Художественное руководство и дирекция

Руслан Кулухов
Ляйсан Мишарина
Артемий Харлашко
Евгений Зубов
Вячеслав Авдеев
Наталья Перегудова
Алексей Чирков
Константин Шихалев
Екатерина Капустина

Творческая часть

Медиацентр

Анастасия Казьмина
Дарья Зиновьева
Александра Машукова
Татьяна Казакова
Наталья Бойко
Олег Черноус
Алексей Шемятовский

Репертуарная часть

Наталья Беднова
Олеся Сурина
Виктория Иванова
Наталья Марукова
Людмила Калеушева
Алёна Соколова

Служба главного администратора

Светлана Бугаева
Анна Исупова
Илья Колязин
Дмитрий Ежаков
Дмитрий Прокофьев

Отдел проектной и гастрольной деятельности

Анастасия Абрамова
Инна Сачкова

Отдел маркетинга и стратегического развития

Лилия Сидорова
Мария Баженова

Музыкальная часть

Организационный отдел

Отдел кадров

Анна Корчагина

Отдел по правовой работе

Евгений Зубов
Надежда Мотовилова

Финансово-экономическое управление

Ирина Ерина
Елена Гусева

Административно-хозяйственный отдел

Марина Щипакова
Татьяна Елисеева
Сергей Суханов
Людмила Бродская

Здравпункт

Татьяна Филиппова

Театровед Павел Руднев: Современному театру свойственно многообразие

Татьяна Еременко, Вечерняя Москва, 22.09.2022
26 сентября на Новой сцене МХТ имени Чехова пройдет показ эскиза Мурата Абулкатинова «Текст для театра» в рамках второй лаборатории экспериментального проекта «АРТХАБ». Корреспондент «Вечерней Москвы» побеседовала с одним из ведущих театральных критиков России, куратором проекта, театроведом Павлом Рудневым о лабораториях, современной драматургии, режиссуре, разнообразии московских театров и воздействии искусства на человека.

Если строить планы, то масштабные. В прошлом сезоне в МХТ имени Чехова по идее Константина Хабенского запустили проект «АРТХАБ», который поможет создать новые отношения со зрителями и постановщиками. Его кураторы — Марина Брусникина и Павел Руднев. С этой темы и начался наш разговор с театроведом и помощником художественного руководителя по спецпроектам Павлом Рудневым.

— Павел, расскажите, для чего МХТ имени Чехова открыл такую лабораторию?
— Театру постоянно нужны свои драматурги и режиссеры — тот ближний круг людей, к которым всегда можно обратиться. И приобрести их помогают лаборатории. Кроме того, сейчас в репертуаре Художественного театра не хватает современной литературы, но так было не всегда. Когда же мы начинаем работу с современностью, то всегда сталкиваемся с недоверием.
В идеальном мире, где все друг другу доверяют, лаборатории не нужны — пришел режиссер, можно начинать воплощать любые его идеи.
Но в мире реальном ни один искусствовед не способен поручиться, что сочетание определенных пьесы, режиссера, художника, хореографа и артистов может гарантировать успех.
Нужно идти на риск. Единственный способ проверить состоятельность спектакля — показать его зрителям. И в этом помогают лаборатории, которые обеспечивают своеобразный промежуточный финиш, когда уже можно что-то показать, но еще безответственно.

— Что такое «успех» постановки?
— Совпадение художественного качества спектакля и мнения публики. Конечно, создателям не хочется идти на поводу у зрителей, но хочется развивать аудиторию, быть просветителями.
Еще для успеха очень важно попасть в интонацию, которая нужна сегодня аудитории, а она постоянно меняется, как и само восприятие. 

— Какого результата ждете?
— Лаборатории дают право на ошибку, позволяют экспериментировать. «АРТХАБ» включит в себя десять сессий лабораторий, по два месяца на каждую. Каждый раз за этот срок будут представлены пять эскизов, как минимум один из которых разовьется в полноценную постановку и войдет в репертуар театра. Таким образом, за два года непрерывного экспериментирования в Художественном театре должны будут остаться десять из пятидесяти эскизов, которые выберут зрители и театр.

— Почему ввели абонементную систему билетов?
— Потому что все билеты моментально продались! Мы решили сохранить ее, но и соединить с продажей билетов на каждую дату отдельно. Она полезна тем, что с помощью абонементов мы имеем дело с людьми, которые смотрят все пять эскизов и оказываются более осведомленными при решении, за кого голосовать, чем тот, кто видел всего один показ. У нас в сети зрители могут выражать свое мнение, поддерживать понравившуюся постановку. Кроме того, это ярмарка стилей и некое развитие аудитории, ведь мы не подбираем режиссеров под определенную манеру.
Все они разные личности со своим подходом к материалу: один делает читку, другой — отрывок, третий — полноценный спектакль. Добавлю, всякий раз у лаборатории будет новое направление. Третий «АРТХАБ», например, будет посвящен постановкам для детей и подростков. Сейчас проблема детского репертуара очень актуальна. Спектакли для подростков, которые у нас были, начали устаревать, у них уже есть долгий срок проката, нужно создавать новые, дополнять «бессмертные» хиты.

— «Ярмарка стилей» — то, что характеризует МХТ имени Чехова?
— Когда я работал при Олеге Павловиче Табакове, это было так, ведь такой подход позволяет сегментировать зрителя и каждому предоставить «свой» театр. Публика «Примадонн» и «Карамазовых» не соприкасались. Но уверенность в том, что невозможно создать спектакль сразу для всех, создавались условия для эстетического разнообразия и всеприятия, благоволения к разным системам.
Сейчас, мне кажется, Константину Юрьевичу Хабенскому важно вернуть в Художественный театр понятие общедоступности не в прямом, а в идеологическом смысле слова. Ведь МХТ начинался как общедоступный зрительский театр. Потом этот термин отпал, потому что театр был частным и не мог себе позволить быть общедоступным по ценам. Кстати, когда Олег Павлович отменял спектакли, он говорил, что такое нельзя показывать людям за деньги. Этот аргумент кажется мне не циничным, а сильным. Ведь на самом деле стыдно за деньги показывать что-то неудавшееся. У художника должна быть ответственность за зрителя, не единственная, но и не последняя.
Лояльность к зрителю — не угодничество, но четкая, осознанная адресность искусства. Причем новые формы, новые тексты — это еще и рекрутинг нового зрителя. Понятие зрительского театра не предполагает замкнутости на одной группе людей, на одном классе или страте. Нужно постоянно искать новых зрителей — в том числе среди тех, кто в театр не ходит вообще.

— Опасений, что подобный подход приведет к излишней пестроте, у вас нет?
— Нет. Поясню. За спиной МХТ стоят большая культура, звезды, народные артисты, устоявшаяся режиссура. И в то же время костяк труппы, да и само руководство, завязаны на Школе-студии МХАТ, в которой всегда соблюдается принцип — «от действующих артистов к новым людям». Еще Немирович-Данченко сформулировал некую оппозицию Школы-студии к самому Художественному театру. Он говорил, что в ней будут играться спектакли, которым будет завидовать действующая труппа. И это ответвление потом всегда подкрепляет основной репертуар.
Думаю, в этом плане единство сохраняется, потому что есть миссия школы, и она настроена на постоянное обновление. В МХТ же, с одной стороны, есть понимание того, что театру необходимо разнообразие, с другой — что оно не должно привести к тотальной атомизации, когда каждый спектакль отделен от основного и формообразующего вектора театра. Мне кажется, в театре должны быть свои мастерские, то есть спектакли в разных направлениях, которые ведет один человек — режиссер или драматург. И несколько осевых линий репертуара, которые не дают ему расползтись.

— Таких людей вы и ищете в этом проекте?
— В том числе. Я думаю, это поиск «своих» — тех, кто будет здесь работать и осуществлять постановку за постановкой как некий художественный цикл. Ведь режиссер становится великим тогда, когда его творчество циклично и в каждом новом спектакле он продолжает избранную тематическую линию или развивает изобретенный прием, когда есть эволюция художественной мысли. По-моему это важно, ведь репертуарный театр ценен возможностью осуществлять долгоиграющие проекты, как уходящие в историю, так и направленные в будущее.

— Приведете пример?
— У Олега Николаевича Ефремова, который служил в Художественном театре, было три линии: возможность сохранить чеховскую интеллигентскую интонацию в советскую эпоху (понимание, что этот кодекс до сих пор жив, хоть и чеховский интеллигент во все времена оказывается жертвой общественной диктатуры), извинения перед Михаилом Булгаковым за то, что когда-то сотворили с ним театр и советская власть, и, конечно, делать современников классиками. Ему было важно ставить молодых авторов и оставаться современным зрителю.
Так что да, Художественный театр, с одной стороны, развернутый и многосоставный, а с другой — вся эта его сложность складывается в определенные циклы, часто ознаменованные некой персональной режиссурой. Сейчас же во главе нашего театра стоит артист, не претендующий на режиссерскую должность. Таким был и Олег Табаков. И это очень хорошо — нет монопольности. И поэтому мне кажется, что Константин Юрьевич как раз может раздать линии, близкие идее Художественного театра, режиссерам, чтобы они развивали их дальше.

— Говоря про идеи, как вы относитесь к понятиям цензуры и самоцензуры?
— Внешняя цензура всегда разрушительна для художника. Многим кажется, что она позволяет «очищать» искусство от скверны, но история русской культуры доказывает, что в первую очередь от этого страдали самые талантливые — Пушкин, Лермонтов, Островский, Лесков, Вампилов, Петрушевская…
Я бы охотнее говорил о понятии вкуса, об эстетических самоограничениях. Каждый вырабатывает это для себя сам и в соответствии с этим в чем-то бьет себя по рукам, а что-то разрешает. Ведь творчество каждого художника отражает мир его души.
Кто-то развернут в сторону актуальной повестки, другой, наоборот, старается абстрагироваться от новостей. Мне кажется, художника невозможно заставить быть другим. Это все равно что прийти к Сальвадору Дали и сказать ему: «Ты плохо рисуешь, потому что не похоже на Шишкина». Но Дали не может рисовать иначе, как и Шишкин, как и Моцарт не может быть Бетховеном. Нельзя изменить душу художника, если он того не хочет. Невозможно грустного человека искусственно сделать веселым, насильно — счастливым. Оптимисты, пессимисты, экстраверты, интроверты — все разные.

— Вы говорили про поиск современной интонации и то, что она часто меняется. Значит ли это, что нужно будет постоянно менять «ближний круг»?
— Хотелось бы, чтобы люди оставались, но менялись и развивались сами. Тут еще дело в том, что один художник сгорает быстро — у него прекрасный дебют, но за десять спектаклей он высказывается полностью. А другой свеж до пенсионного возраста. У кого-то талант короткий, у кого-то — длинный. Но это невозможно понять, посмотрев человеку в лицо.
Во многом это зависит от работы над собой. Не у каждого есть свойство самонастройки на ритм жизни, города. Не каждый следит за другими. И для режиссеров это довольно проблемная зона. Кому-то трудно смириться с чужим успехом, а кто-то видит для себя опасность в том, чтобы смотреть работы других. Но, без наблюдения за параллельными процессами, время и реальность проходят мимо. Константин Юрьевич чуть не каждый день в театре, смотрит чужие спектакли, подбирает для МХТ режиссуру. Это потрясающее свойство наблюдательности.

— Почему современное искусство зачастую ассоциируется у зрителя с чем-то провокативным?
— Мне не кажется, что любое современное высказывание сопряжено с чем-то неприятным или отталкивающим. Хотя задача искусства в целом — волновать человека, а пробить его толстую кожу непросто. Идеальное искусство — то, которое меняет человека, воздействуя на его чувства. На хорошем спектакле ты можешь отказаться от стереотипов, которые выработал за долгую жизнь. Одна из важнейших функций искусства — порождение сомнений. По словам художника Йозефа Бойса, искусство — это то тепло, которое позволяет глине меняться.
Под его воздействием происходит какая-то чистка, переструктурирование, переоценка ценностей. Но, чтобы это случилось, искусство должно человека взволновать, а потому оно не может не прибегать к сильным эмоциональным эффектам. Иначе у зрителя возникает ощущение, что то, что ему предлагают, он уже хорошо знает и видел. Поэтому каждый художник старается найти те средства, те воздействия на зрителя, которые заставят его измениться.
А менять себя — очень болезненный процесс. Кроме того, в искусстве правила игры постоянно меняются, и зачастую зритель испытывает дискомфорт, когда ему показывают то, что не соответствует его заранее установленным представлениям о театре. Зритель ищет в театре то, что он видел на сцене в детстве, и раздражен, если не находит. Я думаю, что это вопрос насмотренности, прежде всего: современное искусство перестает быть эпатажным, если за ним наблюдать постоянно, регулярно.

— Тем, кто не занимается сценическим искусством профессионально, но подбирает для себя спектакль, как посоветуете ориентироваться в театральной карте Москвы?
— Сейчас одно из главных достояний театра — его разнообразие. Это то завоевание, которое российский театр приобрел в нулевые и десятые годы, и хорошо бы его сохранить, потому что в истории русского театра были и тяжелые страницы, когда многообразия не хватало.
Что касается выбора спектакля, нас не смущает идея обратиться к сетевому интеллекту, когда мы ищем новый мобильный телефон или иную технику — мы находим отзывы и советы, читаем сравнительные статьи. Так и тут, чтобы составить представление о том, что нужно именно тебе, надо собирать информацию. 
Дело в том, что невозможно сказать, что какой-то конкретный театр, бренд, здание гарантирует успех спектаклю. Хотя бы потому, что интересы у людей слишком разные, а ни один из театров не претендует на всеохватность. Мне кажется, прав тот зритель, который ищет свой театр. Попадает на что-то, что ему не нравится, и плюется, но на следующий день дальше ищет другую форму, которая заинтересует лично его. Пытливый зритель свой театр найдет!

— Может, наметите координаты?
— Сперва стоит определиться, что вам нужно. Например, классический театр. Иногда, почитав отзывы, полные ненависти к современному театру, несведущему зрителю начинает казаться, что классического нет и в помине, а в современном все ходят голыми и ругаются матом. Но это невежественный стереотип. 
Классических театров — большинство. На долю экспериментальных приходится 10 процентов, если не меньше. Есть и полуформы, которые можно назвать неоклассикой. Например, спектакли, которые ставят Сергей Женовач в СТИ и Алексей Бородин в РАМТе в Москве, Валерий Фокин в Александринском театре и Лев Додин в МДТ в Санкт-Петербурге…
Это постановки, где есть и то, и то: процент классики и эксперимента. Есть театр, который можно назвать синтетическим, где есть все краски мира и приемы, которые используют художники. Театр, который пытается драматическое искусство соединить с чем-то другим — хореографией или театром кукол. Есть понимание спектакля как лаборатории, исследования, где проводят научные эксперименты, подключают психодраму, психоанализ. 
Вообще в наши дни каждое произведение искусства проверяет на прочность свои границы. Например, мы знаем, чем театр отличается от кино, и понимаем, что за явление перед нами.
Но художники хотят эти границы разомкнуть и пытаются понять, выстоят ли они, если заступить на чужую территорию. Останется ли театр театром или его сущность изменится.

— Сейчас люди по-особому реагируют на театральные постановки, а после остро чувствуется коллективное единение. Почему так?
— Так проявляется эффект театрального искусства как социального клея. Ведь именно в театре мы соприкасаемся с человеком рядом, смотрим и на сцену, и на реакции соседей. Театральный критик и поэт Аполлон Григорьев писал: Павел Мочалов, трагик начала XIX века, играл Гамлета так, что незнакомые люди в театре хватали друг друга за локти, не в силах справиться с эмоциями.
Коллективная эмоциональность — очень сильная вещь, и в театре она пробуждается. Ты чувствуешь, что в один и тот же момент вы испытываете схожие эмоции. В театр входит толпа, а выходит народ, нация. Общие культурные впечатления нас сплачивают. А порой предлагают принять те или иные коллективные или индивидуальные решения. 

ДОСЬЕ
Павел Руднев родился 22 апреля 1976 года в Химках, Московская область. Окончил театроведческий факультет ГИТИСа, курс Натальи Крымовой. Защитил кандидатскую диссертацию в 2001 году на тему: «Театральные взгляды Василия Васильевича Розанова». Доцент Школы-студии МХАТ, Высшей театральной школы Константина Райкина, Высшей школы деятелей сценического искусства Дадамяна.
Помощник художественного руководителя МХТ имени Чехова и Школы-студии МХАТ по спецпроектам. За свою книгу «Драма памяти. Очерки истории русской драматургии. 1950–2010-е» получил премию Москвы в номинации «Искусствоведение». Эксперт премии «Золотая маска» и куратор программы «Маска плюс». Выступал членом жюри российских и международных конкурсов современной драматургии: «Любимовка», «Евразия», «Кульминация», «Ремарка» и других. 

Оригинал статьи
Пресса
Павел Руднев: Театр делает человека сложнее, Михаил Морозов, Учительская газета, 24.10.2023
Одиссей уже спустился в Аид, Полина Кондрякова, Porusski.me, 20.03.2023
В МХТ имени Чехова запустили проект «Артхаб», видеосюжет телеканала ТВ-Центр, 31.05.2022
Павел Руднев – о новом проекте «АРТХАБ», видеосюжет телеканала «Культура», 24.05.2022
Видеозапись круглого стола «Документальный театр и актерское образование. Вызовы времени», фестиваль-мастерская имени Дмитрия Брусникина “Brusfest”, 12.11.2019
Эскиз спектакля «Зулейха открывает глаза» представлен в МХТ, видеосюжет телеканала «Культура», 5.07.2016
Театр станет территорией риска и лабораторных работ, Елена Смородинова, Вечерняя Москва, 26.05.2015
«Вывести свой вирус», Дмитрий Ренанский, Colta.ru, 22.05.2015
Финский театр на русский лад, Елена Смородинова, Вечерняя Москва, 16.04.2014
Братьев не выбирают, Сергей Петров, Ведомости, 13.09.2013
Мечтайте по Станиславскому, Марина Райкина, Московский комсомолец, 21.01.2013