МХТ им. А. П. Чехова: Кабачок «13 писсуаров»

Кабачок «13 писсуаров»

Елена Ямпольская, Новые известия, 25.12.2002

МХАТ Олега Табакова продолжает крепить интернациональную дружбу. Первой премьерой текущего сезона на Основной сцене стал «Тот, кто получает пощечины» в постановке финской подруги Олега Павловича Райи-Синикки Ранталы. Про этот шедевр сам худрук отзывается вполне конкретно: «Один плохой спектакль мы уже выпустили…». Не останавливаясь на полпути, МХАТ грянул вторую крупную премьеру — и опять с чужеземным, на сей раз с чешским акцентом. «Нули», режиссер — Ян Буриан, пьеса Павла Когоута. Программка знакомит зрителя с хронологией чехословацкой истории XX века, а в мхатовском фойе развернута фотовыставка «Прага 45-го, 68-го и 89-го годов», то есть проекту придается не только художественное, но и общественно-политическое значение.

Чехия для Табакова, а также для исполнителя главной роли Сергея Юрского страна не чужая. Юрский оказался непосредственным свидетелем и благоуханной пражской весны, и кровавой пражской осени — подробнее об этом в его последней книге «Игра в жизнь». Табаков в 68-м году был приглашен на роль Хлестакова в театр «Чиногерны клуб», шесть дней репетировал и целый месяц играл, да так, что газетные рецензенты захлебывались: «Олег Табаков вместе с Моцартом может сказать: Мои пражане меня понимают“… Мировое турне „Ревизора“ сорвалось, а осенью 68-го Табакову пришли две посылки из Чехословакии — пражские товарищи гордо возвращали подарки. Тогда Табаков отправил Брежневу телеграмму протеста, однако изуверская власть, чтобы окончательно опустить народного любимца, не только не подвергла его обструкции, но даже наградила орденом „Знак Почета“. Первым орденом в истории „Современника“.

Следующий визит Табакова в Чехию состоялся в 1974 году. Читаем книжку „Моя настоящая жизнь“: „После спектакля — банкет, люди выпивают и закусывают, а я с ужасом вижу, как „контрреволюционер“ Павел Когоут целуется с „революционеркой“ Иржиной Шворцевой… Позже мне объяснили, что это удивительное явление называется вполне литературным глаголом „швейковать“ — то есть плутовать, путать карты…“.

Вот мы и познакомились с Когоутом.

Швейковал он, видимо, не слишком успешно, ибо в 79-м был насильно выдворен в Австрию. После „бархатной“ революции вернулся. Сейчас живет на два дома, то бишь на две страны. Пьесу „Нули“, как сам признается, сочинял под сильным влиянием великого пролетарского произведения „На дне“. Тем более что подземный сортир, где разворачивается действие, можно считать дном и в прямом, и в переносном смысле слова. А „Нули“ — это, соответственно, и фирменный знак заведения, и статус людей, волею судьбы сюда прибившихся.

Сортир расположен под Вацлавской площадью. Наверху вершится история; внизу собирает с посетителей кроны недоучившийся юрист по имени Ярда. Как зиц-председатель Фунт, он сидел здесь, когда Прагу освобождали от немцев, и когда взяли власть коммунисты, и при реформах Дубчека, и когда вводили войска Варшавского Договора, и при застое, и в разгар революции, и при новой чешской демократии.

Интерьер вокруг Ярды — писсуары, кафель, краны и раковины — постепенно модернизируется. Краны вообще-то приделаны сценографом Давидом Боровским для очистки совести: ни один посетитель после оправления руки не моет. Включая Александра Дубчека и Вацлава Гавела. События развиваются стремительно: вот Гавел спасается в туалете от гебистов, и Ярда принимает от него на хранение „Хартию-77“ (среди создателей которой числился и Когоут), а вот вновь избранный президент свободной Чехословакии, взгромоздившись на табуретку, проводит стихийный митинг и благодарит пана Ярду за его тихое мужество.

С некоторым запозданием Ярда обзаводится подружкой, Анчей (Наталья Тенякова), на пару они приватизируют сортир, и вокруг них складывается постоянная компания асоциальных элементов. События меняют общегосударственный масштаб на частносемейный, то и дело норовя скатиться в слезливую мелодраму. „Небеса обетованные“ с отблесками „Рождественских грез“, Успех у публики такому гибриду обеспечен.

Я не бралась бы строго судить „Нули“, если бы спектаклю не предпослали претенциозное жанровое определение — „Краткий отчет потомкам в двух частях“. Во-первых, отчет получился довольно-таки длинным. Во-вторых, установка на новое поколение отменяет ностальгический бонус: извините, но воспоминания пана Ярды имели для меня второстепенное значение, а вот то, что пьеса написана дубово и режиссер слабенький, сразу бросается в глаза. Основной постановочный принцип явно заимствован из передачи „Кабачок “13 стульев» (там были поляки, здесь чехи — не суть важно). Сначала исполняется та или иная сценка, затем Юрский апарт ее комментирует. Играть Сергею Юрьевичу толком нечего, и он посвящает себя публицистике. Глубокомысленные размышления о цене свободы воспринимаются залом восторженно. Предки любят поучать и быть поучаемыми. Потомкам странный кайф недоступен.

Еще печальнее обстоит дело с Теняковой: ей сделали кукольное личико в обрамлении кудряшек, подарили пикантный восточноевропейский прононс, но героиня — бывшая стукачка, ныне ревностная католичка — написана плоско, в полторы блеклые краски. Вместо характера — набор примет.

Лучшая роль в «Нулях» досталась Андрею Ильину. Его персонаж — попрошайка Богуш — немой. Следовательно, Ильин избавлен от текста и может заниматься чистым актерским творчеством. Застенчивый, обаятельный, чуть придурковатый или, если хотите, блаженный Богуш гундит, крякает, квакает, подвякивает, поскрипывает, мурчит, и при помощи этого звукового набора ухитряется вести в сортире оживленную светскую беседу. Так что его хромой напарник Милош (Дмитрий Брусникин) уже «переводить» замаялся.

Богуш с его тревожной мордочкой, вытаращенными глазками и неожиданно светлой улыбкой быстро признается залом за родного человека. Ильин — единственный, кто срывает аплодисмент по ходу действия. Тем более обидно, что Милош и Богуш оказываются бывшими патерами, разжалованными за педерастию. Фу ты, Господи… А как хорошо все начиналось… Не очень тактично выглядит подобный сюжетный зигзаг на российской сцене. Одно дело Чехия, где католицизм — главенствующая конфессия, и к нему, как ко всякому монополисту, существуют претензии. У нас же гнобить папистов, дискредитировать католических священников — давняя хорошая традиция. Вот теперь и МХАТ к ней присоединился…

Но раз уж из песни слово не выкинешь, следует хотя бы обратить внимание на очевидные погрешности в тексте. Хороша, например, такая реплика: «Я всегда принадлежал к молчаливому большинству, которое кричит „ура“…». И произносит эту фразу сам Сергей Юрский, всегда славившийся тонким литературным слухом. Видимо, общественное окончательно взяло верх над личным.

2002

Олег Табаков: «Каждый должен носить свой чемодан», Спорт-экспресс, 27.12.2002

Ты с этим шел ко мне и мог остановиться у сортира?, Наталия Каминская, Культура, 26.12.2002

Суета вокруг сортира, Алексей Филиппов, Известия, 25.12.2002

Кабачок «13 писсуаров», Елена Ямпольская, Новые известия, 25.12.2002

Без палочек, Марина Давыдова, Время Новостей, 24.12.2002

Краткий отчет, Ольга Фукс, Ваш досуг, 24.12.2002

Дело было в туалете, Артур Соломонов, Газета, 23.12.2002

МХАТ нашел отхожее место, Роман Должанский, Коммерсантъ, 23.12.2002

Оптимист с коммунистическим прошлым, Григорий Заславский, Независимая газета, 20.12.2002

МХАТ промахнулся и попал в коммунистов, Евгения Поливанова, Газета.Ru, 20.12.2002

Друг мой, Толька!.. (Анатолию Смелянскому — 60), Михаил Швыдкой, Московские Новости, 19.12.2002