный урок вы получили от своих учителей в Школе-студии МХАТ?
Авангард Николаевич Леонтьев – жесткий учитель. Теперь, когда я сама начала преподавать, я понимаю, что не надо быть другом студентов. Не быть деспотом, но и дистанцию держать. Когда я поступила в Школу-студию, я была совершенно не организованным человеком. Провинция во мне пела, кричала жуткая самоуверенность. У меня были большие проблемы с поведением. Авангард Николаевич сказал: «Знаешь что, у тебя прекрасный земляк Михаил Ульянов. Когда он приехал поступать, он заткнулся на два года и только читал книжки. Если хочешь стать профи, то свою бешеную энергию надо направить в книги». Я это запомнила, но не сразу применила.
Это было с детства. Когда много выпендривалась, говорили: «ну точно будет артисткой». У меня родственников не было, связанных с искусством, все простые рабочие. В школе был культмассовый сектор, самодеятельность в пионерских лагерях. Тогда мне казалось, что если стихи знаешь и умеешь кривляться, то уже все можешь. А потом первый раз не поступила, второй раз не поступила… Амбиций было много, мне ведь всегда говорили, что я точно поступлю.
Из своего Омска поехала поступать в Свердловск далеко меня пока не отпускали. Не поступила. Неловко, стыдно было возвращаться. Прямо с чемоданом с поезда я пришла в театр кукол в Омске, который находился рядом с домом. И сказала: «Делайте что хотите, но я отсюда не уйду, возьмите на работу». И проработала там два года. Спасибо им, что меня терпели. Потом начала жизнь заново. Всех обманула, сказала, что меня взяли во МХАТ. Мне нужно было от провинциальности своей отряхнуться. На самом деле мало что видела, мало что знала, а простого желания быть артисткой уже было мало.
В Москве устроилась на подготовительные курсы, начала ходить в театр. Сперва даже думала, что, наверное, не туда меня завело. Потихоньку начала вникать, поняла, что, прежде всего, актер это труд адский, но который приносит радость, счастье, даже если проходишь через неудачи.
- Можно работать вопреки режиссеру?
Думаю, нет. Тогда лучше сказать друг другу «До свидания!». Надо довериться, пробовать, найти общие точки соприкосновения. Любая профессия порождает в тебе сомнения, мы все не идеальны. И если режиссер тебя выбрал, то надо ему довериться. Иначе не имеет смысла, это как жить с нелюбимым мужем.
- Есть выражение «Театр это лучший из миров». Интересуют ли вас другие миры?
Я не так давно стала мамой, и у меня, конечно, все поменялось. Появилась вина перед ребенком. Дочка спрашивает меня с укором, завидев меня в дверях: «Ты уезжаешь или уходишь?» А ребенку только три года. И в ее сознании, это означает либо надолго, либо на чуть-чуть. Говорю: «Не волнуйся, я тебя сегодня уложу». Вот мой другой мир, главный, которому я обязана. Здесь, в театре, наверное, обойдутся без меня но я не обойдусь. А вот есть человечек, который точно без меня не обойдется.
- Чем вы гордитесь?
Своим ребенком! А в творчестве всё, что я делаю, я люблю, иначе нет смысла существовать. Никогда не забуду фразу Евгения Каменьковича (поступала к Петру Фоменко в ГИТИС, не взяли): «Яна, вам, наверное, ОЧЕНЬ нравится быть артисткой». Да, мне до сих пор очень нравится быть артисткой.
Знаковая роль для меня, которая непонятно, как получилась, конечно, Сета Томасян в «Лунном чудовище». Была сложная ситуация, я ввелась буквально за несколько недель до премьеры. И я себе говорила, зачем это мне так сложно, так много текста. Но в результате это вылилось в невероятную историю. Я понимала, что такое армянский геноцид. Но то, что рассказывал нам об этом режиссер Александр Григорян, было невозможно, и отказаться уже было нельзя, история к тебе «прирастала». История в «Лунном чудовище» документальная, не сочиненная специально, чтобы разжалобить зрителя. Мне есть что рассказать, это совпало с моей личностной позицией. Я тут не марионетка, за моей ролью что-то стоит.
- Что вас заставляет злиться?
Непорядочость, предательство. Ненавижу шкурничество, ненавижу, когда люди идут по трупам. Когда прихожу к студентам, самое главное для меня это сказать им, что надо во всех случаях оставаться человеком, личностью. Возраст у них сейчас шаткий, и время взывает: вот я сейчас чем-то поступлюсь ради пользы, а потом уж И сама я не карьеристка, жизнь все же дана нам в удовольствие. На сцене это всегда видно, все наши человеческие поражения. Не умею обманывать.
- Что самое ценное сегодня в МХТ?
Сейчас в театре очень хороший ритм, он позволяет себе приглашать режиссеров разной эстетики. Мы можем пробовать себя и в новой драме, и в классике, репетировать с Адольфом Шапиро и с Виктором Рыжаковым. Как и везде, репертуар не получается гладким и идеальным. Но ты во всем можешь себя попробовать. С лабораториями мы теперь обрели и международный масштаб, можем попробовать себя в других культурах. Зритель к нам идет, мы же его не тащим на аркане. Здорово, когда тебе звонят знакомые знакомых, которые не могут месяцами купить билеты. Это ценно. Нас много, мы не искусство одного человека. Художественный театр позволяет молодым пацанам ставить спектакли. И молодым драматургам дают шанс прославиться. Здесь разрешают ошибаться. Более того, могут дать сделать спектакль даже после ошибки. Здесь большая степень доверия.
- Когда вы в последний раз радовались чужому успеху?
Было потрясение, когда меня Рыжаков позвал в «Пьяных», и я увидела, как ребята работали. Я давно не видела, чтобы артисты так слушали режиссера. Хотелось соответствовать. Новый спектакль МХТ «19.14» это приятная удача для театра. Наша стажерская группа – что-то сочиняют, творят, совершенно сумасшедшие. Они по полной программе использовали это доверие театра к ним и долго, мучительно сочиняли. Из последних книг мне понравилась трилогия о Манюне Наринэ Абгарян – читала даже дочке.
- Какой самый важный урок вы получили от своих учителей в Школе-студии МХАТ?
Авангард Николаевич Леонтьев – жесткий учитель. Теперь, когда я сама начала преподавать, я понимаю, что не надо быть другом студентов. Не быть деспотом, но и дистанцию держать. Когда я поступила в Школу-студию, я была совершенно не организованным человеком. Провинция во мне пела, кричала жуткая самоуверенность. У меня были большие проблемы с поведением. Авангард Николаевич сказал: «Знаешь что, у тебя прекрасный земляк Михаил Ульянов. Когда он приехал поступать, он заткнулся на два года и только читал книжки. Если хочешь стать профи, то свою бешеную энергию надо направить в книги». Я это запомнила, но не сразу применила.