Марина Голуб: Счастье — быть свободным человеком

Марина Голуб — одна из ведущих актрис МХТ, «звезда» кино, представляющая «Утреннюю почту» на канале «Россия». Ее обожают ученики, а режиссеры ставят на нее спектакли. Она влюблена в профессию, полна оптимизма и жизненной энергии. Это как никто другой знает ее муж — актер Анатолий Белый, которого Марина поддержала в трудную минуту. Сегодня Марина Голуб репетирует Гертруду в новой постановке «Гамлета», которую зрители увидят в конце года. А на экраны страны выходит картина Павла Лунгина «Бедные родственники», где Марина сыграла одну из лучших своих ролей.

 — Расскажите о своей новой работе в кино.

 — Мне очень приятно, что в моей жизни есть Паша Лунгин. Я снималась в его картине «Свадьба». И это были не просто съемки. Это был яркий, радостный кусок жизни. Мы жили в Туле, общались, нам было безумно интересно. Паша умеет создать на съемках удивительную атмосферу. Он человек умный, глубокий. У него в группе не бывает ссор, интриг. Во время съемок «Бедных родственников» мы жили в Ялте и тоже одной большой дружной семьей. И хоть съемки были довольно сложными, получали огромное удовольствие. 

 — Вам не кажется, что «Родственники» — это очень специфическое атмосферное кино про еврейское семейство и близко и понятно оно будет не всем?

 — Я так не думаю. Каждый поймет что-то свое. Ведь что у евреев главное — родственные связи. Это гонимая нация, которая на протяжении веков свято берегла свои традиции. Русские, к сожалению, в большинстве своем их утрачивают. Так же, как и родственные связи. Никто уже не собирается за большим столом, не обзванивает ежедневно друг друга. А сколько заброшенных могил! Думаю, зрители эту тему поймут.

 — У вашей героини Бэлы был какой-то прототип?

 — Да, у нас в Одессе жила такая тетя Роза, мамина родственница. У нее были бесконечные скандалы с любовниками. И каждый раз она выбегала во двор и кричала: «Люди, помогите!» Но как только кто-нибудь пытался за нее заступиться, она заявляла: «А чего это ты вмешиваешься!». Моя же Бэла — это собирательный образ. Я видела множество таких вот женщин, беззаветно преданных своей семье. Их бьют, а они все прощают, все равно любят, понимают. Они всю жизнь варят борщи, пилят мужей-алкоголиков, но при этом очень преданы семье.

 — Вы служите в Московском художественном театре. Как вы думаете, почему у публики к нему всегда особое отношение?

 — Есть такие места — намоленные. Мы всегда выбираем себе какой-то определенный приход или батюшку. Есть места, где нам хорошо. И хоть говорят, что не место красит человека, а человек место, здесь как-то все вместе. Для меня такое место — МХТ. В нашем театре есть какая-то планка, опускаться ниже которой нельзя, даже в неудачных спектаклях. Здесь подбирается особый коллектив. Здесь есть незыблемые традиции человеческого качества. Здесь ситуация — гений-актер, но дрянь-человек — не проходит. Я шла к этому месту всю свою жизнь. Первая попытка поработать во МХАТе была у меня еще при Олеге Ефремове. Потом долгое время я работала в другом театре, на эстраде, в еврейском театре. Потом был период, когда я работала только на телевидении. Вообще все в моей жизни складывалось очень непросто. И в профессиональном отношении все пришло гораздо позже, чем у других. Но это не важно. Есть люди, которые проживают свою жизнь красиво от начала и до конца. Они начинают сразу на вершине и потом так и идут. Но это единицы. И, как правило, у этой медали есть и другая сторона, например, отсутствие личной жизни. Моя профессиональная судьба начала активно развиваться во второй половине моей жизни физической. Но я счастлива. Потому что иначе я наделала бы много ошибок.

 — Но ведь любой актрисе важно состояться еще молоденькой?

 — По-разному. У меня все было неразрывно связано с тем, что происходило вокруг. Я стала востребованной потому, что в определенный отрезок времени понадобилось какое-то определенное качество, которое есть во мне. А раньше оно никому не было нужно. Но это только одна составляющая успеха. Вторая — труд, безумно тяжелый, до седьмого пота. Когда забываешь о себе, родных и близких. Только он может принести результат. Я в какой-то момент засучила рукава и, забыв себя, начала вкалывать. Сейчас за это расплачиваюсь здоровьем, но я кое-чего достигла. Труд — это не только профессия, но и работа над собой. Я, например, переживаю за своих коллег, которые мало смотрят спектакли и фильмы. Нужно постоянно следить за всем, что происходит вокруг. Самое страшное, если кто-нибудь скажет тебе однажды, что ты - пыльный мешок. Все остальное можно пережить.

 — Когда я увидела вас впервые, меня поразило ваше жизнелюбие?

 — Это от мамы, от бабушки. Я мир воспринимаю прежде всего со знаком плюс. Не говорю сразу «нет», я всегда скажу «да, давайте попробуем». При этом я очень нервная, взрывная, у меня сложный характер. Но я борюсь с этим. Мне и врач говорит: Марина, поберегите свою нервную систему, умейте отдыхать.

 — Расскажите о своих родителях.

 — Папа у меня дипломат. А мама была театральной актрисой. Она была талантливее меня. Такая Джульетта Мазина. Но ее актерская судьба, к сожалению, не сложилась. А отец, если продолжать аналогию, чем-то похож на Феллини. Мама была очень гордым человеком и не хотела, чтобы отец помогал ей. У нее был сложный характер. И там, где надо было подогнуться, она шла напропалую. Поэтому рано умерла. Два года, как ее нет с нами, и я это ощущаю с каждым днем все острее. Она во мне, потому что она мне передала талант любить жизнь. При том, что нам было очень непросто вместе. Она все время пыталась мною руководить, а мне это не нравилось. Дело еще и в том, что наши родители жили в то время, когда их «строили», навязывали им какие-то догмы. Они же, в свою очередь, «строили» детей. Нам постоянно твердили: нельзя, нельзя, нельзя. Ты себя неправильно ведешь, ты не то делаешь. Поэтому я так много разрешаю своей дочери. А самое большое счастье — быть полноценным свободным человеком…

 — А чем занимается ваша дочка?

 — Она заканчивает продюсерский факультет ГИТИСа. Начинает работать в МХТ, занимается фестивальной деятельностью театра. Она смотрит спектакли и отбирает их для зарубежных гастролей. Она очень любит театр, хорошо в нем разбирается. Боюсь, как бы ее не занесло со временем в режиссуру. Потому что женщина-режиссер — это неправильно.

 — А вы принимаете участие в судьбе дочери?

 — Дело в том, что она выросла в театре. Она когда-то поступала в юридическую академию, но расплакалась на вступительных экзаменах, признавшись, что ей это неинтересно и что она обожает театр и мечтает заниматься театральным делом. Потом она поступила в ГИТИС. И ей предложили эту работу в МХТ не потому, что она моя дочь, а потому, что она хороший специалист. И у нее всегда есть особый взгляд.

 — Такой яркой самодостаточной женщине, наверное, очень непросто было найти партнера в жизни, так как женщине обычно хочется, чтобы мужчина был еще сильнее?

 — Не совсем так. Сила в первую очередь — это ум, мудрость. Я благодарна Господу за нашу встречу с Толей. Он уникальный и очень талантливый. Он интеллигент, умница, утонченный человек. Он понимает психологию женщины. А счастье, известно, — это когда тебя понимают. Он очень добрый, ласковый и нежный. Вот сейчас он в Норвегии. Пошел по магазинам и выбирает нам с Настей подарки. Звонит и спрашивает, а какого цвета лучше взять, какой размер. А я девушка крупная. Говорю: меряй на себя — в плечах должно быть как раз. Такие вещи дорогого стоят? Наши женщины в основной своей массе не обласканы, а главное — не поняты. Очень много эгоизма вокруг. А я считаю, самое большое счастье — это дарить.

 — Я знаю, что в тяжелый для Анатолия Белого период простоя вы поддержали его, не дав разочароваться в профессии и в себе самом?

 — Я не считаю, что этот момент был для него тяжелым — это он так говорит. Он был молодым актером, только начинал. Он актер сложный. Не маска, не типаж, не мордочка. К нему должны были прийти — увидеть, почувствовать. Ему надо было себя показать. Он правильно сделал, что пошел к Анатолию Васильеву на мастер-классы во время театральной олимпиады. Там его увидел Кирилл Серебренников, предложил роль в «Полароидных снимках» — и пошло. Но он-то хотел, чтобы все было сегодня и сразу. Я ему говорила: «Толя, подожди, все придет». И верила в него. Я ведь тоже сидела в простое больше 10 лет. И ничего, сумела себя сохранить и дождалась работы. Но он такой человек, он не может находиться в бездействии. А сейчас у него все хорошо. Тьфу, тьфу, тьфу… Приходят роли, которые должны были прийти. Он может играть все — комика, лирика, трагедию, злодея, положительного героя.

 — Вы сейчас в театре репетируете Гертруду…

 — Сложная работа. Я очень устаю, очень переживаю. Но меня это наполняет таким светом. И ради этого можно пойти на многое. Я пока в начале пути и не знаю, к чему приду в конце. А наш режиссер Юра Бутусов — такой театральный крот, который глубоко копает. Это театр редкостной правды, удивительных переживаний. Для меня это новый этап в жизни. Да, это кровавое дело, но наша жизнь тоже кровавая. Про что сегодня ставить «Гамлета»? Ведь «Гамлет» — это всегда «про что-то». Сегодня вопрос «быть или не быть?» встал очень принципиально. Все попрано, все подавлено. И все-таки во всем этом прорастают какие-то цветы счастья, уголки рая. И есть люди, которые себя сохраняют.