Театр как его двойник
Марина Токарева, Московские новости,
Свой последний спектакль «Двойник» на сцене Александринки Гвоздицкий играл с температурой 40, и, говорят, играл потрясающе.
«Двойник» не только название тема личности. Он был тенью самого себя: тончайший артист, неизменно мощный на сцене, ранимый и робкий в жизни. За свою подлинность платил цену, о какой и думать тяжело. Мучился от своих и чужих просчетов, страдал от неточных интонаций. В поле постоянного напряжения, каким всегда будет театр, его то и дело било током. При этом оставался трогательным, веселым, детским человеком, с которым можно было дурачиться и смеяться, который даже дулся по-детски.
Не просто играл создавал сценические события. Его биография, может показаться, состоит из обрывков: Ленинградский театр Комедии, московский Эрмитаж, МХАТ, Александринка: А по сути, всю недлинную жизнь он ткал цельное полотно; его уходы, переходы, отказы продиктованы острой способностью чувствовать ситуацию, когда фальшь в театре, как вода в наводнение, поднимается выше «ординара». Особый талант культурная память, способность восхищения. Как и ненависть на грани мизантропии к звериной пошлости жизни. Олег Ефремов недаром отличал и ценил его необычайно.
Трагедию Гвоздицкий носил в себе, сжился с ней, сделал своим воздухом. В поразительном спектакле «Арто и его двойник», где изгойство художника обрекает его на изоляцию и смерть, сегодня кажется играл, будто знал, будто предвидел непредвиденное.
Анатолий Смелянский:
Нет точного слова, которым можно было бы передать суть актерского дара и самой личности Виктора Гвоздицкого. Сам он еще со времен Ярославского театрального училища обожал провинциальных трагиков и комедиантов, выбиравших звучные псевдонимы и существовавших по «старым правилам». Ну, тех, что «рецепт знали», как сказал бы старик Фирс. Он работал с «акимовцами», в БДТ, в Художественном театре, и везде он этих «не теперешних» артистов коллекционировал. Он про них даже книжечку целую сочинил и хотел назвать ее «Последние». Он сам был из этих «последних». Вне репетиции нет дня, вне спектакля жизни. Никаких иных интересов. Приют одинокого комедианта. Такие актеры почему-то долго на земле не задерживаются.
Валерий Фокин:
Он был нежный, пронзительный человек, очень одинокий, живший своей особой, отдельной жизнью. Он очень многое сделал и очень многое не сделал. По моему ощущению, он как раз подошел к пику своих возможностей артистических, человеческих. Мы ставили в Александринке «Женитьбу», и он репетировал замечательно: его Подколесин был внезапно серьезным, интеллектуальным, в очках, такой рефлектирующий Грибоедов
Он был редкой личностью, соединяющей прошлое и сегодняшний день. Актер-интеллектуал и острый эксцентрик: мог освоить любую ассоциацию, оправдать любую острую форму, владел гротеском как способом максимальной выразительности; родись он на полвека раньше, уверен, был бы любимцем Мейерхольда.
Его уход в ряду уходов людей, которые несли высочайшие критерии профессии, работали в том пространстве, которое и есть театр со всеми его преодолениями, трудом, высотами и безднами.
Роман Козак:
Если есть еще в нашей профессии такое понятие, как совесть, то для меня это был образец совестливости. При нем, инопланетянине, не то что сделать что-то не то, даже подумать об этом было стыдно.
Марина Неёлова:
Я никогда не звала его «Виктор», «Витя», всегда «Арто». «Арто и его двойник», поставленный Фокиным в Центре Мейерхольда, спектакль, которым я была заворожена: завидовала и испытывала счастье одновременно. Может быть, когда-нибудь я смогу сказать «он был». Сейчас не могу, не понимаю, не хочу осознавать. Сейчас возвращаю назад наши многочасовые разговоры обо всем, обо всем, обо всем; его характерное многократное «аллё-аллё-аллё!!!» по телефону; еще раз вхожу в его новую, очень «талантливую» квартиру множество книг, картины, портреты, эскизы костюмов, маски, фотографии друзей-артистов, партнеров, режиссеров, в центре Ефремов, многие с подписями, какие-то нет часть его жизни, я думаю, главная и основная ее часть.
Его уход цепь потерь. Мы начинали репетировать, по объективным обстоятельствам это распалось, я не успела обрести его в партнерстве, это огромная потеря. Прекратил свою жизнь спектакль «Арто и его двойник» потеря. Я не успела увидеть его «Двойника» в Александринке кто же мог предвидеть? потеря. Он начал репетировать с Фокиным «Женитьбу», только успел начать потеря для всех.
Мы спорили, не соглашались с чем-то, смеялись, кричали, дерзили друг другу, но знали, что снова встретимся, продолжим спор, в конце концов уже завтра обязательно созвонимся. Потеря беседы, спора, абсолютного единения, дружбы, любви, понимания:
Говорю это и думаю: что бы он мне на это сказал. Как бы он разобрал меня за каждое мое слово, с каким удовольствием и сарказмом выслушал бы мой монолог в его адрес. «Чистый уксус» как он сам говорил о себе.
Есть люди, которые неповторимы. Есть артисты, которые единственны. Я не могу и не хочу его разбирать. Я хочу остаться по отношению к нему абсолютно субъективной.
Арто обладатель тонкого вкуса, рассказчик с точным, острым взглядом, умный, образованный, сложный, непредсказуемый, сыгравший блистательно так много ролей, но не успевший сыграть еще больше, совершенно ни на кого не похожий, и непопулярный именно потому, что непохожий. Не звезда в сегодняшнем поверхностном понимании этого слова а огромный глубокий артист.
«Двойник» не только название тема личности. Он был тенью самого себя: тончайший артист, неизменно мощный на сцене, ранимый и робкий в жизни. За свою подлинность платил цену, о какой и думать тяжело. Мучился от своих и чужих просчетов, страдал от неточных интонаций. В поле постоянного напряжения, каким всегда будет театр, его то и дело било током. При этом оставался трогательным, веселым, детским человеком, с которым можно было дурачиться и смеяться, который даже дулся по-детски.
Не просто играл создавал сценические события. Его биография, может показаться, состоит из обрывков: Ленинградский театр Комедии, московский Эрмитаж, МХАТ, Александринка: А по сути, всю недлинную жизнь он ткал цельное полотно; его уходы, переходы, отказы продиктованы острой способностью чувствовать ситуацию, когда фальшь в театре, как вода в наводнение, поднимается выше «ординара». Особый талант культурная память, способность восхищения. Как и ненависть на грани мизантропии к звериной пошлости жизни. Олег Ефремов недаром отличал и ценил его необычайно.
Трагедию Гвоздицкий носил в себе, сжился с ней, сделал своим воздухом. В поразительном спектакле «Арто и его двойник», где изгойство художника обрекает его на изоляцию и смерть, сегодня кажется играл, будто знал, будто предвидел непредвиденное.
Анатолий Смелянский:
Нет точного слова, которым можно было бы передать суть актерского дара и самой личности Виктора Гвоздицкого. Сам он еще со времен Ярославского театрального училища обожал провинциальных трагиков и комедиантов, выбиравших звучные псевдонимы и существовавших по «старым правилам». Ну, тех, что «рецепт знали», как сказал бы старик Фирс. Он работал с «акимовцами», в БДТ, в Художественном театре, и везде он этих «не теперешних» артистов коллекционировал. Он про них даже книжечку целую сочинил и хотел назвать ее «Последние». Он сам был из этих «последних». Вне репетиции нет дня, вне спектакля жизни. Никаких иных интересов. Приют одинокого комедианта. Такие актеры почему-то долго на земле не задерживаются.
Валерий Фокин:
Он был нежный, пронзительный человек, очень одинокий, живший своей особой, отдельной жизнью. Он очень многое сделал и очень многое не сделал. По моему ощущению, он как раз подошел к пику своих возможностей артистических, человеческих. Мы ставили в Александринке «Женитьбу», и он репетировал замечательно: его Подколесин был внезапно серьезным, интеллектуальным, в очках, такой рефлектирующий Грибоедов
Он был редкой личностью, соединяющей прошлое и сегодняшний день. Актер-интеллектуал и острый эксцентрик: мог освоить любую ассоциацию, оправдать любую острую форму, владел гротеском как способом максимальной выразительности; родись он на полвека раньше, уверен, был бы любимцем Мейерхольда.
Его уход в ряду уходов людей, которые несли высочайшие критерии профессии, работали в том пространстве, которое и есть театр со всеми его преодолениями, трудом, высотами и безднами.
Роман Козак:
Если есть еще в нашей профессии такое понятие, как совесть, то для меня это был образец совестливости. При нем, инопланетянине, не то что сделать что-то не то, даже подумать об этом было стыдно.
Марина Неёлова:
Я никогда не звала его «Виктор», «Витя», всегда «Арто». «Арто и его двойник», поставленный Фокиным в Центре Мейерхольда, спектакль, которым я была заворожена: завидовала и испытывала счастье одновременно. Может быть, когда-нибудь я смогу сказать «он был». Сейчас не могу, не понимаю, не хочу осознавать. Сейчас возвращаю назад наши многочасовые разговоры обо всем, обо всем, обо всем; его характерное многократное «аллё-аллё-аллё!!!» по телефону; еще раз вхожу в его новую, очень «талантливую» квартиру множество книг, картины, портреты, эскизы костюмов, маски, фотографии друзей-артистов, партнеров, режиссеров, в центре Ефремов, многие с подписями, какие-то нет часть его жизни, я думаю, главная и основная ее часть.
Его уход цепь потерь. Мы начинали репетировать, по объективным обстоятельствам это распалось, я не успела обрести его в партнерстве, это огромная потеря. Прекратил свою жизнь спектакль «Арто и его двойник» потеря. Я не успела увидеть его «Двойника» в Александринке кто же мог предвидеть? потеря. Он начал репетировать с Фокиным «Женитьбу», только успел начать потеря для всех.
Мы спорили, не соглашались с чем-то, смеялись, кричали, дерзили друг другу, но знали, что снова встретимся, продолжим спор, в конце концов уже завтра обязательно созвонимся. Потеря беседы, спора, абсолютного единения, дружбы, любви, понимания:
Говорю это и думаю: что бы он мне на это сказал. Как бы он разобрал меня за каждое мое слово, с каким удовольствием и сарказмом выслушал бы мой монолог в его адрес. «Чистый уксус» как он сам говорил о себе.
Есть люди, которые неповторимы. Есть артисты, которые единственны. Я не могу и не хочу его разбирать. Я хочу остаться по отношению к нему абсолютно субъективной.
Арто обладатель тонкого вкуса, рассказчик с точным, острым взглядом, умный, образованный, сложный, непредсказуемый, сыгравший блистательно так много ролей, но не успевший сыграть еще больше, совершенно ни на кого не похожий, и непопулярный именно потому, что непохожий. Не звезда в сегодняшнем поверхностном понимании этого слова а огромный глубокий артист.