Имена

Звук лопнувшей струны

Алена Данилова, газета Культура, 26.05.2005
Официальное празднование 60-летия Победы в Москве стало одним из тех грандиозных по размаху событий, на фоне которых вполне мог затеряться VII Московский международный телевизионно-театральный фестиваль «Этот День Победы…». Что уж и говорить о скромной премьере, состоявшейся 9 мая в рамках фестиваля в Театре «Эрмитаж». А между тем спектакль «Последнее письмо», поставленный режиссером Николаем Шейко по главе из книги Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», позволил немногочисленным зрителям, которых вместил Малый зал театра, ощутить что-то по-настоящему важное, высокое, трагическое и, кажется, уже основательно стершееся из памяти многих. Строго говоря, «Последнее письмо» — спектакль не совсем о войне. Войны как таковой в нем нет. Основную его часть составляет реальное письмо матери Василия Гроссмана, убитой в еврейском гетто в городе Бердичеве. Письмо это автор получил уже после ее смерти и целиком включил в текст своего романа. Написано оно ранней осенью 1941 года в гетто оккупированного немцами городка. И однако же оно не о войне и не о фашистских зверствах. В общем, трудно определить — о чем: о тех ли нескольких месяцах, которые прожила, наверное, еще нестарая женщина, твердо зная, что вскоре будет убита и никогда больше не увидит горячо любимого сына; об этой ли страстной материнской любви, которую всю она старается вложить в свое последнее письмо; о человечности или бесчеловечности, которая, оказывается, прячется в обыденной жизни за обыденными лицами и разговорами… О чем бы ни шла речь, главной в этом письме остается, пожалуй, его интонация — так зовут, мучительно желая ответа и твердо зная, что его не будет. Именно эту тончайшую интонацию, «звук лопнувшей струны» текста Гроссмана удалось уловить артистам театра «Эрмитаж» Александре Ислентьевой и Александру Скворцову и тем обеспечить подлинный успех спектаклю. Александра Ислентьева появляется на сцене, словно отделяясь от группы стоящих спиной к публике людей, изображенных на бледном фотографическом заднике (сценография Валерия Фомина), и начинает письмо: «Витя! Витя!» — не обращаясь, но призывая. И этот нервический звук, почти вскрик, странным образом будет контрастировать с нарочито спокойным тоном ее дальнейшего повествования. Бродя по слабо освещенной сцене, время от времени попадая в темные, не захваченные светом софитов пятна и тогда на мгновение теряясь в тени, актеры, мать и сын, так и не встретятся. Он будет обращаться к ней из своего будущего, а она к нему — из своего прошлого. Александр Скворцов только начинает этот спектакль, предваряя и подготовляя появление главной героини. Впрочем, несмотря на то что большую часть времени Александра Ислентьева проводит на сцене одна, есть в этом партнерстве редкое для подобных ситуаций равноправие и не исчезающее на протяжении всего спектакля ощущение прочной связи между двумя героями — убеленным сединами сыном с ясными детскими глазами и его слишком молодой для этих седин матерью. Размеренно, спокойно, стараясь, чтобы ни одно слово не осталось неуслышанным, Александра Ислентьева рассказывает о подлинно страшных событиях и подлинно страшном времени. Рассказывает именно так, как если бы вслух перечитывала только что оконченное письмо, главное — ничего не упустить, а вздохи, рыдания, крики — удел тех, кто потом получит его. Сидя на краю сцены или стоя в ее глубине, в движениях, выражении лица, голосе она сохраняет сдержанность, сквозь которую порой прорываются лишь судорожные отголоски давно выплаканных слез. И эта умеренность актерской игры наполняет спектакль невероятной болезненной остротой. Документальная строгость спектакля Николая Шейко, воздержанность в использовании внешних эффектов, глубокая внутренняя эмоциональность рождают неожиданное ощущение подлинности, сиюминутности того, о чем говорит со сцены актриса, и перед прикованными к ней глазами зрителей словно проходят день за днем бердичевские июль, август, сентябрь сорок первого года. «Последнее письмо», вероятнее всего, займет достойное место в репертуаре Театра «Эрмитаж» и будет сыграно еще не однажды. Однако своевременность появления этого спектакля только подчеркнула его достоинства. Как и вся книга Гроссмана, он рассказывает не о войне, как страшном, но непонятном для не видевших ее целом, не о массах уничтоженных людей, не о безликих героях. Он рассказывает лишь об одной женщине, матери, которая больше, чем смерти, боится никогда больше не увидеть своего сына, о тех живущих рядом с ней, кого она жалеет, и о тех, кто вызывает в ней изумление, смешанное с ужасом. О том, как она лечит от катаракты людей, которых завтра, может быть, расстреляют, и как ей за это украдкой кладут в сумку пару картофелин, — обо всех деталях, даже мелочах, без которых совершенно невозможно настоящее понимание высокого и трагического целого.
Пресса
Николай Шейко: Режиссер — это всегда охотник, а актер — жертва, Анжелика Заозерская, Вечерняя Москва, 4.06.2018
В чеховском МХТ своих не забывают, Любовь Лебедина, Трибуна, 29.05.2018
Защитник Атлантиды, Александра Машукова, Экран и сцена, 23.05.2018
Шейко отважный, Вадим Гаевский, Экран и сцена, 23.05.2018
Человек на букву «К». Виктор Гвоздицкий о Николае Шейко, Петербургский театральный журнал, 24.05.2015
Николай Шейко стал заведующим, Ольга Фукс, Вечерняя Москва, 27.05.2008
Режиссер на пенсии, Григорий Заславский, Независимая газета, 23.05.2008
Смотреть в глаза невыносимо, Григорий Заславский, Независимая газета, 27.05.2005
Звук лопнувшей струны, Алена Данилова, газета Культура, 26.05.2005
На выдохе, Итоги, 17.05.2005
А может, «заигрались»?, Любовь Лебедина, Труд, 11.05.2005
Нам не страшен мелкий бес?, Ирина Алпатова, Планета Красота, 4.10.2003
Неча на зеркало плевать…, Елена Ямпольская, Русский курьер, 3.06.2003
Неподражаемо противный спектакль, Марина Шимадина, Коммерсантъ, 22.05.2003