Дмитрий Куличков: «Настоящее рождается из свободы»
Марина Лёвина, @кция,
Актер Дмитрий Куличков в нынешнем году закончил Школу-студию МХАТ (курс Евгения Каменьковича), сейчас играет в спектаклях «Вишневый сад», «Обломов», «Скрипка и немножко нервно», «Белая гвардия» (МХТ им. Чехова) и в «Воскресение. Супер», идущем на сцене Театра п/р Табакова. Известен как молодой актер, от которого много ждут не только режиссеры, но и зрители.
@: Перед тем как приехать в Москву и поступить в Школу-студию МХАТ, вы отучились на театральном отделении Саратовской государственной консерватории?
Д. К. : Да, на курсе Александра Григорьевича Галко. В Саратове сыграл три дипломных спектакля «Мнимого больного», «Человека и джентльмена», «Грозу». «Человек и джентльмен» с «Грозой» шли на большой сцене Саратовского драматического театра и держались в репертуаре полтора года. Учебного театра при консерватории не было. До сих пор нежно вспоминаю эти работы.
@: А что заставило уехать из Саратова и поступать в театральный еще раз?
Д. К. : Я не думал именно о втором актерском образовании, просто хотел учиться дальше, продлить эти годы, самые дорогие для меня. Всего проучился в Саратове и в Москве семь лет. Теперь не знаю, хватило бы еще на учебу сил. Ну, и, конечно, хотел пройти испытание. В Школе-студии МХАТ я сыграл только один дипломный спектакль, но очень важный «Дети солнца». Чепурной из этой пьесы сложная, «взрослая», серьезная роль, совершенно отличная от прежних саратовских комедийных и характерных. Наверное, я повзрослел и роль «повзрослела».
А в Москве, конечно, все оказалось по-другому. В Саратове наш курс был похож на тихую маленькую семью, живущую в четырех стенах, здесь же очень много людей, от которых можешь что-то взять, с которыми можешь общаться. Я здесь всего за три года успел сняться в главной роли в сериале «Ораторский прием» по любимому моему Шукшину не могу, к сожалению, сказать, что очень доволен этим фильмом, в двух короткометражках абдрашитовских выпускников, в картине Константина Худякова «На Верхней Масловке». Сейчас снимаюсь у Александра Митты в сериале «Невидимый рай».
@: А почему вы вдруг вообще решили поступать в театральный?
Д. К. : Мама меня во втором классе привела в драмкружок в Саратове, куда, кстати, ходил ребенком Олег Павлович Табаков. Лет шесть я там прозанимался, если не больше. Ну а потом ничего не оставалось, кроме как направляться в театральный. Даже если бы ничего не получилось, я должен был это попробовать. Не жалею, что с Саратова начал. Благодарен и институту, и руководителю курса.
@: Вы сейчас репетируете Регану в «Короле Лире», которого Тадаши Сузуки ставит в МХТ?
Д. К. : Да. Это странный опыт. Радикальный шаг и новая кровь для нашего театра. Спектакль Сузуки, который идет в Японии, полностью, под кальку переносится на сцену Художественного, но играют в нем русские артисты. Сузуки выбирал между несколькими театрами России, все боролись за него, честь была столкнуться с режиссером в работе.
Это совсем другой театр, чем тот, к которому привыкли русские зрители. В Японии женщины в театре не играют вообще, привычно, когда мужчина исполняет женские роли, здесь нет, но было бы неожиданно, если бы в России в спектакле вдруг появились женщины. К тому же режиссер считает, что пьесу нужно играть по-мужски резко, семья Лира как мафиозный клан, говорит он: все в нем коварны. Особенно Регана и Гонерилья, они мужественнее всех.
@: Не было страха встретиться с Сузуки одной из величин мирового театра?
Д. К. : Нет, было страшно другое: чтобы постановка не стала пародией на японский театр. Своеобразная пластика, жесткие мизансцены ни на сантиметр нельзя сдвигаться от задуманного режиссером рисунка, идти куда захочешь, определенный свет, выставляемый строго под мизансцены, неподвижный корпус, минимум жестов, движений, необходимость направлять энергию в партнера Все это может нашего зрителя испугать.
Сузуки говорит: вы должны быть как самураи. Японцы да, самураи, темпераментные и жесткие, а у нас это не совсем в крови. Поедем со спектаклем в Японию на три недели играть премьеру, но это будет не страшно, а вот потом, в России, показывать страшнее. На подсознательном уровне возможна отгороженность от чужой культуры, сопротивление ей.
@: Как вы работали с Сузуки?
Д. К. : Ездили на две недели в его театральный центр, расположенный в горах, в деревне Тога. Там, кстати, очень интересная структура: артисты и осветители, и звукорежиссеры, и повара, работают двадцать часов в сутки. Мы занимались тренингами по системе набора энергии, изобретенной самим Сузуки. Она связана с мифом о пробуждении крестьянами духов земли через танцы, удары ног о землю. Ноги центр тяжести. Если не так ступню переставишь это будет уже непростительная оплошность или особый знак. Перед каждой репетицией две минуты тренинг: ходим в одном ритме под определенную музыку, топая ногами. Потому что энергия от земли, жестокая, звериная, гасимая в наш рационально-технический век, энергия, которая освобождается и концентрируется в спектакле. На этом строится театр Сузуки. Жестокий театр. И пьеса выбрана специально жестокая: злоба, ненависть, убийства, кровь. Музыка первобытная, шаманская.
@: Какими будут ваши новые работы?
Д. К. : Не хочу пока говорить. Нескольких хороших режиссеров я уже встретил. Есть кто-то, с кем особенно хочется встретиться снова, например с Сергеем Васильевичем Женовачом, у которого играл в «Белой гвардии». Не значит, что он лучше других как режиссер, просто мне ближе то, как он видит мир, как и что чувствует.
Сейчас много возможностей проявить себя, театр сегодняшний богат на людей. Что-то нащупывается, что-то пробуется, время интересно не столько по результату, сколько по этой вот почве. Может быть, то, что заделывается сейчас, выльется в результат позже, может быть, нет, но чувствуется, что происходит что-то: движение, поиск, возможность соприкоснуться с совершенно разными вещами.
В будущем мне хотелось бы самому поставить спектакль, собрав знакомых актеров, в основном ровесников. Часто об этом думаю, ищу материал. Это должно быть что-то лично нам близкое: что угодно, на что душа откликнется, хоть тот же Шукшин. Главное, чтобы с тобой, двадцатипятилетним, соприкасалось. Отрада самому искать и быть свободным в работе. Из свободы рождается настоящее. Удивлять ничем не нужно. Просто должно быть свое.
@: Перед тем как приехать в Москву и поступить в Школу-студию МХАТ, вы отучились на театральном отделении Саратовской государственной консерватории?
Д. К. : Да, на курсе Александра Григорьевича Галко. В Саратове сыграл три дипломных спектакля «Мнимого больного», «Человека и джентльмена», «Грозу». «Человек и джентльмен» с «Грозой» шли на большой сцене Саратовского драматического театра и держались в репертуаре полтора года. Учебного театра при консерватории не было. До сих пор нежно вспоминаю эти работы.
@: А что заставило уехать из Саратова и поступать в театральный еще раз?
Д. К. : Я не думал именно о втором актерском образовании, просто хотел учиться дальше, продлить эти годы, самые дорогие для меня. Всего проучился в Саратове и в Москве семь лет. Теперь не знаю, хватило бы еще на учебу сил. Ну, и, конечно, хотел пройти испытание. В Школе-студии МХАТ я сыграл только один дипломный спектакль, но очень важный «Дети солнца». Чепурной из этой пьесы сложная, «взрослая», серьезная роль, совершенно отличная от прежних саратовских комедийных и характерных. Наверное, я повзрослел и роль «повзрослела».
А в Москве, конечно, все оказалось по-другому. В Саратове наш курс был похож на тихую маленькую семью, живущую в четырех стенах, здесь же очень много людей, от которых можешь что-то взять, с которыми можешь общаться. Я здесь всего за три года успел сняться в главной роли в сериале «Ораторский прием» по любимому моему Шукшину не могу, к сожалению, сказать, что очень доволен этим фильмом, в двух короткометражках абдрашитовских выпускников, в картине Константина Худякова «На Верхней Масловке». Сейчас снимаюсь у Александра Митты в сериале «Невидимый рай».
@: А почему вы вдруг вообще решили поступать в театральный?
Д. К. : Мама меня во втором классе привела в драмкружок в Саратове, куда, кстати, ходил ребенком Олег Павлович Табаков. Лет шесть я там прозанимался, если не больше. Ну а потом ничего не оставалось, кроме как направляться в театральный. Даже если бы ничего не получилось, я должен был это попробовать. Не жалею, что с Саратова начал. Благодарен и институту, и руководителю курса.
@: Вы сейчас репетируете Регану в «Короле Лире», которого Тадаши Сузуки ставит в МХТ?
Д. К. : Да. Это странный опыт. Радикальный шаг и новая кровь для нашего театра. Спектакль Сузуки, который идет в Японии, полностью, под кальку переносится на сцену Художественного, но играют в нем русские артисты. Сузуки выбирал между несколькими театрами России, все боролись за него, честь была столкнуться с режиссером в работе.
Это совсем другой театр, чем тот, к которому привыкли русские зрители. В Японии женщины в театре не играют вообще, привычно, когда мужчина исполняет женские роли, здесь нет, но было бы неожиданно, если бы в России в спектакле вдруг появились женщины. К тому же режиссер считает, что пьесу нужно играть по-мужски резко, семья Лира как мафиозный клан, говорит он: все в нем коварны. Особенно Регана и Гонерилья, они мужественнее всех.
@: Не было страха встретиться с Сузуки одной из величин мирового театра?
Д. К. : Нет, было страшно другое: чтобы постановка не стала пародией на японский театр. Своеобразная пластика, жесткие мизансцены ни на сантиметр нельзя сдвигаться от задуманного режиссером рисунка, идти куда захочешь, определенный свет, выставляемый строго под мизансцены, неподвижный корпус, минимум жестов, движений, необходимость направлять энергию в партнера Все это может нашего зрителя испугать.
Сузуки говорит: вы должны быть как самураи. Японцы да, самураи, темпераментные и жесткие, а у нас это не совсем в крови. Поедем со спектаклем в Японию на три недели играть премьеру, но это будет не страшно, а вот потом, в России, показывать страшнее. На подсознательном уровне возможна отгороженность от чужой культуры, сопротивление ей.
@: Как вы работали с Сузуки?
Д. К. : Ездили на две недели в его театральный центр, расположенный в горах, в деревне Тога. Там, кстати, очень интересная структура: артисты и осветители, и звукорежиссеры, и повара, работают двадцать часов в сутки. Мы занимались тренингами по системе набора энергии, изобретенной самим Сузуки. Она связана с мифом о пробуждении крестьянами духов земли через танцы, удары ног о землю. Ноги центр тяжести. Если не так ступню переставишь это будет уже непростительная оплошность или особый знак. Перед каждой репетицией две минуты тренинг: ходим в одном ритме под определенную музыку, топая ногами. Потому что энергия от земли, жестокая, звериная, гасимая в наш рационально-технический век, энергия, которая освобождается и концентрируется в спектакле. На этом строится театр Сузуки. Жестокий театр. И пьеса выбрана специально жестокая: злоба, ненависть, убийства, кровь. Музыка первобытная, шаманская.
@: Какими будут ваши новые работы?
Д. К. : Не хочу пока говорить. Нескольких хороших режиссеров я уже встретил. Есть кто-то, с кем особенно хочется встретиться снова, например с Сергеем Васильевичем Женовачом, у которого играл в «Белой гвардии». Не значит, что он лучше других как режиссер, просто мне ближе то, как он видит мир, как и что чувствует.
Сейчас много возможностей проявить себя, театр сегодняшний богат на людей. Что-то нащупывается, что-то пробуется, время интересно не столько по результату, сколько по этой вот почве. Может быть, то, что заделывается сейчас, выльется в результат позже, может быть, нет, но чувствуется, что происходит что-то: движение, поиск, возможность соприкоснуться с совершенно разными вещами.
В будущем мне хотелось бы самому поставить спектакль, собрав знакомых актеров, в основном ровесников. Часто об этом думаю, ищу материал. Это должно быть что-то лично нам близкое: что угодно, на что душа откликнется, хоть тот же Шукшин. Главное, чтобы с тобой, двадцатипятилетним, соприкасалось. Отрада самому искать и быть свободным в работе. Из свободы рождается настоящее. Удивлять ничем не нужно. Просто должно быть свое.