Чайка (1898)
О спектакле
- Премьера:
17[29] декабря 1898 года в МХТ состоялась легендарная премьера спектакля «Чайка», обозначившая важный рубеж в истории русского и мирового театра. В спектакле, восторженно принятом публикой и прессой, произошло открытие чеховской драматургии и современной театральной системы.
Из воспоминаний К. С. Станиславского: «В 8 часов занавес раздвинулся. Публики было мало. Как шел первый акт — не знаю. Помню только, что от всех актеров пахло валериановыми каплями. Помню, что мне было страшно сидеть в темноте и спиной к публике во время монолога Заречной и что я незаметно придерживал ногу, которая нервно тряслась. Казалось, что мы проваливались. Занавес закрылся при гробовом молчании. Актеры пугливо прижались друг к другу и прислушивались к публике. Гробовая тишина. Из кулис тянулись головы мастеров и тоже прислушивались. Молчание. Кто-то заплакал. Книппер подавляла истерическое рыдание. Мы молча двинулись за кулисы. В этот момент публика разразилась стоном и аплодисментами. Бросились давать занавес. Говорят, что мы стояли на сцене вполоборота к публике, что у нас были страшные лица, что никто не догадался поклониться в сторону залы и что кто-то из нас даже сидел. Очевидно, мы не отдавали себе отчета в происходившем. В публике успех был огромный, а на сцене была настоящая пасха. Целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы. Кто-то валялся в истерике. Многие, и я в том числе, от радости и возбуждения танцовали дикий танец. В конце вечера публика потребовала посылки телеграммы автору».
Силуэт чайки стал эмблемой Московского Художественного театра.
Из воспоминаний К. С. Станиславского: «В 8 часов занавес раздвинулся. Публики было мало. Как шел первый акт — не знаю. Помню только, что от всех актеров пахло валериановыми каплями. Помню, что мне было страшно сидеть в темноте и спиной к публике во время монолога Заречной и что я незаметно придерживал ногу, которая нервно тряслась. Казалось, что мы проваливались. Занавес закрылся при гробовом молчании. Актеры пугливо прижались друг к другу и прислушивались к публике. Гробовая тишина. Из кулис тянулись головы мастеров и тоже прислушивались. Молчание. Кто-то заплакал. Книппер подавляла истерическое рыдание. Мы молча двинулись за кулисы. В этот момент публика разразилась стоном и аплодисментами. Бросились давать занавес. Говорят, что мы стояли на сцене вполоборота к публике, что у нас были страшные лица, что никто не догадался поклониться в сторону залы и что кто-то из нас даже сидел. Очевидно, мы не отдавали себе отчета в происходившем. В публике успех был огромный, а на сцене была настоящая пасха. Целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы. Кто-то валялся в истерике. Многие, и я в том числе, от радости и возбуждения танцовали дикий танец. В конце вечера публика потребовала посылки телеграммы автору».
Силуэт чайки стал эмблемой Московского Художественного театра.
- Художник
-
Виктор Симов
-
Ирина Николаевна Аркадина, по мужу Треплева ∙ актриса
-
Ольга Книппер-Чехова
-
Константин Гаврилович Треплев ∙ её сын
-
Всеволод Мейерхольд
-
Пётр Николаевич Сорин ∙ её брат
-
Василий Лужский
-
Нина Михайловна Заречная
-
Мария Роксанова
-
Илья Афанасьевич Шамраев ∙ управляющий у Сорина
-
Александр Артём
-
Полина Андреевна ∙ его жена
-
Евгения Раевская
-
Маша ∙ их дочь
-
Мария Лилина
-
Борис Алексеевич Тригорин
-
Константин Станиславский
-
Евгений Сергеевич Дорн ∙ врач
-
Александр Вишневский
-
Семён Семёнович Медведенко ∙ учитель
-
Иоасаф Тихомиров
-
Яков ∙ работник
- А. Андреев
-
Повар
- А. Загаров
-
Горничная
-
Мария Николаева
Описание
17[29] декабря 1898 года в МХТ состоялась легендарная премьера спектакля «Чайка», обозначившая важный рубеж в истории русского и мирового театра. В спектакле, восторженно принятом публикой и прессой, произошло открытие чеховской драматургии и современной театральной системы.
Из воспоминаний К. С. Станиславского: «В 8 часов занавес раздвинулся. Публики было мало. Как шел первый акт — не знаю. Помню только, что от всех актеров пахло валериановыми каплями. Помню, что мне было страшно сидеть в темноте и спиной к публике во время монолога Заречной и что я незаметно придерживал ногу, которая нервно тряслась. Казалось, что мы проваливались. Занавес закрылся при гробовом молчании. Актеры пугливо прижались друг к другу и прислушивались к публике. Гробовая тишина. Из кулис тянулись головы мастеров и тоже прислушивались. Молчание. Кто-то заплакал. Книппер подавляла истерическое рыдание. Мы молча двинулись за кулисы. В этот момент публика разразилась стоном и аплодисментами. Бросились давать занавес. Говорят, что мы стояли на сцене вполоборота к публике, что у нас были страшные лица, что никто не догадался поклониться в сторону залы и что кто-то из нас даже сидел. Очевидно, мы не отдавали себе отчета в происходившем. В публике успех был огромный, а на сцене была настоящая пасха. Целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы. Кто-то валялся в истерике. Многие, и я в том числе, от радости и возбуждения танцовали дикий танец. В конце вечера публика потребовала посылки телеграммы автору».
Силуэт чайки стал эмблемой Московского Художественного театра.
Из воспоминаний К. С. Станиславского: «В 8 часов занавес раздвинулся. Публики было мало. Как шел первый акт — не знаю. Помню только, что от всех актеров пахло валериановыми каплями. Помню, что мне было страшно сидеть в темноте и спиной к публике во время монолога Заречной и что я незаметно придерживал ногу, которая нервно тряслась. Казалось, что мы проваливались. Занавес закрылся при гробовом молчании. Актеры пугливо прижались друг к другу и прислушивались к публике. Гробовая тишина. Из кулис тянулись головы мастеров и тоже прислушивались. Молчание. Кто-то заплакал. Книппер подавляла истерическое рыдание. Мы молча двинулись за кулисы. В этот момент публика разразилась стоном и аплодисментами. Бросились давать занавес. Говорят, что мы стояли на сцене вполоборота к публике, что у нас были страшные лица, что никто не догадался поклониться в сторону залы и что кто-то из нас даже сидел. Очевидно, мы не отдавали себе отчета в происходившем. В публике успех был огромный, а на сцене была настоящая пасха. Целовались все, не исключая посторонних, которые ворвались за кулисы. Кто-то валялся в истерике. Многие, и я в том числе, от радости и возбуждения танцовали дикий танец. В конце вечера публика потребовала посылки телеграммы автору».
Силуэт чайки стал эмблемой Московского Художественного театра.