«Наш Чехов». Вечер к 150-летию А. П. Чехова | Следствие закончено — забудьте!Анна Гордеева, Время новостей, 22.01.2007 «Концерт обреченных» — «музыкальный детектив», так объясняет программка жанр свеженькой премьеры. Дмитрий Минченок, в прошлом журналист «МК», в настоящем, как уверяет та же программка, — драматург (в Витебском театре почти десять лет назад поставлена его пьеса о Марлен Дитрих, в прошлом году в московском театре Вячеслава Спесивцева стали играть его «Смертельно смешное путешествие»), решил разобраться с обстоятельствами смерти Моцарта. Так сказать, вослед юбилейному году — в 2006-м, как известно, отмечали 250 лет со дня рождения музыканта. Минченок придумал следующую историю: через десять лет после гибели композитора к вдове Моцарта приходит вдова Сальери для того, чтобы устроить следственный эксперимент, воспроизвести последовательность событий, приведших к трагической смерти.Исходные обстоятельства как сочинения пьесы, так и ее появления в репертуаре МХТ понятны: во-первых, всякие псевдоисторические расследования сейчас модны, во-вторых, сердца людей Художественного театра наверняка греют воспоминания о сделанной пятнадцать лет назад чрезвычайно коммерчески успешной «Возможной встрече» (где Смоктуновский был Бахом, а Олег Ефремов — Генделем), и, в-третьих, это пьеса для двух актрис — всегда желанный материал для театра, располагающего несколькими первоклассными артистками, недостаточно занятыми в репертуаре. Но исходные обстоятельства исходными обстоятельствами, они лишь объясняют ситуацию, но не оправдывают то, что получилось. Получилось представление очень плохой пьесы. Детектив? Но жанр детектива обязывает к жесткой и остроумной логике — читатель (зритель) должен восхищенно соглашаться с каждым доводом «следователя», понимая, что вот только так дело было, и никак иначе. Здесь же героини приходят к каким-то умозаключениям только потому, что так надо автору. Вот они обнаружили ранее неизвестную рукопись Моцарта для четырех инструментов. Почему они сразу решают, что в этой рукописи есть что-то роковое, что она со смертью композитора связана? Никаких доказательств тому нет, как нет и доказательств тому, что каждый инструмент обозначает какого-то конкретного человека в жизни Моцарта, причем желавшего ему смерти. Ах, они догадались. Ну-ну. Характерно, что других версий у них нет, и они даже не обсуждаются. Меж тем даже эту примитивную прямую линию Минченок не выстраивает до конца. Ну пришли бы уж дамы к каким-нибудь результатам, пусть рухнувшим с потолка, но все-таки понятным. Меж тем финал предполагает полное отсутствие у зрителя элементарной памяти — выясняется, что яд в бокал насыпала именно госпожа Сальери. А теперь вопрос — ну вот зачем она тогда пришла к вдове Моцарта и стала устраивать это расследование? Так что ценность данного произведения как детектива равна нулю. Как «музыкального детектива» — тем более. Когда дамы догадываются о «зашифрованных» людях в концерте, они начинают пытаться понять, какому инструменту предназначена четвертая часть (т.е. кто убийца). И перебирают варианты — от барабана до арфы. Если бы г-н Минченок хоть раз держал ноты в руках, он бы знал, что перепутать их невозможно. А если бы он открыл музыкальную энциклопедию, то обнаружил бы, что Сальери умер в 1825 году, то есть через тридцать четыре года после смерти Моцарта и в момент предполагаемой встречи вдов был вполне себе жив-здоров. Ну, допустим, не музыкальный детектив. Допустим, просто бенефис актрис, которые, безусловно, интересны публике — Евдокия Германова (вдова Моцарта) и Ольга Барнет (вдова Сальери). Но тогда пьеса нуждается в ярком диалоге, а здесь то унылые бытовые сентенции, то вдруг трубные вздохи — «Душа моя угасает». И Германовой, и Барнет задано по одной интонации — худенькая, со слипшимися кудряшками Констанца искрит взбалмошным «моцартовским» весельем, монументальная, как черный айсберг, Тереза роняет слова значительно, холодно и мрачно. Но на полтора часа действия без антракта этой одной интонации недостаточно, а ни драматург, ни режиссер (Юрий Еремин) ничего другого актрисам не предложили. Еремин лишь рассадил публику с двух сторон от помоста, на котором играют актрисы (Малая сцена МХТ позволяет такие трансформации) и предложил чуть-чуть театральной игры — ну вот клавесин, например, не стоит вживую на сцене, а обозначен лежащей у ног актрис нарисованной клавиатурой. Более же ничего; правда, говорят, он сокращал пьесу, но и тогда полностью задачу не выполнил: сцену, в которой вдова Моцарта ради воспроизведения обстоятельств его гибели переодевается в штаны мужа, снятые с его трупа, вполне можно было убрать, тем более что никакому «воспроизведению» это переодевание не помогает. Впрочем, лучшим сокращением этой пьесы была бы полная ее ликвидация — смотреть ее невозможно, и даже фрагменты музыки Моцарта и Сальери, вживую звучащие в спектакле (каждая из дам дирижирует своим квартетом), делу не помогают. Пресса Реабилитация Сальери, Ольга Фукс, Вечерняя Москва, 23.01.2007 Зачем они убили Моцарта?, Марина Давыдова, Известия, 23.01.2007 Следствие закончено — забудьте!, Анна Гордеева, Время новостей, 22.01.2007 Моцарта сгубили бабы?, Марина Райкина, Московский комсомолец, 20.01.2007 Вольфганг для двоих, Роман Должанский, Коммесант, 20.01.2007 Без вина виноватые, Ирина Алпатова, Культура, 18.01.2007 Моцарт примерит юбку, Вера Копылова, Московский Комсомолец, 9.01.2007 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
| | АРХИВ СПЕКТАКЛЕЙ | |