Имена

Страсти по Андрею. «Пришло время зарыть топор войны!» — заявил «ЗН» режиссер Андрей Жолдак

Олег Вергелис, Зеркало недели, 25.11.2006
Режиссер Жолдак на этой неделе прилетел в Киев (из Берлина) — накануне декабрьских гастролей. И сделал здесь немало добрых дел. По раскаленному мобильнику (при мне) кого-то отчитал: «Ты что, не понимаешь, ко мне президент придет на спектакль, а вы там не можете решить элементарные вопросы!» Прочитал открытую лекцию на тему «Как убить плохого актера» — чем загнал меня в тупик: если их всех «поубивать», то кто в бездарных сериалах будет сниматься?

И основное доброе дело — Андрей Жолдак дал большое и, как мне показалось, откровенное интервью «ЗН» (об уходе из харьковского театра, о «запрещенном» «Ромео», о своих немецких реалиях, о видах на «Ленком», «Современник» и Алису Фрейндлих), в предверии которого автор этих строк пригласил в компанию третьего — как бы «свидетеля»? А то, помня о наших натянутых взаимоотношениях, не ровен час полетели бы кофейные чашки друг в друга — и тут «секундант» очень кстати (им оказалась милейшая сестра Андрея по имени Катя). Единственная оговорка: беседа получилась эмоциональная — уважительное «вы» стремительно менялось на амикошонское «ты», и дискурсные вибрации хотелось бы оставить читателю в органичной неприкосновенности.

«Волчек отговаривали работать со мной»

 — Намедни в Киеве «Современник» гастролировал. И вас вспоминали. Говорили: вот обещал Жолдак спектакль для Волчек, а потом махнул крылом и улетел. Какова судьба давно вами заявленного «современниковского» проекта по мотивам романа Ажара «Вся жизнь впереди», где Волчек должна была играть мадам Розу, а Чулпан Хаматова — арабского мальчика?

 — Галина Борисовна видела не только Хаматову в этой роли. Она мне предложила и другую актрису. Но в какой-то момент мы решили взять паузу. И перенести эту работу во времени. Надеюсь, что она все же состоится. Так как и макет готов, и контракт подписан. Прекрасно понимаю, что Галине Борисовне после продолжительного перерыва в ее актерской ипостаси непросто делать ставку на этот спектакль. Ведь это должен быть 100-процентный результат, она легенда. А тут еще, уверен, многие ее отговаривали от работы со мной. Попросту не хотели, чтобы я появлялся даже на пороге «Современника»?

 — Кто, по-вашему, ее пугал Жолдаком? Может, Александр Калягин, который, уходя с вашего спектакля, ругался, не стесняясь в выражениях?

 — Вы об этом знаете?

 — Это не тайна.

 — На Галину Борисовну тяжело влиять. Это личность? Но всякая идея должна отстояться — как хорошее вино. Тем более что по проекту «Вся жизнь впереди» возникло много задумок. Я планировал установить на сцене экран?

 — Опять «видеотека»? В том же «Современнике» в спектакле «Америка. Часть вторая» Чусова уже порезвилась этим приемом.

 — Режиссеру важен крупный план актера. У меня в «Федре» и Маша Миронова играет на крупных планах. Вплоть до того, что когда у нее из носа сопля выскальзывает — то и это крупно… И я прошу не микшировать подобный ракурс, а оставить как есть. И Маша соглашается! Она буквально вчера звонила и сообщила о том, что буду ставить в «Ленкоме» спектакль с ее участием. Проект пока в стадии подписания контракта. Но Маша меня уже завела?

 — Миронова лестно говорит о вас в интервью.

 — Я поначалу не рассматривал ее участие в «Федре». Был за Ренату Литвинову. Не потому что она популярная и медийная актриса, а потому что стильная, эстетская, странная, гибкая. В МХТ имени Чехова видел «Вишневый сад», где она — Раневская. Это спорный спектакль? Но я говорю «спорный», потому что сегодня уже никого не критикую. Я и в своем-то театре не все до конца понимаю. Так зачем мне понимать в других? Но Рената была в том спектакле отдельно. И, увы, в последний момент она соскочила с нашей «Федры»? В спектакль впоследствии вошла Маша Миронова, которая за последние годы стала просто замечательной актрисой. Когда наблюдал за ней на репетициях, то казалось, что из нее «выходит» поздний Андрей Миронов — ее отец, причем именно того периода, когда он играл в «Лапшине» и других серьезных фильмах. Вообще рад, что «Федра» состоялась.

 — Хочу понять, где вы живете в настоящий момент. Москва вроде бы не задушила в объятиях, а Харьков их разомкнул?

 — Я прописан в Берлине.

 — Там остался институт прописки?

 — Да! Причем очень жесткая регистрация. Без «прописки» ты не получишь ни страховку, ни машину. Ничего! В том числе и контракт на работу в серьезном театре.

 — Гражданство не поменяли?

 — Нет. У меня контракт в театре «Фольксбюне» до 2008 года. Там была поставлена «Медея» по Еврипиду. И в этом же театре продолжаю работу. Живу в Западном Берлине вместе с женой — актрисой Викторией Спесивцевой. Снимаем квартиру. Дети ходят в немецкую школу. Янек уже говорит по-немецки?

 — А по-украински?

 — На родном языке говорим дома. В театре «Фольксбюне» в данный момент разрабатываю сценарий проекта о Берлине. Это оригинальная работа — можно сказать «критика» Берлина. Взгляд на этот город «с другой стороны». Представляешь, что бы началось, если б мэрия Харькова или Киева предложила Жолдаку покритиковать наши города?

 — Я так же не представляю, что случилось с немецкой «Медеей». В Киев долетали благие вести, будто бы вы перепугали интенданта театра едва ли не сценами скотоложества — и в итоге вас оттуда попросили.

 — Мы сыграли шесть спектаклей.

 — Всего-навсего?

 — Спектакль не собирал зал. И больше он не идет. У них зал на 1200 мест. На «Медее» он заполнялся процентов на сорок. А это репертуарный театр. Там важен экономический фактор — продажа билетов. Возможно, я неверно понял задачу продюсера и отдался «своей стихии», поэтому спектакль и приняли не так, как хотелось бы.

 — В «Медее» сыграла ваша любимая немецкая актриса Софи Росс?

 — Нет. По «Медее» вообще была жесткая пресса. Даже задавались вопросом: зачем пригласили в Берлин режиссера с Востока, неужели в Германии нельзя откопать своих и дать им шанс?

 — И там, должно быть, тоже рьяно поддерживают отечественного производителя?

 — Если проанализировать немецкое пространство, где примерно 90 млн. населения (не беру в расчет русских), то получится, что у них ставят в основном немцы и англичане. Конкуренция только такого уровня. Причем серьезная. Вы там не встретите ни одного режиссера ни из России, ни из Грузии, ни из Украины?

 — Только вы?

 — Я получил шанс. Это как Шевченко в «Челси» или в другом крупном клубе. Правда, цифры разные… И сегодня в «Фольксбюне» хотят понаблюдать за мной, надеясь продолжить сотрудничество. Поэтому и продлили контракт.

«В Харькове мне сказали, чтобы писал заявление
и уходил»

 — Говорят, вас пригласили на 20 дней в Англию с харьковским спектаклем по Солженицыну «Один день Ивана Денисовича». Как взаимодействуете с бывшим коллективом?

 — Непросто. Потому что потерял власть. Пришли новые люди — и они нынешние хозяева. И теперь у меня немало тревог, поскольку в ближайшее время мои харьковские постановки хотели бы видеть в Варшаве, Будапеште, Санкт-Петербурге, Хельсинки, Тампере. А договариваться непросто.

 — Чем харьковчане мотивируют свои желания (или нежелания) дать вам в «прокат», скажем, того же «Ромео?», о котором написано в афише «заборонено» (в красной рамочке)?

 — Тем, что могут быть негативные отзывы об украинском искусстве. То есть возникнет волна спорных отголосков. Ты можешь принимать или не принимать мой спектакль. Но я вложил в него полгода жизни! И потом, чем я должен был здесь после «Ромео?» заниматься, если дома оказался никому не нужен!?

 — С этого «абзаца» подробнее? Губернатор Арсен Аваков вообще тот спектакль видел? А то «мифы древней Греции» гласят, что именно после просмотра ему то ли дурно стало, то ли что-то другое случилось — и для постановки настали критические дни?

 — Ему кто-то принес кассету с записью. Помощник, кажется. И они приняли решение: этого в Украине быть не должно!

 — И вас подтолкнула уйти из театра именно их «рецензия»? Или это желание возникло спонтанно, как эмоциональная реакция?

 — Мне сказали, чтобы я писал заявление и уходил. 

 — Кто конкретно сказал?

 — Заместитель губернатора… Но имени говорить не буду. Даже для истории. Чтоб ему не было лишней рекламы.

 — Но там ведь шла речь не только о художественных ценностях. Говорили и о финансовых слагаемых. Потому что при Кушнареве театр Жолдака процветал, а только он ушел и власть поменялась, то вы оказались то ли не ко двору, то ли что-то еще? Вообще странно: новая власть взывает к европейским приоритетам, а режиссер, который это исповедует, — вроде бы «чужак» среди своих?

 — Мне это непонятно. Если бы я был губернатором и у меня в регионе работал такой режиссер, как Жолдак? Ну, к примеру? Ну пусть бы его звали Максим? Я бы сказал: «Максим, чем тебе помочь, чтобы ты ставил? Что нужно, то и бери — только делай?» Но мне такого никто не сказал. Хотя, не скрою, сегодня есть другие люди, которые меня поддерживают.

 — Но это уже не харьковские, а донецкие, насколько я понимаю? Господин Тарута, если не ошибаюсь?

 — Да. 

 — Он смотрел ваши спектакли?

 — На кассете. Но он принял решение меня поддержать, профинансировать. Тарута, Гайдук — это сильные и влиятельные люди. Это мощные структуры.

 — Если Виктор Пинчук публично декларирует свои художественные пристрастия, то об эстетических идеалах Таруты и Гайдука, увы, пока известно немного. Или они ценят только ваши спектакли?

 — Полагаю, что они любят и классическую музыку, и живопись. Когда общались непосредственно, то они признались, что хотели бы максимально помочь творческим людям, чтобы удержать их в Украине. И с Виктором Пинчуком нахожусь в процессе переговоров. На будущее рассматриваем большой проект. Эти примеры вселяют надежду, что в Украине не все потеряно.

«И вот тогда я пришел к Ступке»

 — Не хочется изображать себя «проповедником»? Но вот никак не пойму: какого лешего вы постоянно оскорбляете уважаемых людей, порою доходя до абсурда в своей образности — у одного «руки в крови», у другого «ноги», наверное. Это у Ступки, что ли? Где эти «горы трупов» — хочу их видеть? И почему вообще нужно уничижать или пытаться уничтожить как раз людей одаренных? Неужели больше заниматься нечем? Или это «пиар» такой — для меня непостижимый?

 — Каждый художник — сложная субстанция. Я, например, мыслю и живу сюрреалистически. Если хочешь, принимай мои слова как сценарий на тему Бюнюэля?

 — Это был «достойный» бюнюэлевский сюжет о кровавых руках в прямом эфире «5 канала» — именно в тот истерический момент, когда другие «недовольные» мешками носили политические доносы в приемную Томенко.

 — Думаю, что того же Ступку не всегда правильно информируют. И подсовывают ему на стол не все, что нужно, или подчеркивают некоторые мои высказывания ярким маркером.

 — Кажется, вы с ним кумовья?

 — Да. Он крестил моего сына Янека. И Вика у него в театре много играла. Хотя ее и уволил Захаревич. 

 — Но зачем заниматься «поедательством»? Талантливых людей в отечественном театре не то чтобы много, и уж если они между собой?

 — Вопрос серьезный… Но у меня и к тебе вопрос.

 — Отвечу.

 — Когда я служил в армии, то мне говорили: ты поначалу терпи, а как станешь «дедом», так и начнешь бить табуреткой по голове тех, кто младше. Я дослужился до «деда». Но никого не колотил? Но почему поколение наших творческих «дедов» так жестоко к поколению, которое идет за ними? То есть те, кто сегодня обладает властью в искусстве? Тот же Ильенко?

 — Ильенко сегодня не обладает властью.

 — Но он был министром кинематографии! Почему эти люди не подтягивают за собой молодых? Кому конкретно они помогли?

 — Нельзя всех под одну гребенку. Да и тебе почти что на блюдечке дали харьковский театр — бери, твори.

 — В какой-то момент я оказался между Румынией и Россией. А в Украине у меня постоянной работы не было. И вот тогда я пришел к Ступке: «Богдан, возьми меня очередным режиссером, а остальное время буду ездить по миру». Но он сказал, что два лидера в одном театре не уживутся. И вот после этих слов началась наша «первая мировая война»! Как он мог отказать мне в такой просьбе?! А потом директор Захаревич сказал: «Нема у нас мЁсць. ВсЁ вакансЁ© зайнятЁ!» А это чушь! Когда я руководил харьковским театром, то спокойно мог написать письмо в министерство и решить кадровый вопрос, если человек нужен. И правильно сказал однажды Некрошюс по поводу театра Франко — это «крепостной театр».

 — Это репертуарный театр. Как и многие другие. А что, в Москве, куда вы так стремитесь, разве там другие законы действуют?

 — Но там Малый театр пригласил к себе Сергея Женовача — и он поставил лучшие работы в их репертуаре.

 — Безусловно, и «Мнимый больной», и «Горе от ума». Но это первый и последний пример в упомянутом вами театре. А в нашем театре подобных примеров чуть больше (хотя и не все из них равного качества).

 — Ну вот тогда скажи мне, театр Франко — это государственный театр или частный?

 — Мне отвечать?

 — Значит, государственный. А если бы это был частный театр Ступки, то он мог по наследству передать всю свою власть Остапу, а уже Остап — его внуку. И так далее? Поэтому я и имею право на эту критику.

 — Безусловно. Только почему одно «бельмо в глазу». Есть другие: Национальная опера, Молодой театр, Русская драма? Там тоже площадки — и кумовьев нет. Или не зовут?

 — Еще летом я предлагал Михаилу Юрьевичу Резниковичу серьезный драматический спектакль. Но он отказался.

 — Какая пьеса?

 — Не хочу говорить. А Молодой театр вообще со мной не встречается! С Петром Чупрыной из Национальной оперы у нас были разговоры о сотрудничестве. При этом я уже трижды встречался с руководством Большого театра относительно совместных планов, и там меня постоянно спрашивали: «Почему вы не работаете в Киевской опере? Почему они такого режиссера не используют?» Отвечал: «Не знаю». Раньше я мог говорить о том, что «руки в крови» — у директоров или других руководителей. А сейчас просто — «не знаю».

 — Сейчас, по-вашему, у всех руки чистые, никто ничего не крал? В том числе «не крали» и зрительское счастье — видеть ваше творчество?

 — Да они украли у целого поколения лучшие годы! Если пацану тридцать лет и он долго ничего не делает, то разве не из-за этого — и пьянство, и наркомания? Вон что с Юрой Одиноким сделали?

 — А что с ним сделали? Сто «Пекторалей» вручили. И сейчас он у Ступки «Фигаро» репетирует.

 — Нет-нет я не про Ступку — я о проблеме поколения в целом! Вот перечитываю сейчас роман Гроссмана «Жизнь и судьба» и понимаю, что это книга о том, как жизнь «стачивает» человека… Многих наших художников творцов тоже «стачивают» разные обстоятельства.

 — Но вас же обстоятельства не сточили и не обесточили? Почему бы после Харькова не оживить другой отечественный театр? Только не в центре столицы, не в самом шоколаде, а, скажем, в Ужгороде, где актерам на голову балки падают? Достанет у вас на это альтруизма или экстремизма?

 — Нет! Хватит уже. Я показал пример в Харькове, когда взял в свои руки театр, который был продуваем всеми сквозняками, в котором был холод, голод и один старый телевизор. За три с половиной года я доказал, что можно и в таком театре что-то сделать.

 — Тогда стоит ли рассматривать ваш декабрьский гастрольный десант, как некую «артподготовку» (при помощи сильных мира) для возможного дальнейшего восхождения на трон одного из центральных столичных театров?

 — Нет? Но, с другой стороны, почему бы в Киеве кому-нибудь и не купить фабрику, а затем переоборудовать ее в театральный центр? И чтоб этот центр стал «аэродромом» для талантливых людей, и чтоб там собирались художественные коллегии, бурлили споры. Вот у Ступки или Резниковича есть такие коллегии? Их о чем-нибудь спрашивают?..

 — Коллегий нет. Но о чем спрашивать? «Почему в главной роли Назарова?»

 — Или Остап?.. А в Киеве давно нужен современный театральный центр. Вот почему Лужков так поддерживает множество московских театров?

 — Об этом надо спрашивать у Лужкова. А в Киеве, к вашему сведению, жизнь шести театров — на волоске? И даже Троещина бунтует против храма искусства.

 — Вот поэтому всем и говорю: «Уезжайте из Украины!»

«Сколько они обрезали пенисов нашим ребятам?»

 — Вас некоторое время не было в Украине, и будущими гастролями вы декларируете «современный театр». Формула объемная. И в то же время у каждого своя. Кому-то по душе «Пять вечеров» в «Современнике» — в зале рыдают. Кому-то нравится премьерный спектакль Михаила Резниковича о том, как Сталин погубил Дон-Кихота, — и у них своя историческая платформа?

 — Недавно в Питере я смотрел в театре «Ленсовета» последний спектакль Владислава Пази «Оскар и Розовая дама», где Алиса Фрейндлих одна играет одновременно три роли. Три часа одна на сцене. И все три часа зрители плачут. Мне показалось, что это какой-то паноптикум! В Германии с такого представления ушли бы через двадцать минут, а потом бы написали, что актриса гениальная, но сам спектакль? У меня, видимо, уже мозги полностью поменялись, и какие-то вещи в постсоветском театре я не понимаю и не принимаю. Хотя та же Фрейндлих играла гениально. И у нас есть планы в дальнейшем встретиться в работе. Когда-то Галина Волчек мне сказала: «Андрей, а ты знаешь, как возник „Современник“? Он возник как протест против неправды!» Понимаешь? А сегодня один режиссер в своей неправде лоббирует плохую пьесу — и этим лжет. Зритель или критик приходят в зал на эту же пьесу, смотрят спектакль, делают вид, что все в порядке — и тоже лгут. Сплошная круговая ложь! Все лгут! Я недавно читал новый текст Ивана Вырыпаева «Июль» — и по боли, по пронзительности, по правдивости рядом с ним отдыхает все! Вот потому и пытаюсь в театре что-то или кого-то провоцировать — то формой, то подходом к тексту. Да, иногда актеры у меня — роботы. Но это тоже провокация! Во всяком случае, это не ложь.

 — В чем соль провокационности в «запрещенном» «Ромео?» — в унитазах на сцене? Какое главное послание этой постановки, вдруг зритель его неправильно прочитает?

 — А там не только унитазы. Там разное. И дерьмо в том числе? «Ромео» — это мои ощущения современной Украины. Это такая фотография, на которую через пятьдесят лет кто-то посмотрит и подумает: вот именно такой и была моя родина в то время! В моем спектакле есть тексты и о Харькове, который занимает первое место по продаже детей, и о том, что этот город сплошная перевалочная база между Россией и Украиной?

 — Трагедия Шекспира несколько отдалена от заостренной публицистичности. Уж лучше бы использовали «Ричарда» или «Антония»: Антоний — Ющенко, Клеопатра — Тимошенко?

 — Но в этом и свобода театра? Я думаю «так». Вот Кирилл Серебренников, который поставил в «Современнике» «Антония и Клеопатру» (с привнесенной темой Чечни) — он думает иначе. А когда театр тебя не провоцирует, не задевает, не волнует — это уже не театр. И когда тебе важен современный взгляд на волнующие темы — нужно звать Жолдака.

 — Вернетесь ли когда-нибудь к театру, где важны не только волнующие темы, клипы, слайды, молчание, но и текст — авторское слово. В ваших «Трех сестрах» Ступка, Сумская, Олексенко играли замечательно — текст уцелел.

 — А вы думаете, почему меня сегодня сводят с Фрейндлих или с Волчек?

 — Я не знаю почему Павел Каплевич сводит вас с Волчек.

 — Потому что я дозрел — и хочу равного себе партнерства в работе.

 — Но и в Украине у вас были достойные партнеры.

 — Я перерос их всех. Нет сегодня в Украине артиста, который был бы мне интересен.

 — Ни Ступка? Ни Хостикоев? Ни Линецкий? Ну, не знаю, кто еще?

 — Нет. Хотя я заявляю об этом тоже с моментом провокационности. Я их всех люблю — но по-разному. Поймите, в Европе все театры открыты разным стилям и разным школам. На недавнем фестивале «Балтийский дом» Люк Персеваль показал «Дядю Ваню». Выходит герой — в ж?у пьяный. Говорит, что очень устал, что все эти п?сы его достали, что жизнь — сплошной ужас? Но по боли и по пронзительности это был лучший спектакль. Россияне мне иногда рассказывают, как приезжают к нам, словно в глухую провинцию, а наши дураки платят по 200 долларов (один билет) за их спектакль. А они смеются и говорят: «Ну и отстали вы!» И немцы говорят: да мы не знаем никого из ваших режиссеров, не знаем ваших фильмов, ничего вообще о вас не знаем! И в это же время наши академики сидят в своих театрах или на студии Довженко — один Мащенко чего стоит?

 — Мащенко давно не у дел.

 — Он ушел? Но сколько вреда нанес! Сколько людей не допустил до работы! Муратов там еще сидит? И сколько они обрезали пенисов нашим молодым ребятам! У тех же после всех экзекуций уже ни на что не встает! А искусство — это потенция!

 — С вами в разное время тоже работали молодые и начинающие — Билозуб, Гринишин. Не будем говорить об их «потенции», но вы хотя бы следите за их карьерами?

 — Я вообще не понимаю, что с ними происходит. Но желаю им всего хорошего. Во всяком случае, странно, что в связи с тем же «Швейком» Андрея Жолдака будто бы не существует на свете, хотя я однажды напомнил Хостикоеву, как этот спектакль рождался? Впрочем, это закрытая тема. Если бы сейчас в Киеве мне дали современный или даже какой-то старый театр, то года через три мы бы посеяли тут столько дарований — актерских, режиссерских. Открыл же Казанцев в Москве Центр современной драматургии — и что началось: Сигарев, «Пластилин», Серебренников, многие другие. 

 — У тебя же было три года работы в Харькове — кого за это время ты сам взрастил на «целине»?

 — Скажу честно — я «сеял» себя. Я получил театр и делал те спектакли, которые хочу, и так, как хочу! В Харькове я говорил своим актерам: если к вам приходит режиссер и он вам неинтересен, тогда говорите ему: «До свидания! Ваше мышление нам неинтересно!»

 — Многие так говорили?

 — По крайней мере, я это сеял. Профессия актера ведь очень зависима.

 — Не только актера. Но и режиссера, по-своему.

 — Да. И вот поэтому еще раз повторяю: нужна среда, где мы все могли бы объединиться — и через какое-то время дали стране плеяду новых ярких имен. Даже несмотря на то что многое здесь забетонировано и нет соответствующих условий. Поодиночке не выживет никто.

 — Но ты же выжил. 

 — Я - неправильный пример. У меня в жизни были Анатолий Васильев, Кшиштоф Занусси. Потом — французы. Так что?

 — Но ведь и от тебя уходили артисты. Певец Кравчук ушел из спектакля «Гамлет». Может, и не велика потеря, но?

 — Мы с ним в нормальных отношениях. И он будет играть в Киеве спектакль. Просто у него своя жизнь, у меня — своя. Певец вообще одноразово может в кино сняться или в спектакле сыграть, но если он певец, то пусть поет.

«Почти половину моих постановок поддерживал Кушнарев»

 — Разумеется, спрошу о нашей политике. Какой она тебе видится на расстоянии — из Западного Берлина?

 — Одни разочарования!

 — Тогда какая пьеса мировой драматургии уже в твоей «трепанации» могла бы выразить то, что происходит сейчас, — как диагноз, как образный срез?

 — Если анализировать государство как театр, то президент — это главный режиссер, а премьер — это директор театра. И ощущения не из самых приятных. У них нет сговора на одну репертуарную политику страны. Этот театр, конечно, будет представлять самые разные «спектакли», но ни одно их представление не станет событийным.

 — Ты сегодня поддерживаешь отношения с Евгением Кушнаревым? Он в свое время был очень внимателен к твоей работе в Харькове?

 — Сейчас не поддерживаю. Но всегда говорю, что этот человек, когда он был губернатором, помог мне освоить театр. И иногда советовал: «Андрей, никогда не лезь в политику, ты талантливый человек и занимайся театром!» Я в принципе в нее и не лезу. Но ему за многое можно сказать «спасибо».

 — Он тогда сильно помог тебе финансово или только морально? Подгонял банки, меценатов, спонсоров?

 — Послушай, вот сейчас в Питере на театр Додина «работает» один крупный банк (от Валентины Матвиенко), и почти 50% финансирования додинских постановок за ними. Почти 50% моих спектаклей поддерживал Кушнарев — по мере возможностей. Остальные 50% — я сам. Причем это было одним из условий моей работы в харьковском театре. Ведь приходить в любой театр без поддержки просто бессмысленно. Ни одну идею не удастся воплотить.

 — Допустим, возникла у тебя возможность реализовать следующую идею — представить в Украине самых рейтинговых, с твоей точки зрения, режиссеров мирового театра. Кого бы ты сюда пригласил в первую очередь?

 — Думаю, есть несколько лидеров. И действительно, существует идея — показать в Киеве всего Марталера. Это важно даже в плане формы, в плане понимания тенденций современного театра. Разумеется, Роберт Уилсон. Несомненно, Лепаж — сюрреалист, который ставит о космосе. После спектаклей названных мною режиссеров приходить в зал театра имени Леси Украинки или театра имени Франко — значит, не понимать, на каком свете ты находишься. Это не значит, что у них все плохо — это значит, что театральный мир слишком оторвался от наших местных реалий. Когда я попал в Токио, то понял, что попал на сто лет вперед по сравнению с Киевом. Это как машина времени! Так и сценическое искусство. Может, наш театр и состоится как современный, — но только лет через 50.

 — И сколько тебе тогда стукнет?

 — Мне сейчас 44.

 — Значит, 94. Может, доживем?

 — Почему создаются мощные футбольные клубы, в которые покупают звезд? Потому что это окупает себя. А почему наши театры разбрасываются талантливыми людьми?.. А ведь надо создавать конкурентную среду! В том же Берлине каждая премьера воспринимается как вызов соседнему театру. После разгромной рецензии в уважаемой газете режиссерам часто нездоровится — под удар ставятся карьеры. А у нас подобное есть?

 — Будет.

 — С тем же Ступкой?

 — Да оставь ты его в покое!

 — Я о другом? С тем же Ступкой я бы встретился, предложил расстелить белую скатерть, наполнить бокалы, поговорить, обсудить дела наши бренные, а потом радостно разойтись по домам. А у нас уж если покритикуешь — то на все життя нЁж в спину!

 — В данной ситуации, по-моему, в роли «киллера» выступаете вы?

 — Может, ты и прав? Тем более Вика мне в Берлине говорит: «Но он же крестил нашего ребенка? Даже по библейским канонам нельзя дурно говорить о таком человеке?» И может, действительно пришло время зарыть топор войны? У нас у всех одна любовь к театру — хотя у каждого своя.

Андрей Жолдак — обладатель Премии ЮНЕСКО за вклад в развитие театрального искусства. «Момент», «Не боюсь сЁрого вовка», «Три сестры», «Кармен», «Женитьба» — почти все его спектакли (то ли в Киеве, то ли в Черкассах) не проходили незамеченными и резонировали в нашей художественной среде. В Харьковском драматическом театре он поставил «Гамлет. Сны», «Месяц любви», «Один день Ивана Денисовича», «Ромео и Джульетта. Фрагмент», «Гольдони. Венеция». Все эти работы будут представлены в декабре в столице в рамках «Дней современного театра» под «патронатом» Жолдака. Его постановки получили признание на театральных фестивалях во Франции, Голландии, Польши, Германии, Испании, Хорватии, Боснии и Герцеговине, Македонии, Словении, Румынии, Болгарии, России. 
Пресса
Любовь как сверхидея, Нина Суслович, Камергерский, 3, 12.01.2022
Нет смерти для нее, Алла Шендерова, Коммерсантъ, 25.03.2021
Пессимистическая комедия, Вадим Рутковский, CoolConnections.ru, 23.03.2021
Маргарита правит бал, Наталья Шаинян, Петербургский театральный журнал, 10.03.2021
Рената Литвинова поставила кино в театре, Марина Райкина, Московский комсомолец, 4.03.2021
Синдром Саломеи, Светлана Наборщикова, Известия, 3.03.2021
Рената Литвинова решила сыграть советскую кинозвезду, Марина Райкина, Московский комсомолец, 19.01.2021
«Северный ветер» Ренаты Литвиновой на сцене БДТ, видеосюжет телеканала «Санкт-Петербург», 15.03.2019
Итоги театрального сезона: от реформы и тюрьмы не зарекайся, Марина Райкина, Московский комсомолец, 17.07.2018
Рената Литвинова в программе «2 Верник 2», телеканал «Культура», 2.03.2018
Рената Литвинова в программе «На ночь глядя», Борис Берман, Ильдар Жандарев, Первый канал, 19.10.2017
«Северный ветер»: зима в сердце, Екатерина Балуева, Субкультура, 30.09.2017
Код Ренаты Литвиновой. «Северный ветер» в МХТ им. Чехова, Наталья Pamsik, Столичный информационный портал «ЯМосква», 17.09.2017
Беседа с Ренатой Литвиновой о ее спектакле «Северный ветер», видеосюжет телеканала «Культура», 17.09.2017
Дебют Ренаты Литвиновой в качестве театрального режиссера, Владимир Сабадаш, Мир женской политики, 16.09.2017
Холод существования без любви, Арина Мороз, Коммерсантъ FM, 16.09.2017
Рената Литвинова в программе «Доброе утро», видеосюжет Первого канала, 13.09.2017
Режиссер Рената Литвинова дебютировала в МХТ, Наталия Гопаненко, Э Вести, 13.09.2017
В поисках Вальмона. Рената Литвинова в МХТ, Сергей Николаевич, Сноб, 6.12.2014
Звезды МХТ в Саратове. О мужчинах-негодяях, царях и столичном лоске, Екатерина Ференец, Фокус города (Саратов), 23.10.2013
На сцене театра драмы — «Свидетель обвинения», видеосюжет ГТРК «Саратов», 23.10.2013
В Саратове начались гастроли МХТ, видеосюжет ГТРК «Саратов», 22.10.2013
В МХТ имени Чехова обещают яркий сезон, видеосюжет телеканала «Звезда», 3.09.2013
Олег Табаков дал старт новому сезону в МХТ, телеканал «Культура», 3.09.2013
«Свидетель обвинения»: богиня полюбила, Наталья Витвицкая, Ваш досуг, 28.06.2013
Обвинение с одной неизвестной, Виктор Борзенко, Новые известия, 19.11.2012
МХА-ХА-ХА-ХАТ, Андрей Васянин, Российская газета, 15.11.2012
Рената Литвинова взялась за Марлен Дитрих, Алла Шевелева, Известия, 7.11.2012
В МХТ попросили помощь зала, Анна Чужкова, Культура, 3.11.2012
Объяснение в любви на придуманном языке — «Шага» в МХТ, видеосюжет телеканала «Культура», 14.04.2011
Бред втроем, Ада Шмерлинг, Известия, 8.04.2011
Вечер памяти Беллы Ахмадулиной, видеосюжет телеканала «Культура», 8.02.2011
В МХТ имени Чехова покажут пьесу Маргерит Дюрас «Шага», видеосюжет телеканала ТВ-Центр, 27.11.2010
Дело вкуса, Независимая газета — Антракт, 12.10.2007
Леди икс, Игорь Панарин, Московский Комсомолец, 12.01.2007
Зашторенная, Андрей Ванденко, Итоги, 8.01.2007
«Не называй ее небесной…», Татьяна Москвина, Московские новости, 11.06.2004
Продано!.., Итоги, 8.06.2004
Чехов. Девушка. Анекдот, Елена Ямпольская, Русский курьер, 7.06.2004
Тени забытых предков, Алена Карась, Российская газета, 7.06.2004
Не совсем Литвинова, Дина Годер, Газета.Ru, 4.06.2004
Пальма в вишневом саду, Марина Шимадина, Коммерсантъ, 4.06.2004
Еще один Чехов, Григорий Заславский, Независимая Газета, 21.05.2004