Артисты труппыАртисты, занятые в спектаклях МХТ | НЕГАТИВЫ СОХРАНЯЮТСЯ?Григорий Заславский, Независимая газета, 28.02.1998 Заставкой нового спектакля Олега Табакова (пальцы не складывают буковки в, вероятно, более подходящее этой детали играющей в классику декорации наименование — аванзанавес) становится оборотная сторона какой-то дореволюционной фотографической картонки, с обязательной рекламой, сообщающей будущему заказчику, кто из сильных мира снимается у фотомастера или просто проезжал мимо его ателье; со служебной информацией «Негативы сохраняются». Звучит общеизвестное начало Сороковой симфонии Моцарта — любимой музыки Табакова.Механическое усилие поднимает обертку фотокарточки. На подвижную сценическую площадку, на несколько сантиметров приподнимающуюся над полом, выходит чистенький, только что после умывания, молодой человек, вытирает лицо, руки. Потягивается — правильный мальчик с какой-нибудь жизнеутверждающей картины 30-40-х годов. Или других, таких же чистых 60-х. «Мудрец» Табакова вдруг вытаскивает из памяти картинки старого фильма по Виктору Розову, предлагая нам вариант сочинения-«напутствия», «В добрый час, 30 лет спустя». Тут и мировой сюжет, рассказывающий о талантливом молодом человеке, отправляющемся на завоевание света, и другой — метатеатральный — сюжет об актере, который играет героя-ровесника. Только героем Табакова был Олег Савин, а Безруков играет Глумова. В спектакле Табакова — тоже положительный герой. В общем, добрый человек. Не убийца. Спектакль Табакова вообще — из добрых, в нем нет абсолютных злодеев; здесь даже Крутицкий — постаревший ловелас, и всполохи заплесневелой страсти рвутся из него чаще, чем всегдашняя определяющая этот тип ненависть ко всем и всяческим реформам. Да и откуда взяться ненависти, разрывающим душу в клочья чувствам среди кремово-бежевых тонов тарой выцветшей фотокарточки?.. Готовый к труду и обороне мальчик не станет героем нашего времени. И отъявленный подлец, какими были десятки других Глумовых, — тоже не наш. Наш — в исполнении Сергея Безрукова — мягок, по-кошачьи нежен, матушку любит (которая здесь, в исполнении замечательной актрисы театра Российской Армии Натальи Кочетовой, тоже не промах, во всяком случае. Видно, что все глумовские таланты — не благоприобретенные, перешли к нему по наследству от матери, и когда сын говорит: «Я умен, зол и завистлив. Весь в Вас», — он не лукавит и не преувеличивает). Постановщик Табаков внимателен к слову Островского, смешному, точному и сегодня, спустя сто с лишним лет, и пренебрегает паузами — паузы он безжалостно режет, по-киношному склеивая сцены, подгоняя реплики друг к другу, не оставляя пустот. Сам актер, Табаков помогает актерам показать себя в лучшем свете. Глядя на его учеников и приглашенных артистов (Лейла Ашрафова-Манефа — из эстрадных, Евгений Киндинов-Крутицкий — из МХАТа имени Чехова?), можно только подивиться богатству не за день сложившейся труппы. По-настоящему мощен Михаил Хомяков, играющий Нила Федосеича Мамаева. Неизрасходованной страстью готова поделиться с каждым провинциальная красавица, местная светская львица Мамаева в исполнении Марины Зудиной. Энергичен и эластичен, вовсе не так, как в прежних постановках, рвется к прогрессу Городулин — Виталий Егоров. Хорош Безруков, который играет со своими поклонниками, подмигивая им из-за маски услужливого и покорного приживалы, резко сменяя гримасу напряженного сочувствия знакомым хитроватым прищуром. Каждый выход можно рассматривать как самостоятельный и удачный этюд. Вот Мамаев, сначала оповещая всех о своем приходе голосом откуда-то «с лестницы», издалека, выходит, шагает широко и, не останавливаясь, пропевает: «О-о-у, нет!» — и направляется уже к выходу. Когда же возвращается, то, подойдя к столу, у которого что-то пишет каллиграфическим почерком (и это сыграно Безруковым!) Глумов, останавливается, стучит по столу пальцем, приговаривая между тем с партийно-чиновничьим серьезом и знакомыми интонациями и манерами руководителя среднего звена: «Может быть, мы ему мешает?» Когда же Глумов встает, то не выпрямляется полностью, оставаясь стоять на чуть согнутых ногах и вдобавок чуть горбясь, в официантском полупоклоне. Просим Мамаева сесть, тот направляется к стулу, по дороге едва намеченным машинальным жестом указывая на другой стул «просителю», который, конечно же, не посмеет. Когда же говорит, то не удивляется, что Глумов каждое слово берет «на карандаш», торопливо конспектируя. В ответ на избыточную эмоциональность племянника — «Дядя! Дайте мне ваши руки поцеловать!» — с готовностью выбрасывает вперед обе руки. А выбегающая маменька («Маменька! Только не плакать!» — запоздалый призыв?) уже прихихикивает, журчит что-то себе под нос и крутит руками, умело суетясь. Проводив «дядю», они танцуют победу вдвоем, маменька и сынок. Тут же не разобраться, кто из них «хуже», — как не вспомнить, как искушает Глумова молодую Мамаеву, буквально искушает, так что чертовщиной вдруг отдает, — нашептываньем своим про детские чувства сына к ней, жене благодетеля, заходя с левой, «бесовской стороны»: поруководите, поруководите его!.. ?Кто-то уже успел упрекнуть Табакова в излишней «распущенности» спектакля, в том, что режиссер позволил актерам играть будто бы больше, чем позволяет режиссерский театр. Что пестрит от актерских приемов и штучек. Что сказать? Сама пьеса пестра эксцентричными совпадениями и сцеплениями. Недаром для своего спектакля-аттракциона Эйзенштейн выбрал именно эту комедию Островского (хотя, с другой стороны, разве можно себе представить, чтобы в реальности, как в «Лесе», можно было встретиться — да именно в лесу — двум актерам, Счастливцеву и Несчастливцеву). Хотя, конечно, Табаков эту самую эксцентричность еще и педалирует, специально приглашая на роль Манефы эстрадную звезду, мастера разговорного жанра Лейлу Ашрафову, а роль Гадалки отдавая Наталье Журавлевой. И даже мхатовского «старика» Киндинова заставляя играть экстремально эксцентрично, что, увы, тому удается ценой видимых усилий. Но в памяти остаются удачи. Из «штучек» — не то, как Манефа пьет водку, закусывая огурцом, и не «е.. твою мать», прошевеленные одними губами Гадалкой при виде Манефы, а, к примеру, поцелуй Мамаева с Крутицким — с обоюдным отвращение, после чего Мамаев счесывает с лица как будто налипшую паутину и пыль веков. Или — бесчисленные повторения Мамаевой, заводящей себя воспоминанием-восхищением: «Хорош собой, образован, мил», — со все нарастающей страстью. И главное — стиль, который выдержан во всем, начало которому положено декорацией Давида Боровского и костюмами Светланы Калининой. Пресса Фоторепортажи с открытия 121-го сезона МХТ, 2.09.2018 «Преступление и наказание» в МХТ — спектакль о людях, потерявших Бога, фотолента «РИА-Новости», 20.03.2012 В Москву, в Москву!.., Алиса Никольская, Театральная касса, 12.2003 Неизвестная из Туапсе, Даль Орлов, Родная газета, 26.11.2003 Оптимистическая трагедия, Полина Богданова, Новые известия, 29.10.2003 Вечерами в «Табакерке» озвучивают порнофильмы, Игорь Вирабов, Комсомольская правда, 7.07.2003 Белый бычок в страшной шапочке, Ирина Алпатова, Культура, 2.07.2003 Порнокино: хор замученных детей, Елена Дьякова, Новая газета, 2.07.2003 Синхронное плавание, Итоги, 1.07.2003 Комедия без ошибок, Марина Давыдова, Известия, 27.06.2003 Образ Раскольникова, Марина Шимадина, Коммерсантъ, 27.06.2002 НЕГАТИВЫ СОХРАНЯЮТСЯ?, Григорий Заславский, Независимая газета, 28.02.1998 Но умный человек не может быть не плутом, Ирина Алпатова, Культура, 22.01.1998 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
