«Наш Чехов». Вечер к 150-летию А. П. Чехова | Некоролевские игрыМарина Давыдова, Время Новостей, 11.09.2001 Всякий спектакль — это театральная игра не только в привычном сценическом, но еще и в соревновательном смысле. То ли артист одолеет публику, то ли она артиста, то ли режиссер литературный первоисточник, то ли он его. В случае с «Кабалой святош» Адольфу Шапиро пришлось соревноваться в первую очередь с самим собой. Пятнадцать лет назад он уже ставил эту пьесу на этой сцене. Взаимоотношения художника с властью были куда как актуальны для перестроечной поры, а булгаковская драма о Мольере, терпящем поражение в борьбе с самодержавием и Кабалой, казалась для этого материалом почти идеальным. Между тем перестроечной конъюнктурности режиссеру счастливо удалось избежать. Ведущей в спектакле стала тема одиночества и усталости. Олег Ефремов играл человека, пережившего предательство друзей и замученного внутритеатральными дрязгами и взаимоотношениями с женщинами едва ли не больше, чем борьбой с мракобесами. Роль удивительно ложилась на психофизические данные артиста и на реальную ситуацию, сложившуюся тогда во МХАТе, пережившем незадолго до премьеры знаменитый раздел.Этот перестроечный спектакль, пользовавшийся большим успехом у публики и снятый лишь из-за болезни Ефремова, был в свою очередь откликом на постановку булгаковской пьесы 1936 года. Там тема художника и власти звучала куда громче, чем у Шапиро, но звучала совсем недолго. Премьеру выпустили 15 февраля, а уже 11 марта появилась редакционная статья «Правды» «Внешний блеск и фальшивое содержание». Спектакль с услужливой торопливостью сняли, да и выпускали его долго, мучительно, доведя до исступления автора, словно предвосхитившего в этой пьесе о французском комедиографе свою собственную судьбу. Постановка конца 80-х была помимо прочего еще и актом покаяния Художественного театра перед писателем. Она же в известном смысле исчерпала взаимоотношения театра и этой пьесы. Добавить к сказанному было уже почти нечего, и Шапиро сам понимал это, упорно не возобновляя свой спектакль и не вводя на главную роль Табакова, о чем неоднократно просил Ефремов. Между тем просьба Ефремова после его смерти обрела силу закона, а для Табакова, занявшего место своего учителя на посту худрука МХАТа, сыграть Мольера стало делом чести. Спектакль решили не возобновлять, а ставить заново. В сложившейся ситуации это было единственно правильное решение, но внутренних оснований для обращения к булгаковской пьесе ни у МХАТа, ни у Шапиро все же не было. Не было этих внутренних оснований и у самого Табакова, взявшегося за «не свою» роль (ему ли, баловню судьбы, играть измученного судьбой Мольера) и потратившего немало сил на преодоление чуждого ему материала. В ситуации исчерпанности основные силы постановщика ушли на то, чтобы придумать для булгаковской пьесы хоть какой-то новый ход, и в известном смысле это ему удалось. Он напрочь убрал из нее социальность и не особенно педалировал театральность. Он поставил ее как сценическую симфонию, обратив особое внимание на подзаголовок первой редакции «Кабалы» — «пьеса из музыки и света», превратив художника Юрия Харикова и композитора Эдуарда Артемьева в своих полноправных соавторов и перенеся конфликт из сферы человеческой в сферу визуально-звуковую. Любовь и творческое горение ассоциируется в этом спектакле со свечами, королевский двор — с пространством, залитым светом, Кабала — с мраком, который прорезают лучи. В постановке 80-х Франция представлялась огромным театром, где у каждого есть своя роль, где правит бал лицедейство, и человек, отказавшийся играть, немедленно проигрывает. В нынешней премьере мир уподоблен оркестру, и рассуждать, кто из персонажей прав, а кто виноват, все равно что отдавать предпочтение скрипке перед виолончелью. Спектакль получился удивительно изящным, чтобы не сказать эстетским, что со стороны режиссера, склонного к психологическому театру, был ход весьма неожиданный, но со стороны артистов этот ход понимания явно не нашел. Контрапунктом к спектаклю «из музыки и света» идет спектакль из актерской игры, и если первый не лишен гармонии, то второй состоит из сплошных диссонансов. Органичнейший Александр Семчев (Бутон) играет в фарсовом ключе, Ольга Яковлева (Мадлена) в трагически исповедальном, Борис Плотников (Архиепископ) в отвлеченно-символическом, Андрей Ильин (Людовик) в психологическом. И каждый из них явно не слышит и не видит своего партнера. Некоторые актеры вроде Дарьи Калмыковой (Арманда Бежар) и вовсе дают киксу. И отдельные чисто сыгранные партии (Одноглазый в исполнении Андрея Смолякова или Справедливый сапожник Владимира Кашпура) дело не спасают. Но чего уж точно нет в нынешней игре, так это масштабности. Особенно это касается главных героев — Мольера и короля. Андрей Ильин вроде и роль себе выстроил (он представляет человека незлобивого, всеми силами пытающегося быть справедливым, и уничтожающего Мольера не по злобе, а по службе), но можно ли сравнить его работу с блистательной игрой Иннокентия Смоктуновского, лицедея почище самого Мольера. С Табаковым и того сложнее. В то, что этот Мольер руководит театром, поверить легко, в то, что он великий драматург, непросто, в то, что несчастный человек — нет решительно никакой возможности. Когда пожилой комедиант на приеме у короля хватается за сердце, кажется, что он играет роль в собственной пьесе «Мнимый больной». Важный для постановщика мотив судьбы, властно стучащейся в дверь и оказывающейся сильнее любой Кабалы, в этой ситуации совершенно микшируется. Этот победительный Мольер, конечно же, выжил, и слухи о его смерти лишь очередная уловка лукавого галла. Силой своего удивительного таланта Табаков переигрывает и музыку и свет, возвещающих подлинно трагический финал, но идет ли это на пользу постановке — большой вопрос. Вопроса нет в другом — в том, что самого себя пятнадцатилетней давности Шапиро победить не удалось. Его новый спектакль получился добротным, но не этапным. Ибо для первого были все основания (люди-то по большей части талантливые), для второго — ни одного. Ведь кроме таланта важен еще контекст. «Кабалу святош» поставили в неподходящее время, в неподходящем месте и не по велению сердца, а скорее из чувства долга. А при таком раскладе игра может оказаться недурной, даже талантливой, но она никогда не окажется королевской. Даже если ставки ее высоки Пресса В компании с толстяком, Итоги, 26.10.2001 Могу лететь? - Лети!, Елена Гинцберг, dell’APT, 1.10.2001 Возвращение в кабалу, Ольга Егошина, Вёрсты, 22.09.2001 Одной звезды я повторяю имя, Юрий Фридштейн, Литературная газета, 19.09.2001 Мольер упал… У нас несчастье…, Наталья Казьмина, Труд, 15.09.2001 Мольеру не хватило места, Глеб Ситковский, Вечерний клуб, 14.09.2001 Обман зрения на премьере, Даль Орлов, Век, 14.09.2001 Влюбленный Мольер, Ольга Романцова, Вести.Ru, 14.09.2001 Я — комедиант. Ничтожная роль?, Наталия Каминская, Культура, 13.09.2001 По третьему кругу, Екатерина Васенина, Независимая газета, 13.09.2001 Жил да был один Мольер по прозванью Табаков…, Валентина Львова, Комсомольская правда, 11.09.2001 Лучше — только любовь, Ирина Корнеева, Время МН, 11.09.2001 Мольер по завещанию, Роман Должанский, Коммерсант, 11.09.2001 Некоролевские игры, Марина Давыдова, Время Новостей, 11.09.2001 Кабала во МХАТе, Ольга Галахова, Русский журнал, 11.09.2001 Кабала рынка, Елена Дьякова, Газета.Ru, 10.09.2001 Красота с двумя антрактами, Алексей Филиппов, Известия, 10.09.2001 Реставрация, Олег Зинцов, Известия, 2.09.2001 Адольф Шапиро: «Я только теперь понял, как тяжело Табакову», Марина Давыдова, Время новостей, 20.08.2001 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
| | АРХИВ СПЕКТАКЛЕЙ | |