Куда идём мы с Другом?

Ирина Винтерле, проект «Молодые критики о Художественном театре», 25.08.2023
«Пошли пройдёмся, сказал мне друг. Пошли, сказал я», — так начинается пьеса Константина Стешика «Друг мой», которая в последнее время всё чаще и чаще появляется в театрах страны: в Санкт-Петербурге, на Камчатке, в Челябинске, Кирове и не только. Идут два друга – ночью, без особой цели – так, сигарет стрельнуть и «встретить человека» – ход мысли, достойный скорее древних философов, чем чуть загулявших современников. При том, что герои Стешика не пьяны. Телефонов нет («Я не взял телефон. А мой разрядился»), дождь и ветер друзьям не помеха. Вся пьеса – поэтическая зарисовка о странном приключении, которое заканчивается с рассветом. Ночь – время гипертрофированности: любой обыденный предмет с наступлением темноты меняет объём и очертания, становясь причудливым и огромным. Как лампа на столе ночью способна превратиться в «чудовище», так здесь вызов «Скорой» пострадавшему вырастает до масштабов Библейского подвига, а не вовремя брошенная реплика перерастает в драку.

Московский Художественный театр поставил эту пьесу первым. На сцене МХТ «Друг мой» в постановке Петра Шерешевского появился благодаря проекту «АРТХАБ» — лаборатории, где за доработку эскиза по этой пьесе проголосовало большинство как зрителей, так и экспертов. Но фактически, уже на первом, лабораторном этапе, «Друг мой» состоялся как спектакль и в репертуар Малой сцены театра вошёл почти без изменений – это характерно для эскизов Шерешевского. Как говорит сам режиссёр: «Когда тебе отведена на репетиции максимум неделя, ты понимаешь, что это и есть длина твоей жизни в театре. И не думаешь: сейчас я попробую, а потом когда-нибудь доведу до ума. Ты пытаешься за эти несколько дней максимально сделать что-то целое. А когда целое создано, в него уже сложно „просунуть ноготь“ и что-то начать менять».

Жанр спектакля обозначен как «симфония», и повествование разделено, как это полагается в теории музыки, на четыре части, каждой из которых соответствует свой темп и настроение. Возведена небольшая «сцена на сцене», вместо задника – экран. Приём с камерами работает здесь несколько иначе, чем в большинстве других постановок Шерешевского: на видео чаще транслируются не лица артистов, а работа художниц, Марины Моторной и Агафьи Бит-Гармус (студентки факультета сценографии и театральной технологии Школы-студии МХАТ). Они сидят в сценическом пространстве, за столом, и именно на его поверхность направлена камера. Художницы создают мир спектакля «в прямом эфире»: рисуют маркерами и стирают нарисованное, комбинируют картинки в коллажи, расставляют игрушечные фигурки, и с этой мультипликационной вселенной взаимодействуют актёры в живом плане. Обаяние инфантилизма как оно есть: взрослые, солидные мужчины (даже одеты во фраки!) бродят по странному, наполовину нарисованному, наполовину вырезанному из бумаги миру.

Приём с онлайн-рисованием задаётся в самом начале: художница пишет название спектакля и жанр. Люди в концертных костюмах занимают места по бокам от основной площадки, слышны звуки настраиваемых инструментов. Павел Ворожцов, исполнитель роли Героя, пожимает руку «первой скрипке» (одной из актрис) – так обычно делают дирижёры, выходит на «сцену», и тоном филармонического ведущего объявляет имя автора и название произведения. Словом, всё выглядит как пародийное начало настоящего симфонического концерта. Довольно быстро к Герою присоединяется Друг (Виктор Хориняк), и несколько абзацев текста они вместе с хором остальных артистов пропевают – мелодии специально написаны для спектакля композитором Ванечкой («Оркестр приватного танца»), постоянным соавтором Шерешевского. У персонажей нет собственных имён, в программке они так и обозначены обобщённо – Герой, Друг, Мужик, Парень, Женщина.

И начинается путешествие, а за спинами героев рисунками возникают дождь, фонари, дома, машины, домофон с кнопками и так далее. Первое приключение, первая часть симфонии – adagio, что означает «медленно», «плавно». Друзья пытаются спасти неизвестного: мужчина без сознания лежал под фонарями, и теперь Герою и Другу точно надо найти человека, чтобы тот вызвал врачей. «Настоящие» люди взаимодействуют с нарисованным миром, и он отзывается: домофон звонит (художницы дорисовывают к нему кривые линии), а машина, которую «пинают», бешено вопит сигнализацией и дрожит. При этом масштабы предметов реалистичны весьма условно – и это ещё сильнее роднит историю с анимацией или сном, в которых возможно всё. Даже неправдоподобно большой домофон или машина едва ли не одного размера с пистолетом, из которого хозяин потревоженного авто (Алексей Кирсанов) принимается палить по незадачливым друзьям.

Для второго приключения заявлен темп анданте – «медленно», «плавно». Героев ждёт более медитативный квест: они долго идут вдоль бесконечной «хрущёвки» (на протяжении почти всего эпизода художницы вращают по кругу картинку дома), чтобы выслушать спонтанную исповедь Парня (Иван Дергачёв). После аварии он боится оставаться дома ночью один, друзья для него – тоже своего рода спасение, «от одиночества и от присутствия». Переходя от конкретной истории про аварию к более абстрактным философским разговорам, Парень ложится на стол лицом вверх и появляется крупным планом на экране. Иван Дергачёв читает текст спокойно, негромко, без нажима, точно выдерживая интонацию «ночного» времени, когда неуместно кричать или громко жаловаться на жизнь, но естественно делиться сокровенным.

Постепенно, по ходу спектакля, вырисовывается и разница между друзьями: Герой Павла Ворожцова – спокойный и рассудительный, Друг Виктора Хориняка импульсивнее, ироничнее, и артист работает в более гротесковой манере, не стесняясь утрировать – здесь это уместно. Герой будто бы чуть постарше, Друг – помладше, и поэтому инициатива ко всяким авантюрам исходит от него, хотя Герой охотно в них втягивается. При этом реальный возраст персонажей раскрывается уже под конец пьесы, и читатель получает повод «пересобрать» в своей голове прочитанное ещё раз.

В третьей части, allegro molto vivace – scherzo (очень быстро), мир начинает обретать объём: из миниатюрных скамеек, каруселей и качелей художницы строят детскую площадку. Наступает новый день, появляются – со слов друзей – первые прохожие, собачники и алкоголики. Чем ближе рассвет, тем больше реальность похожа на реальность, но магия ночи ещё не растеряна до конца, вот и Друг не хочет, чтобы Герой уходил домой отсыпаться, и уж тем более не планирует идти вместе с ним. Драка, которая завязывается между друзьями, разыграна художницами как отчаянная битва игрушек: пластиковый Годзилла vs пластиковый Кинг-Конг. Третье спасение: друг спасает друга от скучного «взрослого» существования, причём делает это с помощью мордобоя.

Вдруг куда-то всё исчезает – быстрые руки стирают дома-кирпичики, заводы с нарисованными трубами, деревья, дорожки. Герой начинает говорить в микрофон, обращаясь не к Другу, но к экрану, на котором впервые появляется не «мультипликационная реальность», а странная экзистенциальная картина: маленькая белая фигурка вписана в чёрный квадрат – и пустота вокруг. Невольно приходит на ум, что изначально пьеса Стешика обозначена как моно, в её структуре нет списка действующих лиц и реплик. «Мне нужен нормальный сон, понимаешь? И нормальная жизнь. Я не хочу никого спасать, потому что я не спасатель. Я не хочу ничего знать о чужих несчастьях – зачем они мне? У меня есть свои проблемы, с ними я и стану разбираться», — говорит Герой, возможно, действительно сам с собой. Светает – время взрослеть.

Темп четвёртой части, allegro non troppo, означает «не слишком быстро», но существует и более художественный вариант перевода – «не слишком весело». Подошедшая к друзьям Женщина со скрипкой (Ольга Воронина) в элегантном чёрном платье оказывается дворничихой: её беспокоит сильно избитый Друг, она приводит его и Героя в свою подсобку. Камера переключается с поверхности стола на сценическое пространство: с наступлением утра друзья перемещаются в осязаемую реальность, с настоящей едой, чашками, жёлтым чайником, кофе и прочим. И в этот момент происходит перевёртыш, остроумно и точно решённая сложность пьесы: как показать настоящий возраст героев? «Тебе сколько лет хоть, спросила у него женщина. Пятьдесят девять, ответил друг. А тебе, спросила женщина у меня. Мне – шестьдесят, ответил я». Как решать это в театре: выводить ли сразу актёров старшего поколения, не идти от возраста вообще, играть спектакль как воспоминание одного человека, — вариантов много. В спектакле Шерешевского перед героями ставят стекло и, на реплике о возрасте, художницы рисуют поверх узор старческих морщин. Так рисованный мир выдаёт их первый главный секрет, а во втором Герой сознаётся сам: «Только я у него и есть, а он у меня. Единственный друг мой». Ночное, «мультяшное», нелепое, юное никуда не ушло, оно здесь – в немолодых и не повзрослевших людях.

В симфонии не бывает эпилогов, но у этой он есть: под “Forever Young” Боба Дилана, в тёплом свете лампы все актёры собираются за столом – пьют чай и болтают, как будто это встреча хорошей компании на старой даче. Про то, что должен быть ещё эпилог, они вспоминают неохотно, но всё же играют его. Точнее, поют – а-капелла, на манер то ли сиротской песни, то ли городского романса. Во всяком случае, на этот мотив Женщина поёт строчку «У церкви стояла карета» – и звучит это одновременно органично и иронично. «Это другая карета, сказал я. И церкви никакой нет», — произносит Герой, и свет постепенно начинает гаснуть. История уходит в темноту, как будто обрывается на полуслове. Приключение окончено.

Нет оценки миру, который не желает взрослеть, но есть нежность и сочувствие к нему – и к одиноким людям. Наверное, нельзя так жить всю жизнь: нацепив концертный фрак, бродить под дождём, не спать до утра, ввязываться в случайные разговоры и потасовки. Но иногда – ночью, когда мир немного меняется и мы немного меняемся вместе с ним – можно себе это позволить: быть спасителем, быть философом и быть другом.

Ирина Винтерле окончила аспирантуру филологического факультета Нижегородского университета (2013). Пишет о театре в формате блога, публиковалась в нижегородских изданиях.
Пресса
Куда идём мы с Другом?, Ирина Винтерле, проект «Молодые критики о Художественном театре», 25.08.2023
МХТ + Стешик + Шерешевский: симфония, Николай Песочинский, Петербургский театральный журнал, 5.04.2023
Павел Руднев – о новом проекте «АРТХАБ», видеосюжет телеканала «Культура», 24.05.2022