«Наш Чехов». Вечер к 150-летию А. П. Чехова | Земля пухомГлеб Ситковский, Газета, 10.10.2005 Тому, кто придирчиво следит за режиссерским созреванием Кирилла Серебренникова, не покажется странным, что для очередного спектакля в МХТ имени Чехова он выбрал классический текст Салтыкова-Щедрина. Пару лет назад режиссер сгоряча сморозил в каком-то интервью, что классика его мало волнует и всю свою звонкую силу поэта он намерен отдать новой драматургии, но затем уразумел: вековой давности книга порой может больше сказать о современности, чем та, что написана вчера. Вслед за Горьким («Мещане») и Островским («Лес») Серебренников снова выбрал русский текст. И снова такой, где персонажи с изуверским наслаждением тиранят друг дружку, получая несказанную радость оттого, что в их власти унизить ближнего. Эта тема садомазохистской России так или иначе проходит почти через все спектакли Серебренникова начиная с «Пластилина» по пьесе Василия Сигарева. В советские времена в школьных сочинениях было принято писать, что «Господа Головлевы» — это «суровый приговор крепостничеству». Если под крепостничеством понимать право на унижение живущего по соседству человека, то Серебренников с этим суровым приговором согласен на все сто. Всячески обобщая, он старательно выводит из истории семейства Головлевых аллегорию России вообще и, надо сказать, имеет на то свои резоны. Почти такая же аллегорическая Россия была выращена им в мхатовском «Лесе», который критики назвали лучшим спектаклем сезона. Но только в прошлогоднем спектакле родное отечество уподоблялось дремучей чаще, где заметены все дорожки, а в «Господах Головлевых» речь идет скорее о смиренном кладбище. Белоснежные тюки с постельным бельем, поначалу небрежно сваленные где-то в уголке, по мере развития спектакля распространятся на всю сцену. То ли это бескрайние российские снега, то ли могилки тех, кто загублен кровососом Иудушкой. Сыгравший Иудушку Головлева Евгений Миронов в своем самоуничижении сладострастен и истов, хотя, как ни досадно, и предсказуем для тех, кто знает его по прежним ролям. В романе Порфирий Петрович Головлев чаще всего уподобляется пауку, не спеша раскидывающему сети и исподволь подбирающемуся к жертве, а Серебренникову, напротив, захотелось уподобить Иудушку смиренной мухе. Зудит себе и зудит, сволочь, на одной ноте, доводя сладким тенорком окружающих до совершенного исступления. Иногда у него за спиной от беспредельного благочестия вырастают всамделишные крылышки. Кажется, почти ангел, но вглядишься попристальней — и видишь: а крылышки-то мушиные. Превращение из человека в муху — почти по Кафке — совершается на наших глазах. Сопляк в детских растянутых колготках, умильно заглядывающий матери в глаза, постепенно обретает силу, которую он буквально высасывает из окружающих. По мере того как его голос крепчает и обретает елейную назидательность, Иудушкина мать Арина Петровна, блестяще сыгранная Аллой Покровской, будто уменьшается в росте и значении. Начав с властных генеральшиных интонаций, она сдувается как мыльный пузырь и закончит тем, что каркнув «Прро-клинаю», будто сравняется размером с обычной вороной и исчезнет с лица земли. Проклятьем заклеймены здесь вообще-то все до единого, с самого начала. Никто даже толком не способен сложить из перстов крестное знамение. Вроде и хотят перекреститься, а вечно промахиваются, будто даун, пытающийся на приеме у доктора дотронуться до кончика носа. Иудушка рассекает воздух, просто вертикально двигая рукой от лба к животу, а другие чертят самые замысловатые геометрические фигуры, но все равно — мимо. Набросав пейзаж грустной России, укрытой сугробами, будто саваном, Серебренников, увы, не смог ничего добавить к этой картине во втором действии. Миронов, не изменившись по сравнению с первым актом, произносит все те же пустые тягучие речи, а спектакль, который заело на одной ноте, как испорченный патефон, никак не кончается. Вроде бы надо, раз уж взялись за гуж, довести все начатые линии до конца, но сказать-то ни режиссеру, ни актерам больше нечего. В итоге Порфирий Петрович, дотянув лямку жизни (и спектакля) до конца, все ж таки найдет подходящий тюк с бельем и заберется под него, обретя свое место на кладбище. В этот момент земля ему и впрямь покажется пухом. Пресса 5 спектаклей Кирилла Серебренникова о России, Алексей Киселев , teatrall.ru, 16.09.2015 СУМЕРКИ, или МЕРЗЛАЯ ЗЕМЛЯ, Наталья Пивоварова, Экран и сцена, 11.2005 Блуждание по вертикали, Марина Давыдова, Эксперт, 17.10.2005 Цепная воспроизводимость безнравственности, Лидия Соколова, 15.10.2005 Тирания суффиксов, Елена Ямпольская, Время новостей, 12.10.2005 Земля пухом, Глеб Ситковский, Газета, 10.10.2005 Пришел упырь, Артур Соломонов, Известия, 10.10.2005 Свое именьице, Олег Зинцов, Ведомости, 10.10.2005 Смертельный номер, Ольга Егошина, Новые Известия, 10.10.2005 Совершенство тени, Алена Карась, Российская газета, 10.10.2005 Идиотушка, Роман Должанский, Коммерсантъ, 8.10.2005 На деревню Иудушке, Екатерина Васенина, Независимая Газета, 7.10.2005 «Репетиция напоминает секс», Татьяна Рассказова, Ведомости, 25.08.2005 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
| | АРХИВ СПЕКТАКЛЕЙ | |