Памяти Виктора Гвоздицкого
Григорий Заславский, Независимая газета,
Сегодня в Москве прощаются с народным артистом России Виктором Гвоздицким: сначала отпевание, в час гражданская панихида в Центре имени Мейерхольда, где Гвоздицкий играл Антонена Арто, потом похороны на Митинском кладбище.
Безвременная смерть Виктору Васильевичу Гвоздицкому не было и 55 30 сентября был бы «очередной», «молодой» юбилей. Выдающийся актер, уникального дарования. Кто-то сравнил его с великим Михаилом Чеховым какое-то время Гвоздицкий и вправду шел «по пятам» чеховского репертуара, сыграл Эрика, Хлестакова Фантастическая органика и какое-то животное чувство профессии, ремесла позволяли ему пренебрегать этими условностями. Он играл Раскольникова, подпольного человека у Достоевского в спектаклях Камы Гинкаса, играл у Левитина, в театре «Эрмитаж» Подколесина, играл Тузенбаха в великих «Трех сестрах» Ефремова. Этот спектакль и воспринят был, и его называли прощальным, хотя сам Ефремов скоро начал репетиции «Сирано де Бержерака» с Сирано-Гвоздицким. Эта прощальность «изрыгалась» прощальным криком воплем Тузенбаха-Гвоздицкого: «Ир-рр-ри-и-ина!.. Я не пил сегодня кофе». Не крик животный, ознобом пробирающий сдавленный рев, хрипящий выдох, единственный выплеск долго сдерживаемой страсти так и стоит в ушах.
Пограничные состояния, подвалы и казематы подсознания все это он умел играть как никто. И - поразительное дело актер самой что ни на есть формальной, эксцентрической школы, он оказался нужен не только Николаю Шейко, созвучно мыслившему с актером, но и Ефремову, который в последние годы жизни не только пригласил Гвоздицкого во МХАТ, но как-то трогательно приблизил к себе. Точно почувствовал, что Гвоздицкий, как и он, Ефремов, к театру относится как к служению, высокому и единственному в своей жизни. Как к делу жизни. Был верен театру, сцене «Эрмитажа», потом МХАТа, потом до последнего дня Александринки, куда переехал по зову Валерия Фокина. В кино почти не снимался не видел смысла, полагал суетой.
Гвоздицкий знал толк в театральном ремесле ученик Ярославской школы, он привез с собой в Москву почти уже потерянное знание секретов ремесла, тех самых 200-300 штампов, без которых провинциальная сцена немыслима, а столичная ныне обходится. Редчайший случай: Гвоздицкий был выдающимся актером и потрясающе порядочным, деликатным, трогательно внимательным человеком. Хороший человек, говорят, не профессия, но в сочетании с профессией такая редкость.
Безвременная смерть Виктору Васильевичу Гвоздицкому не было и 55 30 сентября был бы «очередной», «молодой» юбилей. Выдающийся актер, уникального дарования. Кто-то сравнил его с великим Михаилом Чеховым какое-то время Гвоздицкий и вправду шел «по пятам» чеховского репертуара, сыграл Эрика, Хлестакова Фантастическая органика и какое-то животное чувство профессии, ремесла позволяли ему пренебрегать этими условностями. Он играл Раскольникова, подпольного человека у Достоевского в спектаклях Камы Гинкаса, играл у Левитина, в театре «Эрмитаж» Подколесина, играл Тузенбаха в великих «Трех сестрах» Ефремова. Этот спектакль и воспринят был, и его называли прощальным, хотя сам Ефремов скоро начал репетиции «Сирано де Бержерака» с Сирано-Гвоздицким. Эта прощальность «изрыгалась» прощальным криком воплем Тузенбаха-Гвоздицкого: «Ир-рр-ри-и-ина!.. Я не пил сегодня кофе». Не крик животный, ознобом пробирающий сдавленный рев, хрипящий выдох, единственный выплеск долго сдерживаемой страсти так и стоит в ушах.
Пограничные состояния, подвалы и казематы подсознания все это он умел играть как никто. И - поразительное дело актер самой что ни на есть формальной, эксцентрической школы, он оказался нужен не только Николаю Шейко, созвучно мыслившему с актером, но и Ефремову, который в последние годы жизни не только пригласил Гвоздицкого во МХАТ, но как-то трогательно приблизил к себе. Точно почувствовал, что Гвоздицкий, как и он, Ефремов, к театру относится как к служению, высокому и единственному в своей жизни. Как к делу жизни. Был верен театру, сцене «Эрмитажа», потом МХАТа, потом до последнего дня Александринки, куда переехал по зову Валерия Фокина. В кино почти не снимался не видел смысла, полагал суетой.
Гвоздицкий знал толк в театральном ремесле ученик Ярославской школы, он привез с собой в Москву почти уже потерянное знание секретов ремесла, тех самых 200-300 штампов, без которых провинциальная сцена немыслима, а столичная ныне обходится. Редчайший случай: Гвоздицкий был выдающимся актером и потрясающе порядочным, деликатным, трогательно внимательным человеком. Хороший человек, говорят, не профессия, но в сочетании с профессией такая редкость.