Как бы их не забыть?
Олег Зинцов, Ведомости,
МХТ подгадал премьеру спектакля по повести Валентина Распутина аккурат к крещенским морозам. Когда ж еще? Во-первых, действие «Живи и помни» развертывается в Сибири, на берегу Ангары. Во-вторых, художник Игорь Капитанов придумал для Малой сцены Художественного театра прозрачный, как будто инеем покрытый стеклянный куб. А в-третьих, в этакую погоду до театра доберется только самая преданная публика, не склонная предъявлять претензий: что показали, то и ладно.
Такие премьеры Олег Табаков выпускает очень деликатно: без лишнего шума, на Малой сцене. Весной мхатовский голова попросил режиссера Юрия Еремина возобновить здесь «Возвращение» игранный в другом театре спектакль середины 90-х по послевоенной прозе Андрея Платонова. Теперь пригласил омского постановщика Владимира Петрова инсценировать повесть Валентина Распутина о дезертире, в последний год войны прибежавшем из госпиталя к родной деревне и живущем на лесной заимке тайком от всех, кроме жены, готовой ради него на все.
В программке к спектаклю Александр Солженицын поправляет приставший к Валентину Распутину и писателям его круга эпитет «деревенщики»: по Александру Исаевичу, вернее говорить «нравственники». Это слово наверняка пришлось по душе Олегу Табакову оно хорошо подходит к той литературе, к которой руководитель Художественного театра испытывает самое искреннее почтение и которую он время от времени, но достаточно регулярно хотел бы предъявлять публике своего поколения.
Как многое в нынешнем МХТ, обустроено все это вполне умно: вот у нас громкие премьеры для широкой публики, тут эксперименты на пользу театрального прогресса, ну а в этом тихом уголке «нравственники»; в прямом смысле для души.
И все бы ладушки, когда бы приглашенные постановщики не относились к лелеемой Олегом Табаковым тематике как к тяжкой повинности, затаив тихую зависть к коллегам, которым доверяют поставить «Гамлета» на большой сцене.
Во всяком случае, как-то не похоже, чтобы режиссер Владимир Петров вбежал в табаковский кабинет с горящими глазами, потрясая томиком Распутина и крича, что театр нуждается в этой книге как никогда. Не слишком верится и в то, что омский постановщик мечтал всерьез поспорить с такими эталонными инсценировками деревенской прозы, как «Братья и сестры» в театре Льва Додина или на самой близкой театральной памяти «Одна абсолютно счастливая деревня» в Мастерской Петра Фоменко. Другое дело такой ход режиссерской мысли: «Живи и помни»? В МХТ? ну, все-таки честь"- вот это более правдоподобно. И даже не исключает, что Владимир Петров действительно пытался увлечься распутинской прозой и своей театральной задачей.
В меру увлеченности и результат спектакль средней руки, но не то чтоб вовсе жалкий, по-театральному пошловатый лишь в паре сцен, где постановщик хотел побольше красоты, отчего главные герои должны были обниматься в стеклянном кубе, запорошенном снежными блестками, под такую специально приторную музыку, какую пускают в лирических эпизодах производители типовых мелодрам во всем мире.
Отдельно, кстати, хочется отметить композитора Бориса Киселева, который насочинял подобных мелодий штуки четыре, а на кульминационной сцене не сдюжил и недолго думая украл готовый трек у группы Goldfrapp, смекнув, что целевая аудитория спектакля вряд ли знакома с лучшими поп-пластинками последних лет. Вообще-то использование в театре поп-хитов без ссылок на авторов и исполнителей у нас дело обычное, но при этом человека, ответственного за пиратство, принято скромно указывать в графе «музыкальное оформление». Называть господина оформителя композитором и описывать в программке его творческий путь не самая остроумная мхатовская новация.
Могла ли получиться у Владимира Петрова достойная вещь? Почему бы нет? В играющем дезертира Дмитрии Куличкове несомненна типажная точность: с его внешностью и актерской манерой удачно рифмуется всякое уменьшительно-неласковое русское словцо хоть «мужичок», хоть «ножичек». Этой замечательной типажностью очень дельно распорядился Миндаугас Карбаускис в недавнем «Рассказе о семи повешенных». Но постановщик «Живи и помни» ее бессмысленно профукал, заставив актера почем зря играть сплошной надрыв: что ни сцена почти все мимо.
Сергей Сосновский, играющий все прочие мужские роли, отвечает за крепкую актерскую середину. Янина Колесниченко, которой доверены все роли женские, за вычетом главной, в любой из них неизменно выступает живым пособием по актерским штампам.
И все же. Тем, что спектакль «Живи и помни» позволяет-таки сказать несколько слов за здравие, МХТ обязан актрисе Дарье Мороз, играющей главную женскую роль. В плоской, нечуткой к распутинской прозе постановке ей удается, как на запотевшем стекле, осторожно продышать свой нехитрый, но ладный узор, не сорваться ни в пустую патетику, ни в натужный сантимент. Короче говоря, прожить роль так, чтобы ее захотелось вспомнить.
Такие премьеры Олег Табаков выпускает очень деликатно: без лишнего шума, на Малой сцене. Весной мхатовский голова попросил режиссера Юрия Еремина возобновить здесь «Возвращение» игранный в другом театре спектакль середины 90-х по послевоенной прозе Андрея Платонова. Теперь пригласил омского постановщика Владимира Петрова инсценировать повесть Валентина Распутина о дезертире, в последний год войны прибежавшем из госпиталя к родной деревне и живущем на лесной заимке тайком от всех, кроме жены, готовой ради него на все.
В программке к спектаклю Александр Солженицын поправляет приставший к Валентину Распутину и писателям его круга эпитет «деревенщики»: по Александру Исаевичу, вернее говорить «нравственники». Это слово наверняка пришлось по душе Олегу Табакову оно хорошо подходит к той литературе, к которой руководитель Художественного театра испытывает самое искреннее почтение и которую он время от времени, но достаточно регулярно хотел бы предъявлять публике своего поколения.
Как многое в нынешнем МХТ, обустроено все это вполне умно: вот у нас громкие премьеры для широкой публики, тут эксперименты на пользу театрального прогресса, ну а в этом тихом уголке «нравственники»; в прямом смысле для души.
И все бы ладушки, когда бы приглашенные постановщики не относились к лелеемой Олегом Табаковым тематике как к тяжкой повинности, затаив тихую зависть к коллегам, которым доверяют поставить «Гамлета» на большой сцене.
Во всяком случае, как-то не похоже, чтобы режиссер Владимир Петров вбежал в табаковский кабинет с горящими глазами, потрясая томиком Распутина и крича, что театр нуждается в этой книге как никогда. Не слишком верится и в то, что омский постановщик мечтал всерьез поспорить с такими эталонными инсценировками деревенской прозы, как «Братья и сестры» в театре Льва Додина или на самой близкой театральной памяти «Одна абсолютно счастливая деревня» в Мастерской Петра Фоменко. Другое дело такой ход режиссерской мысли: «Живи и помни»? В МХТ? ну, все-таки честь"- вот это более правдоподобно. И даже не исключает, что Владимир Петров действительно пытался увлечься распутинской прозой и своей театральной задачей.
В меру увлеченности и результат спектакль средней руки, но не то чтоб вовсе жалкий, по-театральному пошловатый лишь в паре сцен, где постановщик хотел побольше красоты, отчего главные герои должны были обниматься в стеклянном кубе, запорошенном снежными блестками, под такую специально приторную музыку, какую пускают в лирических эпизодах производители типовых мелодрам во всем мире.
Отдельно, кстати, хочется отметить композитора Бориса Киселева, который насочинял подобных мелодий штуки четыре, а на кульминационной сцене не сдюжил и недолго думая украл готовый трек у группы Goldfrapp, смекнув, что целевая аудитория спектакля вряд ли знакома с лучшими поп-пластинками последних лет. Вообще-то использование в театре поп-хитов без ссылок на авторов и исполнителей у нас дело обычное, но при этом человека, ответственного за пиратство, принято скромно указывать в графе «музыкальное оформление». Называть господина оформителя композитором и описывать в программке его творческий путь не самая остроумная мхатовская новация.
Могла ли получиться у Владимира Петрова достойная вещь? Почему бы нет? В играющем дезертира Дмитрии Куличкове несомненна типажная точность: с его внешностью и актерской манерой удачно рифмуется всякое уменьшительно-неласковое русское словцо хоть «мужичок», хоть «ножичек». Этой замечательной типажностью очень дельно распорядился Миндаугас Карбаускис в недавнем «Рассказе о семи повешенных». Но постановщик «Живи и помни» ее бессмысленно профукал, заставив актера почем зря играть сплошной надрыв: что ни сцена почти все мимо.
Сергей Сосновский, играющий все прочие мужские роли, отвечает за крепкую актерскую середину. Янина Колесниченко, которой доверены все роли женские, за вычетом главной, в любой из них неизменно выступает живым пособием по актерским штампам.
И все же. Тем, что спектакль «Живи и помни» позволяет-таки сказать несколько слов за здравие, МХТ обязан актрисе Дарье Мороз, играющей главную женскую роль. В плоской, нечуткой к распутинской прозе постановке ей удается, как на запотевшем стекле, осторожно продышать свой нехитрый, но ладный узор, не сорваться ни в пустую патетику, ни в натужный сантимент. Короче говоря, прожить роль так, чтобы ее захотелось вспомнить.