На горе сосна растет…

Марина Давыдова, Известия,

На сцене МХТ состоялась премьера «Двенадцати картин из жизни художника» с Сергеем Шакуровым в роли художника. Ее автор — тоже художник, эмигрант со стажем Юрий Купер. Причем художник он талантливый, а драматург от слова «худо».

Нет другого академического театра, столь же пристально интересующегося современной драмой и прозой, как МХТ им. Чехова, но по какой логике современная проза и драма попадают на подмостки МХТ, остается одной из самых волнующих театральных тайн. Вот, например, Юрий Купер, неординарный человек и, судя по многочисленным интервью, интересный собеседник, написал пьесу. Бывает. Пьеса явно с автобиографическим подтекстом. Почему бы нет. У пьесы очень забористый сюжет, в котором некоторые перипетии без пол-литра не разберешь. А вот это уже интересно. Короче, надо ставить.

Проживающий, как и сам Купер, в Париже герой пьесы художник Дитин (Сергей Шакуров) вспоминает былое. Человек в годах, если у него тонкая душевная организация и не совсем пропала совесть, часто начинает жить воспоминаниями. Но Дитину и впрямь есть что вспомнить.

Как-то раз после собственного вернисажа он зашел в парижский бар, где любил коротать вечера. Бармен и буфетчица, завидев Дитина, отчего-то испытали сильное сексуальное возбуждение и немедленно уединились в своих покоях, оставив уроженца России наедине с бутылками, которые тот не преминул приспособить к делу. Под действием алкогольных паров взору Дитина предстала Незнакомка (Дарья Мороз) — то ли девушка, то ли виденье. Соотечественница. Хорошенькая. Свободных нравов. Без определенных занятий. Слово за слово. Разговорились. Оказывается, давным-давно в заброшенной российской деревеньке Дитин познакомился с мамой этой девушки. Простая, но чуткая и ранимая русская женщина (Светлана Колпакова) работала ночным сторожем и была одета соответствующе, однако Дитин разглядел под неприглядной оболочкой истинную красоту. Случился бурный роман. Судя по всему, это и была главная любовь в жизни художника. Судьба возлюбленной при ближайшем рассмотрении оказалась незавидна. Несчастная девушка жила со своим отвратительным папой и мачехой. Папа пытался совратить дочку, в связи с чем она и предпочитала работать ночным сторожем. Что же сделал художник Дитин для своей любимой? А ничего. Уехал, бросив ее на произвол папы. Уже от Незнакомки мы узнаем, что ее мать потом убила папу и мачеху, села в тюрьму и там родила девочку (не очень понятно, от Дитина, от кого-то еще или все же от папы).

В сущности этот сюжет, которому позавидовали бы создатели сериала «Рабыня Изаура», куда больше годится не для Московского художественного театра, а для фильма Педро Альмодовара. Остроумный испанец умело справился бы с душераздирающими перипетиями и извлек бы из них немало постмодернистских дивидендов. Но произведение Купера проходит по совершенно иному ведомству. Это, так сказать, интеллигентная литература, где герои притворяются настоящими людьми и требуют от зрителя настоящего сопереживания. Спектакль Владимира Петрова тоже сделан в традициях «культурной интеллигентной постановки». Не так давно в сходной манере Петров поставил в МХТ «Живи и помни» Распутина. И там его неспешная, вдумчивая манера была совершенно адекватна литературному первоисточнику: Дарья Мороз (Настена) раскрылась в этом спектакле как тонкая интересная актриса. Но здесь серьезный подход лишь оголяет беспомощность, а иногда и анекдотичность сюжетных построений. 

Дитин сначала проводит с женщиной-сторожем ночь, потом, судя по тексту, дарит ей первый поцелуй, потом, наконец, выясняет, как ее зовут. Сходная ситуация, если не ошибаюсь, была описана в известной русской частушке «На горе сосна растет, ветка к ветке клонится…».

Художником спектакля выступил сам Юрий Купер, и лучшее, что в нем есть, — сценография: стены кафе украшены старинными рамами без картин, которые становятся вдруг окном в прошлое. Но ни подвергнутые изящной сценической аранжировке флэшбеки, ни сражающий наповал мощным сценическим обаянием и мужской харизмой Сергей Шакуров не спасают положения. 

Сакраментальная фраза статистов, имитирующих на сцене гомон толпы («что говорить, когда нечего говорить…», «что говорить, когда нечего говорить…»), могла бы стать самой короткой и в сущности исчерпывающей рецензией на эту мхатовскую премьеру. Сказать можно что-то о спектакле-событии, спектакле-удаче, спектакле-провале. «Двенадцать картин» — спектакль-недоразумение. Талантливые люди собрались вместе и коллективно сели в лужу. Бывает. Что тут скажешь…

Поиск по сайту