«Наш Чехов». Вечер к 150-летию А. П. Чехова | Категорический императив с катапультойАнна Степанова, Петербургский театральный журнал, 10.2013 Спектакль с ментами, проститутками, попами, экстрасенсами и прочей гнойной пеной наших дней — фантастически красив. Контрастируя с населившими его персонажами, известными по житейским бедам да криминальной хронике, художественная среда, в которую персонажи эти погружены, воображение поражает странным, до времени потаенным великолепием.«Восемнадцать человек за мной!» — из светлого фойе к искусству публику порционно конвоировали молодые насупленные полицейские. Перешагнув порог, люди, пугаясь и на мгновение ослепнув, попадали в густой сумрак зала Малой сцены. Там вместо подмостков и кресел изогнулся лабиринтом коридор, под ногами вспучились неровности и провода, время от времени кто-то спотыкался, вцеплялся в бредущего рядом. И не то чтобы страшно стало, нет, но подгоняющий мент, построение попарно и путь в неизвестность слегка ошарашивали. В небольшом прямоугольном отсеке, куда попозже доставили еще восемнадцать зрителей, все расселись и как-то расслабились — пусть неудобные, но стулья в несколько рядов, перед ними пусть узкое и коридорообразное, но явно игровое пространство с бэушным диваном, уродливым напольным сейфом и лампой посередине. Вот только озадачивало обилие дверей: две в торцах коридора-сцены, еще одна прямо через стойку углом к торцевой в длинной стене, ну, и четвертая — захлопнувшаяся за зрителями сзади. Так и сидели люди, разглядывая кар¬тонные цвета кофе с молоком стены и потолок, красивым орнаментом и переплетением темных балок разграфленные на квадраты. Сидели, слушали шаги и приглушенные голоса, доносившиеся со всех четырех сторон из-за хлипких стен, чувствовали себя слегка позабытыми, изъятыми из большого мира, который вдруг стал казаться таинственным и огромным. Сидели долго — театр настраивал публику как инструмент. Но вот раздался топот, из двери в дверь два мента, мирно обсуждая что-то житейское, проволокли возле ног зрителей завернутый в полиэтилен труп. В обратном направлении — через паузу — прошла совершенно голая и явно только что другими ментами оприходованная девица со стрингами в руке, а публика поворотом голов проводила ее бритый лобок, мелькнувший на уровне зрительских носов. Еще один юный мент принес стул, настороженно сел возле одинокой торцевой двери, а рация в его кармане захрипела вопросами и приказами. Теперь ожидание неведомого разлилось рекой и по сцене-коридору. Замечательные, погибшие совсем молодыми вместе с породившей их перестроечной эпохой сценаристы Петр Луцик и Алексей Саморядов написали короткую сказку о том, как чистой воды ведьма вдова Калашникова завела бесовской притон на территории, крышуемой главным тамошним стражем порядка Махмудовым. А когда тот вознамерился вдову с ее колдовским бизнесом под себя подмять, она сначала превратила кобеля-начальника в импотента, потом спалила дотла вместе с его госконторой, а сама исчезла в никуда. На нескольких страничках у Луцика и Саморядова некая хтоническая сила в образе рыжеволосой красавицы продезинфицировала кусочек смрадного постсоветского отечества, и вроде как даже стало полегче, повеселей от это¬го в финале вопреки сопутствующим трупам и сумасшествиям. Михаил Дурненков, инсценируя «Сказку», сместил центр пьесы от роковой Марины Калашниковой к драматургически укрупненному хозяину своего куска госпирога Олегу Григорьевичу Махмудову, наделив его мощью абсолютного ни во что неверия и экстраординарным коррупционным даром. Так что в дурненковской «Сказке» схлестнулись противники почти равновеликие, но зато линия с засланным к вдове, полюбившим и предавшим ее спецагентом Костей Некрасовым в пьесе ослабла и увяла. Марат Гацалов в спектакле еще сильнее изменил изначальную расстановку сил, а все остатки луцико-саморядовской лирики искоренил окончательно уже распределением ролей. Некрасов у Артема Быстрова не столько влюблен, сколько подавлен вечным испугом, и недоумение Махмудова («Почему она выбрала тебя, ты же ее пальца не стоишь, ты же… ты же ничто!») зрители в зале разделяли с превеликой готовностью. Вдова Калашникова у Натальи Кудряшовой, приглашенной на эту роль из ШДИ, несомненно, хороша собой. Она очаровательно пере¬ступала ладными ножками возле пюпитра, листала хорошенькими ручками лежащие на нем страницы партитуры Джона Кейджа, в положенных местах подсушивала ноты феном, выпевая при этом сложнейшие фиоритуры знаменитой «Арии». Но никаких проявлений тайной силы в элегантной барыш¬не замечено не было, как, впрочем, в помине не было на ней и трагического отпечатка вдовства. Зато кряжистый, белесый, буравящий всех пронзительными голубыми глазками Махмудов в спектакле Гацалова превратился в средоточие мрачной, инфернальной, словно вскормленной всеобщим унижением силы. Эта мразь, таковой и оставаясь, приобрела в исполнении Алексея Кравченко наложившийся на плебейскую грубость натуры легкий гламурный лоск, способность вгонять себя в начальническое беснование и даже особую рефлексию, возникшую от жажды все новых ощущений. Он да еще оснащенный гаджетами, неизвестно к какой церкви принадлежащий, стремительный до свиста разлетающегося на бегу по¬дола шелковой рясы, рассылающий благословения в смс крутой священник Константина Гацалова — толь¬ко эти два сильных и опасных хищника поднимались над всем безликим сонмом мужских персонажей спектакля. Марат Гацалов в самом начале прибегнул к едва ли не гиперреалистической стилистике — чересчур, слишком уж узнаваемой явилась жизнь, кипящая в казенном коридоре. Невольно расширя¬лись ноздри, потому что букет из звуков, предметов и нравов местных обитателей был неполон без специфически мертвых ароматов присутственных мест, где даже запах еды, просочившийся из кабинетов во время обеденного перерыва, отравлен казенщиной, как нафталином. Но чем дальше, тем неотвратимее остранялся этот мир. Сначала по мелочам, когда в глаза бросались непонятные знаки различия на фуражках, погонах и рукавах: там вместо двухголовых пернатых поблескивали странные, незнакомые эмблемы вроде масонских. Дальше — больше. Махмудова облачили в какую-то парчовую хламиду, вручили что-то вроде державы и скипетра, повели под белы руки по сцене-коридору. Подвывая за клокочущим попом с непонятной закорюкой на груди вместо креста неканоническую молитвенную абракадабру, вслед за начальником строем по коридорам потянулся подневольный служивый люд. Ксения Перетрухина с ее уникальным даром простыми вроде бы средствами организовывать сложнейшую драматургию пространства с изначально заложенным в нем мизансценическим рисунком спектакля, «Сказку» устроила по принципу матрешки. Зрители просителями сидели до времени по отдельным коридорам-комнатушкам, на слух догадываясь, что за тонкими стенами все устроено пример¬но так же, но все-таки не очень понимали — как. Но лишенный колдуньей-вдовой своей мужской силы и озверевший от этого Махмудов милицейской дубиной с маху сокрушил картонные стены, пробив в них рваные бреши. Менты-артисты и незаметные рабочие сцены стремительно извлекли картонные листы из гнезд крестообразной внутренней конструкции, до того делившей прямоугольный загон спектакля на четыре небольшие комнаты. Они открыли и потолок, откуда вдруг хлынул прохладный свежий воздух и навалилась кромешная тьма. Что-то тяжело загудело, невидимым богом из машины спускаясь с небес. И вдруг по глазам больно ударила ослепительная вспышка, потом еще и еще. Публика охнула, а потом восторженно задохнулась: «ААААААА!», оказавшись среди мириадов мерцающих в темноте звезд. Из привычной душной мерзости Перетрухина катапультировала публику в небеса, а потом уронила, но уже в условное театральное пространство. Там щурящиеся после световых перепадов зрители разглядели через стену из множества свисающих на разновысоких проводах прозрачных лампочек с теплящимися огоньками внутри зеркальное отражение себя — возбужденных зрителей на противоположной стороне. Но лампочки поднялись вверх и погасли, оставив под собой образовавшуюся из бывших коридоров заставленную вещами игровую площадку. Вот здесь и зазвучал любовный диалог вдовы с отдавшим ее в руки Махмудову несчастным Некрасовым, тут сам Махмудов на длинном сценическом крупном плане, с перекатывающимися по лицу желваками, терзался бессильной любовью к колдунье. На том же поле свершающейся битвы вдова Калашникова шаманила «Арией» Джона Кейджа. Кто-то из критиков уже написал, что Перетрухина с Гацаловым инсценировали и визуализировали категорический императив Канта. И это чистая правда. Жаль только, что после феерического явления звездного неба спектакль вдруг утратил энергию гнева, что махнули рукой режиссер с актерами на всякие философские поиски да попросту доиграли сюжет со счастливым пожарным концом. Пресса «Сказка о том, что мы можем, а чего нет» на фестивале «Александринский», видеосюжет телеканала «Санкт-Петербург», 27.10.2014 Московская Жар-птица, Юрий Чеботарёв, startup.ru, 18.06.2014 Радикальный эксперимент на основе забытого сценария Луцика и Саморядова, Алексей Киселев , Афиша, 17.02.2014 Идеальные идиоты и враги народа, Николай Берман, Иван Архипов, Газета.ru, 28.12.2013 «Сказка о том, что мы можем, а чего нет»: русский народный ужас, Наталья Витвицкая, Ваш досуг, 28.10.2013 Белорусский ад и русская жуть на театральных сценах, Вадим Рутковский, Сноб, 7.10.2013 Сказка — ложь?, Эмилия Деменцова, Театрон, 3.10.2013 Разрушение договора, Алена Солнцева, Петербургский театральный журнал, 10.2013 Категорический императив с катапультой, Анна Степанова, Петербургский театральный журнал, 10.2013 Серийные модели ада, Ольга Егошина, Новые известия, 30.09.2013 «Сказка о том, что мы можем, а чего нет» дебютировала в МХТ имени Чехова, видеосюжет телеканала «Мир 24», 28.09.2013 Спектакль в одном отделении, Роман Должанский, Коммерсантъ, 28.09.2013 Стражи махмудовской государственности, Марина Токарева, Новая газета, 27.09.2013 «Сказка о том, что мы можем, а чего нет», Анна Чужкова, Культура, 27.09.2013 Крестовина тайны, Алена Карась, Российская газета, 26.09.2013 Кафка сказок, Николай Берман, Газета.ru, 26.09.2013 Небо в лампочках, Наталия Каминская, Театрал, 26.09.2013 Премьера в МХТ: Вертикаль не стоит, Олег Зинцов, Ведомости, 25.09.2013 Спектакль-притча о невозможном на Малой сцене МХТ имени Чехова, видеосюжет телеканала «Культура», 24.09.2013 Сказка, призывающая в свидетели, Анастасия Иванова, Вечерняя Москва, 24.09.2013 В МХТ имени Чехова поставят «Сказку о том, что мы можем, а чего нет», видеосюжет телеканала «Москва 24», 24.09.2013 В МХТ имени Чехова пришли оборотни в погонах, Алла Шевелева, Известия, 23.09.2013 О том, что мы можем, Алла Шендерова, Огонёк, 23.09.2013 МХАТ имени Чехова поставит две сказки для взрослых, видеосюжет телеканала «Россия 24» («Вести»), 22.09.2013 МХТ представляет «Сказку о том, что мы можем, а чего нет», РИА Новости, 22.09.2013 За стеной всё те же мы, Ксения Ларина, The New Times, 16.09.2013 Марат Гацалов: «Театр не может быть музеем», Александр Баркар, TimeOut, 6.05.2013 | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
| | АРХИВ СПЕКТАКЛЕЙ | |