Гамлет от Табакова
Алена Карась, Российская газета,
Вчера премьера «Гамлета» стала очередным возвращением в новый МХТ того репертуара, которым МХТ старый, созданный Станиславским и Немировичем-Данченко в 1898 году, прославился.
Не случайно Юрий Еремин ворожил над пьесой Островского «Последняя жертва», старательно перенося ее действие в самый год рождения Художественного театра и превращая героя Олега Табакова из корыстного купца 70-х годов XIX века в просвещенного мецената эпохи модерн, этакого Савву Морозова, вложившего, кстати, немало средств в рождение новаторского театра.
Табаков придумал замечательный проект: потихоньку внедрять в сознание публики, что нынешний, табаковский, МХТ есть прямое продолжение, повторение того, в котором играли Качалов и Москвин, Книппер-Чехова и Лилина. Вот и буковка «а», втиснувшаяся в название театра в советские годы, из него выпала. И все стало почти как прежде. Пьеса Булгакова «Дни Турбиных», ставшая"советской «Чайкой» Художественного театра, идет? Идет, хоть и под другим названием. Пьеса Мольера «Тартюф», которую ставили в этом театре и Станиславский, и Эфрос, идет? Идет! В постановке Нины Чусовой! «Господа Головлевы», в которых играл великий Смоктуновский, идет? Идет! С самим Евгением Мироновым! Горький, столь важный для Станиславского, идет? Идет! И не что-нибудь, а «Мещане»!
Для полноты картины не хватало только самой знаменитой сказки и самой знаменитой трагедии. И вот Дмитрий Черняков репетирует «Синюю птицу» Метерлинка, а Юрий Бутусов показывает сегодня премьеру «Гамлета».
Если и «Синяя птица» выйдет в нынешнем сезоне, то окажется, что табаковский МХТ повторит две самые знаменитые «символистские» постановки МХТ исторического. В 1908 году появилась «Синяя птица», в 1911 году «Гамлет».
Примерно в это же время поэт Иннокентий Анненский написал: «Не думать о Гамлете для меня значило бы отказаться от мыслей об искусстве, т. е. от жизни». Таково было место этой трагедии в сознании русского интеллигента прошлого века. Россия, как и весь мир, вступала в пору страшнейших катаклизмов. Таяли и готовились к гибели две великие империи российская и английская. Век вывихнулся, расшатался, вышел из пазов, и был только один человек, «лучший из людей», как называл его Крэг, который мог эту связь восстановить. «Для меня секрет исполнения пьесы заключается в способности актера понимать Страсть накал Страсти, спокойствие Страсти, ее экстаз Гамлет избранник, и все же он любит Офелию. .. и в этом проявляется его избранность Потому что он создание Воображения, потому что он рожден Поэтом. Он не принадлежит реальности. Помните улыбку Джоконды это улыбка Леонардо У Гамлета та же улыбка », так фантазировал Крэг накануне репетиций в Художественном.
Потому и хотелось Крэгу, чтобы играл Гамлета сам Станиславский, идеальная, по мысли великого английского новатора и театрального мыслителя, «сверхмарионетка». Они не договорились. В 1911 году Гамлета сыграл Василий Качалов. И с тех пор идеи Крэга об актере как сверхмарионетке, о ширмах, разрезающих пространство на свет и тень, волновали не одно поколение людей театра от Мейерхольда и Вахтангова до Брехта.
О том, насколько они оказались важны для питерского режиссера Юрия Бутусова и его команды однокурсников и «ментов» Михаила Пореченкова (Полоний), Константина Хабенского (Клавдий) и Михаила Трухина (Гамлет), читайте в следующем номере «РГ».
Не случайно Юрий Еремин ворожил над пьесой Островского «Последняя жертва», старательно перенося ее действие в самый год рождения Художественного театра и превращая героя Олега Табакова из корыстного купца 70-х годов XIX века в просвещенного мецената эпохи модерн, этакого Савву Морозова, вложившего, кстати, немало средств в рождение новаторского театра.
Табаков придумал замечательный проект: потихоньку внедрять в сознание публики, что нынешний, табаковский, МХТ есть прямое продолжение, повторение того, в котором играли Качалов и Москвин, Книппер-Чехова и Лилина. Вот и буковка «а», втиснувшаяся в название театра в советские годы, из него выпала. И все стало почти как прежде. Пьеса Булгакова «Дни Турбиных», ставшая"советской «Чайкой» Художественного театра, идет? Идет, хоть и под другим названием. Пьеса Мольера «Тартюф», которую ставили в этом театре и Станиславский, и Эфрос, идет? Идет! В постановке Нины Чусовой! «Господа Головлевы», в которых играл великий Смоктуновский, идет? Идет! С самим Евгением Мироновым! Горький, столь важный для Станиславского, идет? Идет! И не что-нибудь, а «Мещане»!
Для полноты картины не хватало только самой знаменитой сказки и самой знаменитой трагедии. И вот Дмитрий Черняков репетирует «Синюю птицу» Метерлинка, а Юрий Бутусов показывает сегодня премьеру «Гамлета».
Если и «Синяя птица» выйдет в нынешнем сезоне, то окажется, что табаковский МХТ повторит две самые знаменитые «символистские» постановки МХТ исторического. В 1908 году появилась «Синяя птица», в 1911 году «Гамлет».
Примерно в это же время поэт Иннокентий Анненский написал: «Не думать о Гамлете для меня значило бы отказаться от мыслей об искусстве, т. е. от жизни». Таково было место этой трагедии в сознании русского интеллигента прошлого века. Россия, как и весь мир, вступала в пору страшнейших катаклизмов. Таяли и готовились к гибели две великие империи российская и английская. Век вывихнулся, расшатался, вышел из пазов, и был только один человек, «лучший из людей», как называл его Крэг, который мог эту связь восстановить. «Для меня секрет исполнения пьесы заключается в способности актера понимать Страсть накал Страсти, спокойствие Страсти, ее экстаз Гамлет избранник, и все же он любит Офелию. .. и в этом проявляется его избранность Потому что он создание Воображения, потому что он рожден Поэтом. Он не принадлежит реальности. Помните улыбку Джоконды это улыбка Леонардо У Гамлета та же улыбка », так фантазировал Крэг накануне репетиций в Художественном.
Потому и хотелось Крэгу, чтобы играл Гамлета сам Станиславский, идеальная, по мысли великого английского новатора и театрального мыслителя, «сверхмарионетка». Они не договорились. В 1911 году Гамлета сыграл Василий Качалов. И с тех пор идеи Крэга об актере как сверхмарионетке, о ширмах, разрезающих пространство на свет и тень, волновали не одно поколение людей театра от Мейерхольда и Вахтангова до Брехта.
О том, насколько они оказались важны для питерского режиссера Юрия Бутусова и его команды однокурсников и «ментов» Михаила Пореченкова (Полоний), Константина Хабенского (Клавдий) и Михаила Трухина (Гамлет), читайте в следующем номере «РГ».