«Чайка»: все и сразу
Наталья Витвицкая, Ведомости,
Константин Хабенский дебютировал в качестве театрального режиссера
В МХТ им. А. П. Чехова – громкая премьера. Художественный руководитель Константин Хабенский дебютировал как театральный режиссер спектаклем «Чайка». Чеховская пьеса для этой сцены особенная, с нее началась настоящая слава театра. О новом спектакле тоже много говорят, но, увы, со знаком минус.
Все дело в отсутствии ясного режиссерского замысла и неоднозначности решения актерских ролей. Аркадина – Кристина Бабушкина, доктор Дорн – Игорь Верник, Шамраев – артист маленького роста Вано Миранян, Тригорин – звезда МТЮЗа и российских сериалов Андрей Максимов. Индивидуальные достижения артистов никто не умаляет, но ансамбль не складывается. Магнетизма между парами антагонистов Аркадина – Заречная, Тригорин – Треплев тоже не возникает. Каждый играет про что понимает. Аркадина – простую русскую бабу, усыновившую молодого любовника и забывшую про великовозрастного сына, потому что «мешает». Такая и Машу веником в парной поколотить с громкими стонами может, и кинуться к ни в чем не повинным зрителям с трагическими вскриками: «Караул, обижают!» Тригорина она держит на коротком поводке, и, когда тот пытается вырваться и уйти к Нине, наносит страшные удары ему по голове. Выбивает все лишнее.
Тригорин похож на капризную ленивую куклу, даже подобие чувства не озаряет его сытое существование возле «барыни». Наступив на убитую чайку, Тригорин брезгливо морщится и оттирает туфли о помост. Дорн – Верник радостно улыбается в ответ на приставания к нему женщин, и в то, что он устал от их внимания, верится с трудом. Прекрасная тонкая актриса Алена Хованская играет Полину Андреевну, но, увы, искры между нею и доктором нет никакой. Смотрится их дуэт скорее комично. Шамраев-лилипут демонически хохочет в ответ на любую реплику героев и непонятно зачем бегает по деревянным мосткам лодочной станции (а события этой «Чайки» именно там и происходят). Треплев и Заречная в исполнении молодых, но уже известных артистов Ильи Козырева и Софьи Шидловской смотрятся не парой (пускай и разбитой), а братом и сестрой с одинаково расстроенными нервами. Они много и истошно кричат и воют. Треплев бьется о стены головой, разбивая ее в кровь. После отъезда Аркадиной отращивает бороду, не стрижет волосы, дичает до состояния, когда с аппетитом ест внутренности убитой птицы. Потом его тошнит прямо в пруд. Периодически на сцену выбегают дети в белых одеждах (видимо, изображая героев пьесы в детстве) и весело играют в свои детские игры.
Перечислением режиссерских находок можно заниматься очень долго. Но смысл их как будто утерян. Или известен только режиссеру. Хабенский в преддверии премьеры сказал, что его спектакль про женщин, о них он поставил свою «Чайку». Честный и красивый посыл. Жаль только, что пока он умозрительный. Зрители на этом спектакле много смеются, но не горьким смехом, а скорее таким, который слышишь на мелодрамах антрепризного толка про «срывающихся с крючка мужиков». Или на черных комедиях, в которых бутафорская кровь льется рекой, но никому на самом деле не больно и никого не жаль. Нет единства мысли, как следствие спектакль рассыпается прямо на глазах на отдельные сцены. Узнаваема поэтика разных режиссеров – от Юрия Бутусова до Андрея Жолдака. Поэтики эти настолько самобытны, они не смешиваются одна с другой, как ни старайся.
За сценографию спектакля отвечал главный художник МХТ им. А. П. Чехова Николай Симонов. Идя вслед за режиссером, он постарался показать все и сразу. Лодочная станция, двухъярусные мостки, разноцветный задник с нарисованной церковью, банька, летний театрик и кресло-качалка на авансцене. Все нарочито ненастоящее, почти «пластмассовое». Как черные (почему черные?) яблоки на дереве у пруда, бездвижные камыши или проекции чаек, то и дело «взлетающие» над сценой.
Три с лишним часа сценического действия проходят под музыку Леонида Федорова и группы «АукцЫон». Где пересекаются смыслы чеховской пьесы и песен прославленной рок-группы, тоже осталось загадкой. Как и решение финала. Когда Треплев убивает себя (а делает он это в бане), Дорн пытается скрыть этот факт, возводя костер на месте самоубийства. А Сорин, внезапно превратившись в Фирса из другой чеховской пьесы, рассказывает всем, что они недотепы, и не забывает при этом упомянуть про «молодо-зелено». Снова звучит «АукцЫон». Занавес.
Оригинал статьи
В МХТ им. А. П. Чехова – громкая премьера. Художественный руководитель Константин Хабенский дебютировал как театральный режиссер спектаклем «Чайка». Чеховская пьеса для этой сцены особенная, с нее началась настоящая слава театра. О новом спектакле тоже много говорят, но, увы, со знаком минус.
Все дело в отсутствии ясного режиссерского замысла и неоднозначности решения актерских ролей. Аркадина – Кристина Бабушкина, доктор Дорн – Игорь Верник, Шамраев – артист маленького роста Вано Миранян, Тригорин – звезда МТЮЗа и российских сериалов Андрей Максимов. Индивидуальные достижения артистов никто не умаляет, но ансамбль не складывается. Магнетизма между парами антагонистов Аркадина – Заречная, Тригорин – Треплев тоже не возникает. Каждый играет про что понимает. Аркадина – простую русскую бабу, усыновившую молодого любовника и забывшую про великовозрастного сына, потому что «мешает». Такая и Машу веником в парной поколотить с громкими стонами может, и кинуться к ни в чем не повинным зрителям с трагическими вскриками: «Караул, обижают!» Тригорина она держит на коротком поводке, и, когда тот пытается вырваться и уйти к Нине, наносит страшные удары ему по голове. Выбивает все лишнее.
Тригорин похож на капризную ленивую куклу, даже подобие чувства не озаряет его сытое существование возле «барыни». Наступив на убитую чайку, Тригорин брезгливо морщится и оттирает туфли о помост. Дорн – Верник радостно улыбается в ответ на приставания к нему женщин, и в то, что он устал от их внимания, верится с трудом. Прекрасная тонкая актриса Алена Хованская играет Полину Андреевну, но, увы, искры между нею и доктором нет никакой. Смотрится их дуэт скорее комично. Шамраев-лилипут демонически хохочет в ответ на любую реплику героев и непонятно зачем бегает по деревянным мосткам лодочной станции (а события этой «Чайки» именно там и происходят). Треплев и Заречная в исполнении молодых, но уже известных артистов Ильи Козырева и Софьи Шидловской смотрятся не парой (пускай и разбитой), а братом и сестрой с одинаково расстроенными нервами. Они много и истошно кричат и воют. Треплев бьется о стены головой, разбивая ее в кровь. После отъезда Аркадиной отращивает бороду, не стрижет волосы, дичает до состояния, когда с аппетитом ест внутренности убитой птицы. Потом его тошнит прямо в пруд. Периодически на сцену выбегают дети в белых одеждах (видимо, изображая героев пьесы в детстве) и весело играют в свои детские игры.
Перечислением режиссерских находок можно заниматься очень долго. Но смысл их как будто утерян. Или известен только режиссеру. Хабенский в преддверии премьеры сказал, что его спектакль про женщин, о них он поставил свою «Чайку». Честный и красивый посыл. Жаль только, что пока он умозрительный. Зрители на этом спектакле много смеются, но не горьким смехом, а скорее таким, который слышишь на мелодрамах антрепризного толка про «срывающихся с крючка мужиков». Или на черных комедиях, в которых бутафорская кровь льется рекой, но никому на самом деле не больно и никого не жаль. Нет единства мысли, как следствие спектакль рассыпается прямо на глазах на отдельные сцены. Узнаваема поэтика разных режиссеров – от Юрия Бутусова до Андрея Жолдака. Поэтики эти настолько самобытны, они не смешиваются одна с другой, как ни старайся.
За сценографию спектакля отвечал главный художник МХТ им. А. П. Чехова Николай Симонов. Идя вслед за режиссером, он постарался показать все и сразу. Лодочная станция, двухъярусные мостки, разноцветный задник с нарисованной церковью, банька, летний театрик и кресло-качалка на авансцене. Все нарочито ненастоящее, почти «пластмассовое». Как черные (почему черные?) яблоки на дереве у пруда, бездвижные камыши или проекции чаек, то и дело «взлетающие» над сценой.
Три с лишним часа сценического действия проходят под музыку Леонида Федорова и группы «АукцЫон». Где пересекаются смыслы чеховской пьесы и песен прославленной рок-группы, тоже осталось загадкой. Как и решение финала. Когда Треплев убивает себя (а делает он это в бане), Дорн пытается скрыть этот факт, возводя костер на месте самоубийства. А Сорин, внезапно превратившись в Фирса из другой чеховской пьесы, рассказывает всем, что они недотепы, и не забывает при этом упомянуть про «молодо-зелено». Снова звучит «АукцЫон». Занавес.
Оригинал статьи