МХТ им. А. П. Чехова: Мандаринка от яблони далеко падает

Мандаринка от яблони далеко падает

Елена Ямпольская, Русский курьер, 4.03.2004

По-настоящему «Мещане» во МХАТе еще не сыграны. Официальная премьера назначена на ближайший уикенд. Пока идут прогоны, и их можно было бы назвать неровными, однако новый спектакль Серебренникова не обещает стать ровным никогда. Он иначе задуман. Здесь полный стилевой разнобой — психологический реализм, театр представления, символический театр. Здесь действие происходит одновременно в двух, трех, четырех точках. Репетирует любительская труппа, гундосят арестанты, бренчат на гитаре гимназисты, щебечут птички в многоярусных клетках, тянут заупокойную певчие. Кипит самовар, бьется посуда, строчит допотопный, добротный «Зингер». Люди спорят, поют, кричат, целуются и опять кричат… В спектакле Серебренникова всех душит не порядок, а, напротив, отсутствие порядка. Душит хаос.

«Мещане», как известно, — первый драматический опыт Максима Горького. Сам автор, даже не завершив свой труд, уже был не доволен результатами. Он говорил, что в «Мещанах» много шума и нерва, но «нет огня». С момента замысла пьесой крайне интересовался Владимир Немирович-Данченко. Премьеру «Мещан» Московский Художественный театр сыграл на гастролях в С. -Пб. 25 марта 1902 года, причем контролеров при входе заменили переодетыми городовыми, а вокруг Панаевского театра гарцевала конная жандармерия. На первый показ съехалась вся петербургская элита, начиная с великих князей и министров, и Немирович-Данченко поднимался на галерку, умоляя молодежь не устраивать манифестаций — иначе у Горького опять будут неприятности. (Надо сказать, что работа над «Мещанами» в апреле 1901-го была прервана по причине заключения автора в нижегородскую тюрьму.) Радикальное юношество отреагировало с пониманием. Только на последнем из четырех представлений, кто-то выкрикнул басом: «Долой великого князя!», что не имело, впрочем, сколько-нибудь серьезного резонанса еще лет пятнадцать…

Пьеса многократно перекрамсывалась цензурой и стала знаменем, так называемой, прогрессивной критики, однако критика буржуазная, именитая и талантливая (Айхенвальд, Кугель, Яблоновский, Введенский, Гольденвейзер), всячески защищала старика Бессеменова, а в Ниле видела всего лишь новую форму мещанства — жизнерадостную и оттого вдвойне скотскую. Кстати, в спектакле 1902 года, не имевшем особого успеха у публики, роль Нила получил незначительный актер Судьбинин. Ибо Станиславский после некоторых раздумий от нее отказался. Актеры МХТ на репетициях «сцепились из-за Нила… Большинство за то, что это тип не новый и в будущем тот же мещанин», — писала Ольга Книппер Чехову. Антон Павлович очень расстроился. Он любил Нила, «обынтеллигентившегося рабочего», и полагал этот образ центральным.

Из постановок «Мещан» на советской сцене зрители прежде всего помнят спектакль Георгия Товстоногова, популярный благодаря телеверсии. С ним вольно или невольно сравниваешь новую мхатовскую постановку. Бессеменов Андрея Мягкова не столь гадок и жалок, как Бессеменов Евгения Лебедева. Мягкову его герой явно нравится, и «правда» этого Бессеменова, сколько я могла заметить, нашла искренний отклик у публики выше среднего возраста. Боль стариков Бессеменовых понятна, недоумение оправданно: почему на их яблоне вдруг выросли две мандаринки? Или даже три — считая Нила… Тем не менее из песни слово не выкинешь: болезненная старческая вспыльчивость и, так сказать, убожество горизонтов раздражают до зубной боли.

С другой стороны, противопоставить Бессеменову абсолютно некого. Нил — Алексей Кравченко — это вам не красавчик и обаяшка, сыгранный когда-то Кириллом Лавровым. Розовощекий крепыш, мясистый и круглоглазый, прост той самой простотой, которая хуже воровства. Нил — быдло и хам, и «правда» его — хамская, а следовательно, не может почитаться за настоящую правду. Это очень печально, потому что «Мещане» без Нила — это жизнь без надежды. Пришел новый человек, если хотите, новый русский, и только для него все вокруг легко и понятно. Однако ни с ним, ни по его лекалу жить не хочется.

Посередине между Бессеме —новым и Нилом — дети Бессеменова и их отдельная, уже третья по счету «правда» — «правда» рефлектирующих зануд с легким чеховским привкусом. Среда заела. Татьяна (Кристина Бабушкина), нескладная девица, перманентно надутая, будто мышь на крупу, в чем-то бесформенно-вязаном, сером без причуд. И Петр (Алексей Агапов) — в майке и трениках, червяком извивается на перекладине. Бессилие и затрапез. Затрапез души и бессилие души. Хотя, если Татьяне невозможно сочувствовать без злости, то Петр-Агапов вполне благороден и ничуть не обещает в дальнейшем соответствовать прогнозу Тетерева. Петр «хочет жить спокойно, вне обязанностей к людям», как аттестовал его автор. У Агапова уже был подобный персонаж — Илья Ильич Обломов. Жить спокойно — какая-никакая философия. Но, конечно, не правда.

Получается так, что в спектакле Серебренникова правды нет вообще. Ни за мужчинами, ни за женщинами. Здесь хорошенькая, но маловыразительная Поля (Екатерина Соломатина), которая просто берет свое женское счастье (а особа, просто берущая женское счастье, не интересна даже в жизни, не то что на сцене). Здесь дама в соку Елена Николаевна (Евгения Добровольская), маниакально стремящаяся поближе к тюрьме — не к той, так к этой. Ей нравятся милые птички в клетках и трогательные арестанты в камерах, и она просто переманивает Петра из одной камеры в другую. Здесь учительница Цветаева (Юлия Чебакова) — карикатура на доктора Астрова, и именно после ее гуманистической пропаганды становится ясно, что человек ничего не может сделать для другого человека, кроме как принести мандаринчиков.

Мать, Акулина Ивановна Бессеменова (Алла Покровская) такова, какими всегда бывают матери в скандальных семействах. Рада и унижаться, и заискивать, лишь бы всех примирить. Больное сердце, издерганные нервы. Старик жаждет понимать и властвовать, она уже давно отказалась и от того, и от другого.

Да, еще Степанида — первая заметная роль молодой мхатовской актрисы Марии Зориной. Мышкой шуршит, птичкой косится, крыской щерится это странное, вечно испуганное существо, которое придумано Серебренниковым вроде бы и поперек спектакля, но искренне веселит публику.

В лице Мягкова берут реванш все мхатовские «старики»: как ни хороша молодежь, но куда ей до такой ясной, мощной простоты. Конкуренцию Андрею Васильевичу составляет только Дмитрий Назаров — Тетерев, громогласный великан, который и на стул-то садится, мимоходом перекидывая ногу через спинку. Роль Тетерева разрослась до размеров чрезвычайных. Поскольку «Мещане» и «На дне» задумывались Горьким параллельно, то кажется, что певчий — это старший брат Сатина. Этакий ветхозаветный Сатин, проповедующий свои истины с табурета, как Моисей с горы Синай: око за око, зуб за зуб… Тетерев сыгран великолепно — щедро, богато, широко. Он значительнее, чем Нил, и гораздо симпатичнее, чем Нил, но, понятно, и в нем правды нет. Какая правда в алкоголике?

Почему я так хочу найти эту самую «правду»? Потому что весь второй акт я физически стремилась вырваться из черного круга, замкнутого вереницей скрюченных, писклявых плакальщиц. Мне было больно, мне было страшно, мне было безысходно. Смерть вела этих людей и меня вслед за ними, смерть стояла на сцене и яростно строчила саван на допотопном «Зингере» — бог весть, для кого… Не спрашивай, кому шьют саван. Чтобы не услышать в ответ: «Тебе».

Можно рассматривать «Мещан» как бытовую, семейную драму. Можно — как трагедию. В первом случае к этой пьесе не стоит относиться слишком серьезно. Мир, состоящий из катастроф и форс-мажорных обстоятельств, не верит мещанским слезам. В первом акте мне показалось, что Серебренников сознательно облегчает невыносимо тягостный материал. Приводит его к знаменателю хорошего тона. Внешне изобретательная, эффектно-изощренная режиссура (вплоть до того, что у Нила и Поли подошвы горят натуральным пламенем, так им хочется бежать из дома Бессеменовых) — так вот, набор постановочных изысков обычно должен прикрывать неравноценность исполнителей. Один актер играет в полную силу, на другом шапка горит. .. Второй акт оказался целостнее и тоньше. Здесь заиграли все (и все — неплохо), и в русле нормального драматического действия проступили действительно точные, уместные режиссерские ходы.

В первом акте кажется, что вся суть «Мешан» — в неизбывности российского квартирного вопроса. Мол, дети и родители должны жить раздельно и отстаивать свою «правду» на суверенной территории. После антракта понимаешь, что столь прогрессивная точка зрения предугадана стариками Бессеменовыми. У них это называется «птичий порядок». Действительно, если за каждым поколением закрепить отдельное пространство, человечество превратится в зоосад. Простое решение не годится, а другого нет. «Мещане» — пьеса о людях, взаимопонимание между которыми не достижимо на физиологическом уровне. Бессеменов — это Лир наизнанку. Тот отпустил детей и стал им не нужен. этот хочет владеть их душами и встречает бунт с гневом убежденного крепостника. Что согнуло старика Бессеменова, что подкосило его к финалу? Подозрение, что жизнь прожита зря. Что не для тех старался. И его цивильный облик (конечно, мало подходящий для старшины малярного цеха), и каракулевый пирожок на голове — это памятник всем поколениям, оказавшимся под занавес жизни у разбитого корыта. А было ли в истории хоть одно поколение, миновавшее участь сию?.. И будет ли - хоть когда-нибудь?..

Глядя на старика Бессеменова, не думай о нем гоголевскими словами: до какого ничтожества может дойти человек!.. Посмотрим, куда дойдешь ты сам.

2004

Триста смертей Моцарта, Марина Райкина, Московский Комсомолец, 31.12.2004

Девушка Mороз, Лариса Резникова, Московский Комсомолец, 25.12.2004

У Табакова обнаружили «Сердце ангела», Артур Соломонов, Известия, 22.12.2004

«Чайка» приземлилась в МХТ, Глеб Ситковский, Газета, 22.12.2004

Король Лир, Александр Смольяков, Где, 17.12.2004

Ход к зрительному залу… Вячеслав Невинный, телеканал «Культура», 30.11.2004

«Невинный при всей своей массе человек очень тонкий», Ольга Романцова, Газета, 29.11.2004

Верный, страстный, Невинный, Марина Райкина, Московский Комсомолец, 29.11.2004

Сирота армянская, Роман Должанский, Коммерсант, 24.11.2004

Невинность победила, Артур Соломонов, Известия, 23.11.2004

«Я никогда не был важным человеком, VIP», Сергей Капков, Газета, 21.11.2004