«Наш Чехов». Вечер к 150-летию А. П. Чехова

Приговоренные к жизни

Ирина Алпатова, Культура, 4.10.2001
Субботним днем мимо бывшего музея Ленина, что на бывшей же площади Революции, привычно маршировал небольшой отряд пенсионеров с красными флагами. Замыкала шествие молоденькая девчушка в джинсах и старой ветровке, высоко поднявшая транспарант: «Руки прочь от Кабула!». Чуть дальше, к Александровскому саду, то и дело подъезжали свадебные кортежи, утопающие в цветах. Ей бы, наверное, лучше было находиться там. Но она упрямо шагала вперед, крепко сжимая лозунг замерзшими пальцами.

Субботним вечером тоже по соседству, на сцене МХАТа имени Чехова, другая девушка, по имени Антигона, ломая ногти и в кровь разбивая руки, забрасывала землей тело непохороненного брата. Зная, что это бессмысленно, что это — преступление, за которым неминуемо последует смерть. Но она сделала свой выбор и не желала от него отступать. Две жизненные картинки удивительным образом соединились и убедительно доказали: весь мир — театр, но театр — это жизнь.

20 лет назад, будучи в возрасте Антигоны, я впервые смотрела спектакль по этой пьесе Жана Ануя. И даже помыслить не могла о том, что можно сочувствовать беспощадному и жестокому фиванскому царю Креону, к которому так легко клеился ярлык «тиран». Сегодня все не так — монологи Креона слушаешь с пониманием, ему сопереживаешь. Антигону, конечно, жаль, но в этой жалости есть привкус раздражения. Потому что осознаешь — в мире, который рушится на глазах, каждый должен быть занят своим делом: кто-то править нами, кто-то рожать детей. Не надо мешать друг другу. Иного выхода все равно нет.

Мхатовская «Антигона» приобрела внятный грузинский акцент. Режиссер Темур Чхеидзе уже не в первый раз выворачивает ануевскую драму-дискуссию наизнанку, пытаясь найти ее сегодняшнее, остросовременное звучание. Художник Георгий Алекси-Месхишвили соединяет античную архаику и театр наших дней: мрачная глинобитная стена с темными барельефами и проемом в центре — и рядом длинный репетиционный стол с лежащими на нем текстами ролей. Композитор Гия Канчели растворяет диалоги в тревожной звуковой атмосфере. Креона сопровождает собственная «тема» — не без грустно-сентиментального оттенка. Отар Мегвинетухуцеси играет фиванского царя, кажется, уже пять тысяч лет, каждый раз заново переживая его боль.

Грузия знает толк в тиранах. Не она ли подарила веку двадцатому «кремлевского горца»? Были и другие. И не столь давно. Казалось бы, впору мечтать о самой буйной демократии. Но чем заканчиваются, может, и прекрасные вначале бунты, Грузия тоже знает. Т. Чхеидзе явно на стороне Креона, тоже не в первый раз. Но меняются оттенки. Игра актеров питерского БДТ в «Антигоне» была по-домашнему мягкой. Во МХАТе она отточенно остра. При том, что действия практически нет — Ануй верен античной традиции и собственному драматургическому кредо. Есть только интеллектуальная дуэль. Она нестандартна: не столько внешняя — между Креоном — Мегвинетухуцеси и Антигоной — Мариной Зудиной, сколько внутренняя: многострадальный царь терзает сам себя, выцарапывая с кровью самые потаенные откровения. Дуэль на грани ток-шоу, когда публика порой готова сорваться с некомфортных пластиковых сидений и дать словесный отпор героям. Слова, естественно, не звучат. Но вот в ответ на отчаянный плач-монолог Креона справа взрываются аплодисменты, а слева зрители брезгливо пожимают плечами. Участники спектакля — все. Это редкость.

Креон Отара Мегвинетухуцеси по-восточному мудр, уверен в себе и внешне спокоен. Он способен уловить колебания воздуха еще до того, как они оформятся в слова. Бережно, не проливая ни капли, он кормит с ложечки безучастную ко всему жену Эвридику (Галина Киндинова). Но едва лишь стражник (Александр Семчев) открывает рот, Креон тут же озвучивает его сам: «Труп?!» Ложка не летит со звоном на стол, она спокойно откладывается на блюдце. Этим жестом немедленно отсекается все «лишнее» и начинается «работа». Кровавая, но необходимая.

Антигона — Зудина, хрупкая, маленькая, в старых джинсах и растянутом свитере, Креону не соперница. Скорее, досадная помеха. Это поначалу. Узнав о проступке, он гладит ее по голове и показывает пальцем себе на щеку, напоминая о детских поцелуях. Антигона — Зудина быстро ткнется губами в эту щеку, чтобы тут же отползти. Креон долго и спокойно будет уговаривать ее, как ребенка, не лезть не в свое дело, не мешать, рисуя взамен сладкие картинки счастливого брака и материнства. Но видя ее упрямый детский отпор, сам начнет заводиться, возвышая голос. И проявится главное. Юная неразумная бунтарка ему необходима, чтобы хоть кто-то выслушал рвущиеся наружу страсти, сомнения, мучительные колебания. И видишь, как страшно дается Креону — Мегвинетухуцеси это внешнее спокойствие, когда внутри — настоящий ад. Он обрывает монологи на полуслове, уходит, чтобы тут же вернуться и договорить — еще и потому, что Антигона, вероятно, способна понять. И в какой-то момент она прижимается к нему, они долго стоят обнявшись — два обессиленных существа. Две параллельные прямые, которые пересеклись. На миг, но намертво. Останется только одна. Вернее, один.

В этом спектакле Антигона — Зудина и впрямь что-то понимает, хотя согласиться с заведомым противником позволить себе не может. Но чувственно осознает то, что теряет, отправляясь умирать, жениха Гемона (Виталий Егоров), их нерожденного сына, любимую собачку Милку. Сломавшись, упадет без чувств. Креон же, уставясь в пол, только незаметно взмахнет рукой, призывая стражников. И еще незаметней другой жест: уведите ее. Кажется, эта рука живет сама по себе, отдавая страшные приказы автоматически. Чуть позже, узнав о самоубийстве Эвридики, Креон — Мегвинетухуцеси вновь с удивлением взглянет на свою руку, внезапно ставшую свободной — поддерживать больше некого.

Ах, как хотелось бы хоть раз увидеть на сцене то, о чем только говорит Вестник. Как этот невозмутимый царь, теперь уже сам срывая ногти, отбрасывает камни с могилы Антигоны, где вместе с ней его сын Гемон. Как он бежит не от меча, но от взгляда сына, заколовшегося на его глазах. Увы, античная традиция не допускает подобных сцен. Нам остается видеть лишь возвращение Креона — Мегвинетухуцеси, за которым тянется красный плащ, как кровавый след. Он только на минуту устало опустится на стул, постаревший, ссутулившийся. И опять посмотрит на руку, где остались часы: сколько времени до начала Совета? Медленно встанет и скажет пронзительно-буднично: «Ну что ж, надо идти». Должен же хоть кто-то удержать распадающиеся обломки жизни. Кто, как не он, единственный из всех к этой жизни приговоренный.

Что сталось бы с Антигоной, останься она жива? Может быть, и впрямь вышла бы замуж и народила царскому сыну с десяток крепких наследников. А может, так и не найдя «абсолютной свободы», угнала бы самолет, чтобы взорвать к черту весь этот сволочной мир. Не знает никто. Хорошо бы, если на каждую Антигону нашелся свой Креон. И наоборот.
Пресса
Для царей, Лариса Давтян, Новое время, 11.11.2001
Титан и воробушек, Ольга Галахова, Ваш досуг, 5.11.2001
Правда и ложь трагедии, Елена Гинцберг, dell’APT, 1.11.2001
Спектакль по расписанию, Глеб Ситковский, Вечерний клуб, 20.10.2001
Приговоренные к жизни, Ирина Алпатова, Культура, 4.10.2001
Зачем вы, девушки, идете в камикадзе?, Валентина Львова, Комсомольская правда, 2.10.2001
Фивы наших дней, Ирина Корнеева, Время МН, 2.10.2001
Драма идей, Григорий Заславский, Театральное дело Григория Заславского, 2.10.2001
Братская могила, Антон Красовский, Независимая газета, 2.10.2001
От эдипова комплекса мы излечились, Елена Дьякова, Газета.Ru, 1.10.2001
Трагическая скука, Марина Давыдова, Время Новостей, 1.10.2001
Год Креона, Алексей Филиппов, Известия, 30.09.2001
Борьба за труп на сцене МХАТ, Марина Райкина, Московский Комсомолец, 29.09.2001
Антигона за железным занавесом, Любовь Лебедина, Труд, 29.09.2001
Темур Чхеидзе: «Одной правды не бывает», Юлия Кантор, Известия, 28.09.2001