МХТ им. А. П. Чехова: Счастье

Модернистский роман Кнута Гамсуна (а литературоведы признали его именно таким, хотя само это направление начало развиваться позже срока написания «Голода») в версии режиссера Лизы Бондарь неожиданно напоминает о мире писателя-романтика Эрнста Теодора Амадея Гофмана. Герой повествования, человек без имени, занимающийся литературным трудом, который его решительно не в состоянии прокормить, перекликается в спектакле с любимым гофмановским персонажем. Человек тотально погружен в себя, находится не в ладах с реальностью, жестоко от нее страдает, спасается, кажется, только собственными грезами и видениями.

Гофман условно делил человечество на большинство «не музыкантов» и меньшинство «музыкантов» — последние-то и были у него одарены весьма проблемной, но одновременно и счастливой способностью видеть другую реальность. Вот таким человеком его, в сущности, и играет на сцене МХТ артист Сергей Волков. А спектакль, созданный на основе мрачного и довольно тяжелого текста, вызывает ощущение счастья.

Впрочем, когда говорят о мире романа «Голод», чаще вспоминают Достоевского: жестокие реалии жизни, одинокий несчастный человек, у которого страдают и тело, и ум, изощренный психологический анализ пограничных состояний. Но у Бондарь практически отсутствует «достоевщина». Спектакль насквозь музыкален по самому методу режиссерского мышления (вспомнилось, что Лиза Бондарь в свое время училась именно музыкальной режиссуре), сочинен как стройная и экспрессивная классическая фортепианная пьеса. Мрак гамсуновских описаний состояния героя, буквально погибающего от недоедания и бытового неустройства, довольно монотонные литературные периоды, лишенные единой сюжетной основы, — весь этот сильный, жутковатый и заряженный социальным протестом материал преображается в умный и увлекательный театр. Не скучно и даже не тяжело, хотя речь идет не просто о физических страданиях, но о постоянном, еще более мучительном отстаивании самого себя в мире, где тебя никто не видит в упор.

Герой Гамсуна — человек сложный, и бесы его то и дело путают, и гордыня его непомерна. Даже ряд его, казалось бы, безрассудно великодушных поступков, когда последние свои копейки и обноски он отдает каким-то бродягам, продиктованы не столько добротой, сколько этой самой гордыней, ибо он ощущает себя избранным. И именно на таком, даже визуально подчеркнутом, противопоставлении героя миру построено действие.

Окружающие здесь поданы почти что карикатурно — одна-две заостренные черты: несвязная, мычащая речь, дурацкая походка, «многозначительное» выражение лица. Газетный редактор (Николай Романов), нищий (Евгений Перевалов), торговка булочками (Мария Сокова)… Порой артисты играют по нескольку ролей, мгновенно схватывая некий общий, скандинавский, а точнее, европейский (вот еще раз вспомнила про территориально близкого Гофмана) стиль. Они будто сошли с гравюр и гобеленов, со страниц иллюстрированных журналов, с картинок в старинных книжках или даже с экспрессионистских плакатов. Полина Романова играет уличную женщину, которая видится герою неким женским идеалом и зовется в его фантазиях экзотическим именем Илаяль. Это тонкая и остроумная работа — в худенькой девушке, одетой в «сексуальное» платье винного цвета, уживаются одновременно и потасканное, испуганное существо, и придуманная нашим мечтателем томная узница волшебного замка. Очень хороша Мария Сокова: пышнотелая и основательная, как ее булки и крендели, вся олицетворение неколебимого порядка, решительно перпендикулярного хаосу творческого индивидуума.

Стиль задает и художник Константин Соловьев. Большая прямоугольная ниша на заднике, выкрашенная до поры в скучный, респектабельный зеленоватый цвет европейских доходных домов рубежа ХIХ—ХХ веков, затем приобретает разные невероятные цвета и открывается в глубину, в убогую келью дешевого пансиона. На героях темные пальто, благопристойные шляпы и галстуки, фартуки и чепцы, вызывающие шляпки с перьями, черные платья с декольте, а то и откровенные серые обноски — и все это, в точности соответствуя месту и времени действия, нескрываемо театрально.

Мгновенно меняется свет (художник Игорь Фомин), чередуя самые невероятные оттенки. Изменяются звучание актерских голосов и пластика — то «как в жизни», то откровенный гротеск. По бокам сцены находятся два музыканта: перкуссионист Глеб Хохлов со множеством таинственных приспособлений для извлечения не менее загадочных звуков и пианистка Мария Садурдинова, играющая на фортепиано с отсутствующей передней декой, вследствие чего звучание приобретает некий режущий, мистический оттенок.

Все происходящее, как и в романе, рассказано от первого лица. А поскольку это лицо пребывает не в полном порядке, перед нами обретает сценическую плоть сложное воображение рассказчика: со скачками температур, с изменениями цвета, вкуса и запаха, с амплитудами пульса и давления. Говоря о том, что спектакль Лизы Бондарь насквозь музыкален, я имею в виду даже не собственно аккомпанирующую его составляющую (отличная работа композитора Романа Пархоменко), а саму логику сценического повествования. В МХТ будто играют пьесу, которую мог бы сочинить соплеменник Кнута Гамсуна Эдвард Григ, яркое музыкальное произведение с прихотливыми чередованиями темпоритмов, фразировок и настроений.

В центре же этой пьесы находится поражающий своим актерским диапазоном Сергей Волков, который ни на минуту не сходит со сцены. Обаятельный парень в следующий миг превращается в монстра, умница — в умалишенного, кроткий терпеливец — в агрессора. Смены состояний постоянны, и театральные приемы для них подбираются самые разные: психология, остранение, лирика, гротеск, даже элементы стендапа. Мы видим человеческую материю, любое из определений для которой будет не верным. Хороший? Плохой? Опасный? Безвредный? Гений? Лузер? Бедолага или все же счастливчик?

Гамсун, описывая тяжкие физические и психологические муки своего героя, во многом пришедшиеся и на его личную долю, недвусмысленно обличал социум, бесчеловечный, корыстный и начисто лишенный воображения мир его современников. Однако режиссеру спектакля МХТ этот аспект менее всего интересен. Достаточно уже того, что внутренний мир человека может быть очень сложно и весьма болезненно устроен, и лучше бы с ним как-то разобраться, чем искать внешнего врага. Впрочем, это разбирательство — дело, по-видимому, безнадежное, зато ведь как можно сыграть!

В конце романа герой получает-таки ряд предложений для заработка, в том числе и литературного. Но он выбирает путешествие и шагает на отплывающий корабль. Однако в спектакле эта сцена разыграна с такой упоительной иронией и вдобавок снабжена такой лукаво радостной песней на стихи Александра Плотникова, что в реальность подобного исхода верится с трудом. А тяжести при этом нет и в помине! Остается лишь долгое послевкусие от настоящей игры, от умного и тонкого театра, который все еще утоляет голод.

Оригинал статьи

Пресса

Счастье — есть, Наталия Каминская, Петербургский театральный журнал, 25.03.2024

АФИША	БИЛЕТЫ	СПЕКТАКЛИ
ТРУППА	ИСТОРИЯ	КОНТАКТЫ