Ольга Яковлева. День сегодняшний

«Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок»
О. Э. Мандельштам

Трудно вообразить себе другую актрису, столь многообразно эмоциональную на сцене — и столь же замкнуто-сдержанную во всем, что вне сцены. Наверное, сказывается давняя привычка: в течение многих лет ее сценическая судьба была столь счастливо насыщенна, что на суету не оставалось ни времени, ни - главное — необходимости. Высокое воспитание — спокойствия, уверенности, несуетности. Быть может, оттого в такой дивной чистоте сохранилась ее сценическая суть. Вручая премию студенческого конкурса «Золотой лист» Никите Ефремову — наверняка ощутив в его Чацком отрадную чистоту, — дала ему наказ хранить собственный «актерский аппарат»: ибо другого ничего нет, и любая «порча» чревата и необратима, и никакая «техника» тут не поможет.
Вспоминаю ее юбилейный день рождения десятилетней давности. На сцене Театра Маяковского, где тогда служила, она сыграла дуэтный с Олегом Табаковым спектакль «Любовные письма» (увы, он с тех пор давно исчез с афиши) — горестную историю про Мелиссу Гарднер, не сумевшую вписаться в положенное правилами хорошего тона течение разумной жизни. Было, как всегда, ощущение, что природа ее «неправильной» героини Яковлевой очень понятна. Впрочем, как и всегда, она наделяла героиню — собой, щедро делясь с нею собственной «неправильностью». Собственной стойкостью, собственным иронизмом, собственной снисходительностью к тем, размеренным и аккуратным, что так и живут, и проживают свои жизни, ничего не поняв и не узнав. Быть может, потому столь полюбился ей юный исполнитель роли Чацкого, что расслышала в нем родственный мотив. 
После спектакля были поздравления, цветы, подарки. В словах, которые произносились большинством выступавших, звучала растерянность, которой эти многоопытные взрослые люди не умели скрыть. Суть сводилась, так или иначе, к следующему: мы-то думали, что с уходом из жизни Эфроса, автоматически закончилась и ее карьера, а оказалось…
Да, оказалось — совсем не так. Оставшись одна — она осталась. И именно тогда стало вдруг столь очевидно, какая она. Мощь ее хрупкости. Звучность негромкости. Особость индивидуальности. Армен Джигарханян тогда ей сказал со сцены: «Оля, ты оправдание нашей профессии перед Богом». Когда все закончилось, она произнесла ответное слово: «Благодарю. Тронута. Не ожидала». И все. Такая вот речь — с восхитительной, неподражаемой выразительностью ее интонаций. 
Пятью годами позже, уже в МХТ, была скромно сыграна в ее честь «Кабала святош». Спектакль игрался редко, был актерами полузабыт — Яковлева, как и ее героиня Мадлена Бежар, была невероятно одинока. А праздника она не захотела.
В 2003 году она выпустила книгу: «Если бы знать…»: замечательно придуманную и бесхитростно написанную (точно знаю: всё — сама!), очень откровенную (одновременно — грандиозно деликатную!) В итоге — горькую и печальную. Я бы не сказал, что подводила итоги «конца театральной эпохи». Нет, видимо, просто ощутила, что время пришло — рассказать. Собственное знание о том, что такое есть — настоящий театр. Нет, даже не так. А что такое есть — Театр. И вряд ли кто-нибудь знает про это больше и лучше нее.
За год до собственной юбилейной «Кабалы святош» она наблюдала таковую в реальности. 2005 год. Театральный центр на Страстном. Вечер к 80-летию Эфроса. Сидела в первом ряду, слушала. Ее собственное слово не предполагалось — а зачем, у нас и без нее полно народу. В какой-то момент, видимо, устроителям стало неловко, объявили ее выход, хватились — нету. Оказалось — тихонько ушла. И сидела потом на скамеечке на улице (благо — лето, погода хорошая), курила. Молча.
Сегодня она играет в Художественном театре забавную комедию Н. Коуарда «Весенняя лихорадка». Когда-то ее молодые героини поражали взрослостью — ныне ее вполне взрослая Джудит Блисс очаровывает и сводит с ума неподдельностью чисто девчоночьих поступков и реакций. Хотя… Бездонность ее глаз — и тогда, и теперь, и всегда — приоткрывает от Бога ей дарованное знание — каковым, впрочем, никогда и ни с кем она не поделится. Впрямую — не поделится, а со сцены — дело другое. Загляните — если кто смелый, ведь других таких глаз нет. Такие — только один раз случаются, в дар тем, кто совпал во времени и пространстве.
Грандиозность ее последней роли мне не сразу открылась. Имею в виду Татьяну Марковну Бережкову, Бабушку, в спектакле «Обрыв» по роману Гончарова (постановка Адольфа Шапиро). Не сразу, оттого что у Яковлевой ведь все — «не как у людей». И девочки ее были такими, и женщины-дамы, и вот теперь Бабушка — каких не бывает. Словно все ее былые героини враз повзрослели — и совпали в этой ошеломительной Даме. Царственность повадки, аристократизм — и внимательная, ежеминутная, зоркая забота обо всех и каждом, кому повезло попасть в зону ее внимания. В сочетании с пленительной простотой, со стремительностью ее вольного, широкого шага — невероятная мощь и грандиозность. Никогда ни с кем не приходилось ее сравнивать — а здесь… Пашенная — только та была грузная, основательная, а Яковлева, повторяю, стремительная, летящая. Посреди быта, хозяйства, прозаических забот и хлопот — фигура с какой-то другой, нереальной, неведомой, несуществующей, ей одной принадлежащей планеты. Инопланетянка, что ли? Ну, в общем-то, да, наверное.
Пора, видимо, заканчивать — поскольку я вдруг как-то воочию себе представил, как она, читая эту мою галиматью и давясь от нарастающего смеха, при слове «инопланетянка» уже хохочет в голос. Поэтому ставим точку. Объяснить, как всегда, ничего не удалось — оттого, что невозможно, да, скорее всего, и не нужно. Она есть, и у нее день рождения. И я ее с этим поздравляю!