«Идиоты»: князь Мышкин & Со

В МХТ имени А. П. Чехова поставили Достоевского с оглядкой на Бутусова

В репертуаре МХТ имени А. П. Чехова появился еще один спектакль-хит, билеты на который практически не достать. Актер Сергей Волков поставил собственную версию «Идиота» Федора Достоевского, символически переиначив название. «Идиотами» он назвал четверку главных героев – Мышкина, Рогожина, Настасью Филипповну и Аглаю. А на их роли назначил себя, Данилу Стеклова, Анну Чиповскую и Полину Романову соответственно. На наших глазах четверо смелых осваивают немыслимые психологические кульбиты, описанные классиком. И выходят за пределы разумной душевной обнаженности – в финале страшно за психическое здоровье каждого.

Волков – выдающийся ученик трагически погибшего этим летом режиссера Юрия Бутусова. Мастер экспрессионистских и метафоричных зрелищ, он, судя по всему, сумел передать Волкову некое тайное знание. Хлещущая со сцены энергия, грандиозность театральных прозрений, намеренно сложная драматургия и брутальный саундтрек одинаково свойственны учителю и ученику. И это не наивное копирование приемов, это способ театрального мышления.

Еще одна особенность такого театра – актер, не играющий роль, а «инфицированный» болью и муками своего персонажа. При этом умеющий мгновенно отстраниться от них и вернуться обратно. Волков именно такой артист. И в свою постановку на сцене Художественного театра он пригласил тех, кто, по его мнению, может так же. За каждым из них безумно интересно наблюдать. Нарратив в спектакле важен постольку-поскольку. Предполагается, что зритель знаком с романом, а потому легко отличит амбивалентную Настасью Филипповну от цельной Аглаи, а маниакального и порывистого Рогожина от «князя Христа» – Мышкина.

То, что спектакль начинается с убийства Настасьи Филипповны и им же заканчивается, в наш век метамодерна – тоже не такая уж существенная деталь. Скорее, это необходимо для стройной композиции, не более. Все главное, что хочет сказать нам Волков-режиссер про роман Достоевского, лежит исключительно в плоскости актерских экзальтаций. Ему важно сорвать маски с канонических персонажей, дать им воздух, показать новый, никем доселе не открытый ракурс.

Волков-артист преображается настолько, насколько это вообще возможно – он играет положительно прекрасного человека, который воспринимает этот мир болезненно тонко, он жалеет всех, кто живет во зле, – то есть вообще всех. Он любит и Настасью, и Аглаю. Рогожина почитает за брата. Погубленный всеми тремя, агонизирует как личность прямо на наших глазах. Превратившись в инвалида, Мышкин Волкова остается раздираем на части обеими своими «невестами» (неслучайно и Аглая, и Настасья ближе к развязке ходят в белом). Однако судьба Мессии на земле необорима. Гибель физическая и ментальная – цена духовной высоты.

Чиповская играет Настасью Филипповну неожиданно точно – без театрального заламывания рук и страстных завываний. Даже красоту свою прячет в мужской костюм, в ее героине живут палач и жертва. Настасью растлил миллионщик Тоцкий, его текст она произносит, меняя пластику и голос. Гендерное раздвоение происходит с обескураживающей молниеносностью. На сцене распадается еще одна личность и рушится еще одна жизнь.

В психопатию и душевные муки погружен и Рогожин в исполнении Стеклова. Его герой лишен всех привычных клише вроде черной бороды, тулупа и животного начала. Новый Рогожин – интеллигент в застегнутом на все пуговицы пиджаке и поблескивающих на носу очках. Он антагонист Мышкина, и он же – его раб. Разговаривает сам с собой, силясь понять что-то про свою неуместную нежность к Настасье Филипповне. Аглая молодой актрисы Полины Романовой получилась тоже «со странностями». Бес, сидящий внутри упрямой гордячки, – это ее мать. Потому она и разговаривает то ее голосом, то своим. В ней дерутся разум и эмоции. Побеждают последние.

Помимо актерских работ стоит отметить сценографию спектакля, решенную в знакомой «мусорной стилистике» художника Александра Шишкина (многолетнего соратника Юрия Бутусова). Смыслообразующие элементы – картина «Мертвый Христос в гробу» Ганса Гольбейна. И трехлитровые банки с синей ждановской жидкостью от трупного запаха. И то, и другое описано Достоевским в романе. Копию картины Мышкин увидел в доме Рогожина, а жидкостью он воспользовался, когда оставил убитую им Настасью Филипповну в своей комнате. Визуальные решения на первый взгляд кажутся простыми, на самом деле это ловкие и яркие метафоры жизни на пороховой бочке раздирающих людей эмоций.

Вообще градус этого спектакля абсолютно бутусовский. Он придуман и сыгран на нерве, который сегодня, после гибели мастера, казалось бы, невозможен. Волков, отсекая все «лишнее», погружает зрителя в глубины человеческой психики. Он не дает ответов, но ставит вопрос – сколько в каждом из нас тех «идиотов»? Угрюмых, нежных, травмированных друг другом, но что куда важнее – самими собой.

Оригинал статьи