«Наш Чехов». Вечер к 150-летию А. П. Чехова

Хореография войны

Елена Ямпольская, Известия, 20.09.2010
На Малой сцене Московского Художественного театра сыграли премьеру спектакля по роману Виктора Астафьева «Прокляты и убиты». Точнее, не по всему роману, а по первой его книге — «Чертова яма». С вкраплениями отдельных событий из второй книги — «Плацдарм». Таким образом, эпопея на 800 с лишним страниц уложилась в два часа сценического времени без антракта.

«Прокляты и убиты» были закончены Астафьевым в 1994 году. Эта дата дает основания думать, что чувство мутноты, вроде бы доставшее писателя из военного прошлого, на самом деле в значительной степени относилось к проистекавшему на его глазах настоящему. Ибо Овсянка Овсянкой, а пошлость нового времени и в сибирской деревне наверняка ощущалась. Возможно, Астафьев понял, что перемены, которых он ждал, уводят страну еще дальше от распятой крестьянской Руси (а вроде бы - куда дальше-то?!). И что человек трудовой, верующий, честный скоро будет втоптан в отечественную грязь не как опасный вражина, а просто как мусор на дороге. Слишком много в романе свежего разочарования, острой боли, живой обиды — не вчерашней, не позавчерашней, сиюминутной.

В авторских комментариях к «Прокляты и убиты» потрясает захлеб желчью, злостью, отчаянием. Слова — как гвозди в гробовую крышку: «…Ничего грязней, кровавей, жестче, натуралистичней прошедшей войны на свете не бывало». Ничего целомудреннее, мягче, спокойнее и эстетичнее спектакля Виктора Рыжакова в МХТ и представить себе нельзя. Это не хорошо и не дурно — таков замысел. Странное на первый взгляд жанровое обозначение — «Несостоявшийся концерт» — объясняется, как говорят, сугубо бытовым фактом. «Прокляты и убиты» готовились еще к юбилею Победы. Поразмыслив, премьеру решили отложить: уж больно непраздничная вещь. Сделанный к 9 Мая «Реквием» Кирилла Серебренникова в МХТ сочли более жизнеутверждающим. ..

Собственно, концерт «Прокляты и убиты» напоминают мало. Скорее, их можно назвать музыкально-хореографической композицией. С одной стороны, слаженный хор в два десятка голосов исполняет то «В лесу прифронтовом», то слегка перефразированную «Балалаечку» Михаила Анчарова («Песенка про психа из больницы имени Ганнушкина, который не отдавал санитарам свою пограничную фуражку»). А также — «Я встретил Вас», «Пора молодцу жениться». Под занавес (отсутствующий) — «На сопках Маньчжурии». На бис — вдруг битловскую «Becаuse the world is round». Поют хорошо. Сами знают, что хорошо. Кокетничают по-ученически приобретенным в Школе-студии МХАТ умением.

С другой стороны — главный упор в режиссуре сделан на пластику. Невеликий дощатый помост становится ареной (плацдармом) для многочисленных перестроений, гимнастических пирамид и акробатических этюдов.

Сцендвижения в спектакле много. Гораздо больше, к сожалению, чем сценчувства. Группу новобранцев даже заворачивают в целлофан, как будто перед нами не драма в Художественном театре, а “Creation” Анжелена Прельжокажа в Большом. Хореография войны (если можно так обозначить главный режиссерский прием) достигает кульминации, когда начальник политотдела Мусенок натурально исполняет па-де-де «Наши доблестные войска…». Впрочем, Мусенок в этом спектакле объединен и с невеждой капитаном Мельниковым, и с майором-карателем. Эдакий собирательный образ ненавистных Астафьеву начальников, воюющих исключительно языком, а оружие направляющих против собственных солдат — совсем еще мальчишек, 1924 года рождения. Значит, к 42-му, когда действие происходит, героям по восемнадцать лет…

Расстрел братьев Снегиревых, Сергея и Еремея, — самые трагические страницы книги. Отлучились братья из казармы домой, за шестьдесят верст, молочка попить. Мамка написала: мол, корова отелилась — они и дернули. На четвертый день явились обратно с гостинцами. А тут как назло приказ N 227 — о показательных расстрелах… Даже стоя под дулом автомата, не верили братья, что все для них сейчас закончится — разом и навсегда. Старший (двадцать пять минут разницы между ними) успокаивал младшего. И вся рота, выведенная на опушку, за кладбище, в «воспитательных целях», ждала отмены приговора. А потом в бессильных слезах материлась да молилась за упокой души. Материться способен всякий русский человек, молиться уже тогда умели немногие. Надо отдать должное режиссеру Рыжакову: нецензурная брань в его спектакле есть, как есть она и в романе Астафьева, но одинаково уместна, а оттого незаметна и здесь, и там. Что касается молитв, старообрядец Коля Рындин (Денис Бобышев) неправильно ставит ударение в слове «святый»…

У многих из нас трудные отношения с романом «Прокляты и убиты». Если даже фильм «Утомленные солнцем-2: Предстояние» обвиняют в «дегероизации» Великой Отечественной войны, что говорить о книге Виктора Астафьева, где повествуется в основном не о войне с немцами, а о войне советской власти против собственного народа — крестьянства преимущественно. Взгляд Астафьева на войну — крестьянский взгляд. Одна сатанинская сила воюет с другой, а мужик, оторванный от земли, от семьи, от дома, должен сложить голову вроде бы и не за свою страну. Какая она ему своя? Это страна Мусенка.

Астафьев воевал, а потому спорить с ним мы не имеем ни малейшего права. Как и с Петром Тодоровским, снявшим «Риориту». Удивляться можно, конечно: тот ли это Тодоровский, что написал к своему фильму «По главной улице с оркестром» грандиозный марш «И все-таки мы победили!»? Неужели тот самый?.. Удивляться — можно. Предъявлять претензии — бессовестно. Память человеческая избирательна, сегодня вспомнится одно, завтра другое. Выборка эта зависит и от настроения, и от болячек, и от назойливой трескотни телевизора. Ведь плазма с диагональю в 50 дюймов, установленная в благополучном доме, каждый день приносит в этот дом такое количество грязи, крови, несправедливости, — легче «Прокляты и убиты» еще раз перечитать…

Вряд ли кто-то будет спорить, что Астафьев на всю жизнь остался контужен тяжелейшим детством — ни одну из его книг радостной не назовешь. Вряд ли многие согласятся с тем, что взгляд хозяина и землепашца — единственно верный, достаточный, когда речь идет о глобальных государственных катастрофах. Но скажу за себя: не лучшие советские и постсоветские фильмы о войне, не великие стихи Симонова «Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей», а пятнадцать страничек про расстрел братьев Снегиревых научили меня каждый вечер в заупокойной молитве поминать всех воинов, в России и за Россию убиенных. Когда из «Чертовой ямы» герои Астафьева выберутся на «Плацдарм», счет убитым пойдет тысячами. Точнее, уже и считать перестанут безымянные тела. А рыдания в горле — по-прежнему от братьев Снегиревых. Так мы устроены — о тысячах плакать трудно.

Спектакль «Прокляты и убиты» слезоемким не является. Молодые актеры (за возрастным и эмоциональным исключением в лице замечательного Алексея Шевченкова) как будто нарочно избегают пронзительных акцентов. Думаешь: вот сейчас дадут чувство, а они опять «дают Эйфмана». Например, когда письма матерям сочиняют, дружно машут ладошками — словно в телекамеру приветы передают. Была натура — стала картина. У картин есть свои преимущества, однако по силе воздействия им с натурой не сравниться.
Пресса
Автору правды о войне Виктору Астафьеву исполнилось бы 95 лет, Александр Трегубов, Московский комсомолец, 1.05.2019
Театр «военных действий», Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 12.04.2015
Война и люди, Виктор Борзенко, Новые известия, 23.09.2010
Здравствуйте, мальчики, Анна Гордеева, Время новостей, 22.09.2010
Не как на войне, Марина Райкина, Московский комсомолец, 22.09.2010
Хореография войны, Елена Ямпольская, Известия, 20.09.2010
Дебютанты играют в кровь, Олеся Шмагун, Взгляд, 20.09.2010
Порох — пепел — кислород, Елена Дьякова, Новая газета, 8.09.2010
Премьера в МХТ имени Чехова: сценическая версия романа Астафьева, видеосюжет программы «Вести», телеканал «Россия», 6.09.2010
МХТ представил первую премьеру сезона — «Прокляты и убиты», видеосюжет телеканала «Культура», 6.09.2010
«Прокляты и убиты»: бесстрашный суд, Марина Шимадина, Ваш досуг, 1.09.2010