Имена | Обижают!Александр Соколянский, Театральная жизнь, 1995 Первая половина 90-х годов в еще большей степени, чем конец 80-х, оказалась временем нескладывающихся театральных судеб. Всплески даровитости, часто незаурядной, словно мешают жизнеустройству. Талант не фиксируется и не крепнет, его развитие плохо увязывается с насущными прагматическими целями и, может быть, никогда не было оснований считаться с ним меньше, чем сегодня. Даже превосходная премьера, появившись в репертуаре, не мешает театру существовать в режиме стабильной, самоуспокаивающей тусклости. Дивно сыгранная роль совершенно не гарантирует, что следующая актерская работа будет сделана хорошо или хотя бы серьезно. Шедевры шедеврами, а жизнь продолжается, и не из них состоит. Они приятны, но в целом театр — не для театралов, а для заурядных обывателей. Систему ценностей демократического конформизма приходится осваивать по-честному — хотя бы потому, что лучшей не предвидится. Что противоречит всем жизненным установкам, наработанным раньше, в самоутверждении вопреки и помимо общей жизни — в частности, установке на самодовлеющую ценность талант.Искренне желание принять общую, людскую перспективу и фатальное неумение самоосуществляться в этой перспективе (которая гарантирует право на самовыражение, сильно его уценив) подрывают талант очень многих людей, призванных жить публично. Например, политиков демократической ориентации. Например, инакомыслящих, впавших в состояние легальности. Например, актеров, любимых издавна, лучших, легендарных. К несчастью, именно легендарных, появляющихся на сцене в качестве легенды о себе самих — тех, прежних, твердо верящих, что они сохранили свою самость и бесконечно благодарных публике за подтверждающие аплодисменты. Старательно и благополучно поддерживающих внешнюю форму. Неутомимо доказывающих верность самим себе нарочитой эксплуатацией самых общеизвестных, всем дорогих жестов, интонаций, приемов, — опустошенных донельзя. Актерство предполагает отзывчивость. На взрывное изменение критериев человеческой состоятельности именно лучшие должны были отреагировать, как сейсмографы. Проблема заключается в том, что, как бы ни изменились образ и содержание жизни, популярный актер, особенно в возрасте, обязан сохранять образ самого себя — те внешние приметы индивидуальности, которые успели стать общенародными достоянием. Наперекор евангельской притче новое вино приходится вливать в старые мехи, да и то, если оно есть. Поэтому полновесные возвращения актерского таланта так редки и так драгоценны. Сохранив свои навыки и подчеркивая их неизменность, сделать нечто принципиально новое — задача трудная. Особенно, если речь идет о технике переживания, подразумевающей очень интимный контакт между душевной жизнью и актерским инструментарием. Это сделал Михаил Ульянов, сыграв Шмагу в «Без вины виноватых». Это сделал Олег Табаков, сыграв Ивана Коломийцева в «Последних». «Почему меня никто не встретил?» — первая реплика, которую произносит Олег Табаков в постанове Адольфа Шапиро, обращена как будто не только к домочадцам Коломийцева, но и - через их головы — к зрителям. Звезду полагается встречать аплодисментами, почему не слышу? Это, конечно, провокация. Выйти на сцену так, чтобы зал захлопал, Табакову труда бы не составило. Но он появляется с сознательной неяркостью: мешковатая фигура в черном, интонация сдержанного раздражения (раздражение — искреннее, сдержанность — наигранная) и обиды, переносимой с достоинством. Зрителю как бы предлагается не узнать популярнейшего Олега Павловича в облике персонажа, о котором нас предупредили: этот уволенный полицмейстер — злобный трус, взяточник и развратник. К характеристикам законченного негодяя прибавляется еще одна, решающая: с первых же фраз актер дает расслышать, как искренне, как патетически герой влюблен в себя. Именно эту влюбленность Табаков делает основой душевной жизни Коломийцева. Она чудовищна и беззастенчива, человек оглушен ею окончательно. Все, что говорит и делает Коломийцев, превращается в нестерпимо фальшивый, но страстный театр для себя. Актер он такой же, как и человек, то есть ужасный, отвратительный, но ни первое, ни второе не мешают ему и истовой верой разыгрывать любимые роли — благородного отца, защитника отечества, жертвы несправедливости. Мешает семья, то есть массовка: они не хотят подыгрывать и иногда сбивают с тона. Обижают. Все обижают! Прелесть и острота игры Табакова — в искусном маневрировании между правдами — наигранного и естественного чувства. Между торжественной искренностью Коломийцева, скорбно говорящего: «?Есть басня — раненый лев, которого лягают ослы! Вот это я - лев» и искренностью негодяя, за нехваткой аргументов выламывающего жене руку: «Раз и навсегда — молчать об этом!» Между обидой — и обидой. Обида на весь мир не так уж и неприятна. Это повод продолжить игру в позе страдальца. Человека же, который говорит: наша дочь стала злобной горбуньей, потому что ты спьяну ее уронил, а скорее, нарочно бросил — убить хочется. Роль благородного отца прервана на самом удачном месте, и это непереносимо. О том, что он такое на самом деле, Коломийцев, кажется, догадывается. Не может не догадываться, поскольку чувствует: с откровенными подлецами ему всего уютней. Пафос, Нике всерьез не принимаемый, — его наркотик. По ходу пьесы герой Табакова дважды бывает коротко счастлив. По-настоящему, когда дочь Надежда в своих, вполне корыстных целях уговаривает бывшего полицмейстера пойти в исправники (что, разумеется, унизительно) и расчетливо задевает любимую струнку: «Сделай так, как какие-то рыцари: шаг назад и сразу — два вперед!» Вздор полный, но как моментально, как благородно расплывается Коломийцев: рыцари? ну да, я же рыцарь! ах, какой я рыцарь!.. И еще раз он невероятно обрадуется — по ошибке — когда сын Петр, отца стыдящийся, попросит разрешения поговорить искреннее, как человек с человеком. Коломийцев глядит на него хмуро, настороженно и вдруг весь светлеет: знаю, знаю! Глаза — две лучезарные щелочки, улыбка — восторженно-сальная: «Уже заболел, скверный мальчишка, а? Ах, развратная дрянь, уже?» По Горькому эту реплику полагается произносить «упрекающим шепотом». Похабное ликование, придуманное Табаковым, точнее и красноречивее. Это даже не цинизм, а какое-то противоестественное удовольствие от мерзости, увеличившей знакомую область жизни. Оно связано с восторгами самоупоения — связь прочувствована глубоко и передана блестяще. Дикая жажда нравится, хотя бы себе самому, владеет Коломийцевым постоянно, и это по-актерски совершенно понятно Олегу Табакову. Актер знает, что за нею скрывается, и вторым платом замечательно отыгрывает столь же дикую, ничем не заглушаемую тревогу. Понятия добра и зла для Коломийцева давно отошли в область мнимого, кажущегося, но тревога «не показаться» так же остра, как тревога «не быть». Впрочем, и это уже пройдена стадия распада. Коломийцев в исполнении Табакова — человек, отвыкший отстаивать репутацию и распустившийся почти окончательно. Он легко позволяет себе срываться, но и дело выходит из роли, но люто боится последнего — получить определение. Его тревога — тревога «не называется». Скажут в глаза: подлец, предъявят доказательства и возразить будет нечего — вот что страшно, а случиться это может в любую минуту, и остатки душевного равновесия вместе с душой полетят к черту. Оно и случается. Ивана выручают лишь абсолютная нечувствительность к фальши, то есть неспособность оценить свою игру, и еще, если так можно сказать, нравственная забывчивость, развитая совершенно фантастически. Он может визгливо (самому ему кажется, грозно) заорать: «Чей хлеб ты идешь есть, горбатая дрянь?», получит отповедь — сам, мол, нахлебник, на несколько секунд опешит и тут же нырнет в родную горестную риторику: «Откуда мог явиться в моей семье этот злой дух вражды?» И это отнюдь не лицемерие, что особенно страшно. Сардонический юмор и безжалостность, с которой роль написана, для Олега Табакова оказались заманчивы. Он играет азартно, раскованно, иные эпизоды даже слишком раскованно — в жанре мрачной буффонады, несколько чуждом пьесе Горького. Видимо, к избыточному обострению комизма актера подталкивает выбранная техника работы. Манера его игры, соединяющая нарочитое шутовство с барственностью, строящаяся на резкой и эффектной подаче мелких черт и деталей (каждая подробность как бы обводится отдельно рамочкой), узнается в каждой интонации, в каждой гримасе Коломийцева. Табаков рискнул перенести в роль почти весь арсенал своих фирменных сценических трюков. Тем не менее, игру он строит на совершенно новых основаниях. Олег Табаков в роли Коломийцева с великолепной жестокостью разрушил личное сценическое обаяние. Он неброско, но эффективно утрирует свои излюбленные жесты и улыбки, свою мимическую игру, свою вальяжность, свою сентиментальность. Все, от задумчивого поджимания губ и проницательных взглядов навскидку до знаменитой резонерской интонации с характерной привычкой смаковать лучшее слово во фразе («А ты, дядя Федор, непра-авильно бутерброд ешь») — чуть-чуть преувеличенно, чуть-чуть искажено, и этого чуть-чуть хватает, чтобы обаятельное стало на редкость отвратительным. Актер даже и не пытается примирить себя с героем — играя злого, искать, где он добрый. Он не ищет никаких оправданий: что проклято, то проклято. Но и отстраниться, обозначить дистанцию между собой и персонажем, не хочет. Он предъявляет публике Коломийцева как своего дурного двойника, своего мистера Хайда (вряд ли ссылка кому-нибудь понадобится, но для очистки совести напомню: мистер Хайд, персонаж повести Стивенсона, — воплощение зла, искусственно выделенное из своего «я» добрым и талантливым доктором Джекилом). Такую задачу, если не ошибаюсь, ставил перед собой Иннокентий Смоктуновский в последнем блеске угасающей гениальности, играя Иудушку Головлева. Табаков выбрал ее после довольно долгого периода невыразительных работ — как задачу возрождающую. Выбор по-настоящему значителен и отважен. Обозначился способ нетрадиционного использования общеизвестных и прекрасных навыков. Один из способов. Роль, сыгранная Табаковым, подкрепляет надежду на обновление общей театральной жизни. Сегодняшнему театру, должно быть, не столько необходим новый сценический язык, сколько новый модус существования. Коломийцев для Олега Табакова (так же, как Шмага для Михаила Ульянова; с некоторыми оговорками, как Арбенин для Виктора Гвоздицкого; к сожалению, совсем не так, как Опискин для Сергея Юрского) — смена не амплуа, а именно модуса. Эта проблема существует для всех актерских поколений, работающих здесь и сейчас, но для страшено она особенно остра. Десятки замечательных артистов — без преувеличения, именно десятки — требуют нового открытия. Талант можно реанимировать. Олег Табаков мастерски показал, как это делается. Пресса Вечера в Камергерском. Выпуск № 3, телеканал «Культура», 25.10.2023 Вечера в Камергерском. Выпуск № 2, телеканал «Культура», 24.10.2023 Адольфу Шапиро – 80 лет!, видеосюжет телеканала «Культура», 4.07.2019 Ольга Хенкина: «Никто его при встрече не узнал бы, этот психологический театр», Елена Ковальская, Театр, № 36, 5.02.2019 Режиссёр Адольф Шапиро: «Увидел Ренату Литвинову и понял — вот моя Раневская», Айсылу Кадырова, Вечерняя Казань, 22.11.2016 Адольф Шапиро: «Любая диктатура возникает от неуверенности в себе», Сергей Элькин, Театрал, 28.09.2016 Фоторепортаж «Вручение юбилейной 20-й театральной премии газеты „Московский комсомолец“», Фотохроника ТАСС, 10.11.2015 МХТ: путешествие по закулисью. Документальный фильм, культура.рф, 6.11.2015 МХТ имени Чехова привез в столицу Латвии «Вишневый сад», ТАСС, 26.10.2015 Хамелеон?, Анастасия Вильчи, ИА Index-art, 27.09.2015 Проект «Чехов жив» — «Цветы запоздалые», 25.09.2015 «Заткнись, актёр!». По роману К. Манна «Мефисто», Ирина Алпатова, Театральная афиша, 9.08.2015 Ольга Яковлева в программе «Большая семья» (эфир от 2 мая 2015 г.), телеканал «Культура», 3.07.2015 Мефисто-Царевич, Эмилия Деменцова, Комсомольская правда, 24.06.2015 Предчувствие Геббельса, Марина Токарева, Новая газета, 13.06.2015 Мефисто Шапиро, Нелли Закирова, noteru.com, 8.06.2015 Сказ про то, как один актер пошел служить режиму и что из этого вышло, Алена Солнцева, Петербургский театральный журнал, 1.06.2015 Театр одного актёра, Елизавета Авдошина, Театрон, 28.05.2015 «Мефисто» породнился с дьяволом, Любовь Лебедина, Трибуна, 25.05.2015 Блеск и нищета лицедея, Ольга Егошина, Новые известия, 25.05.2015 Обольщенный и отброшенный, Мария Хализева, Экран и сцена, 22.05.2015 «Мефисто», Анна Балуева, Комсомольская правда, 21.05.2015 Адольф Шапиро: «Я ставлю спектакль, чтоб люди, среди которых я живу, поняли, что мир на краю…», Елена Дьякова, Новая газета, 15.05.2015 Карьера одной истории, Ирина Алпатова, Театр, 14.05.2015 Ничто соглашательское не чуждо, Роман Должанский, Коммерсантъ, 14.05.2015 Интервью на фоне спектакля «Мефисто», телеканал «Театр», 10.05.2015 Мефисто в России больше чем Мефисто, Марина Райкина, Московский комсомолец, 5.05.2015 Быть или не быть: «Мефисто. История одной карьеры» в МХТ имени Чехова, Анастасия Каменская, Бюро 24/7, 30.04.2015 Спектакль по роману Клауса Манна поставили в МХТ им. Чехова, видеосюжет телеканала «Мир 24», 24.04.2015 Зорче взглянуть на другую эпоху, чтобы узнать себя, Владимир Колязин, Независимая газета, 23.04.2015 «Мефисто» с нами, Ирина Корнеева, Российская газета, 22.04.2015 Адольф Шапиро в программе «Главная роль», Юлиан Макаров, телеканал «Культура», 20.04.2015 История одной карьеры, которая учит делать выбор, Анжелика Заозерская, Вечерняя Москва, 20.04.2015 «Мефисто» в фотографиях Сергея Петрова, 20.04.2015 «Мефисто» в фотографиях Екатерины Цветковой, 20.04.2015 В аду пусто, все демоны здесь, Столичный информационный портал, 17.04.2015 «Мефисто» — новая постановка Адольфа Шапиро, видеосюжет телеканала «Культура», 17.04.2015 МХТ поставил запрещенный роман Клауса Манна, Ирина Корнеева, Российская газета, 17.04.2015 Премьера спектакля «Мефисто» состоится в МХТ имени Чехова, РИА Новости, 17.04.2015 «Мефисто» в фотографиях Геннадия Усова, 17.04.2015 Интервью с Адольфом Шапиро, Open minded people, 13.04.2015 Адольф Шапиро репетирует новый спектакль в МХТ имени Чехова, teatrall.ru, 25.02.2015 Адольф Шапиро: «Рената Литвинова никогда не откажется от „Вишневого сада“, Анжелика Заозерская, Москвичка, 4.07.2014 На краю «Обрыва», Ольга Егошина, Новые известия, 11.05.2010 «Обрыв» стал связью, Алла Шендерова, Коммерсантъ, 5.05.2010 Русские обрывы, Алена Карась, Российская газета, 4.05.2010 Обрыв со ступеньками, Ольга Фукс, Ведомости, 4.05.2010 Заглянуть на дно обрыва, Любовь Лебедина, Трибуна, 28.04.2010 Обрыв любовный и социальный, Елена Ямпольская, Известия, 27.04.2010 В МХТ поставили «Обрыв», видеосюжет программы «Вести», 13.04.2010 Художественный театр в этом сезоне сделал акцент на русскую классику, РИА Новости, 12.04.2010 Премьера «Обрыва» в МХТ состоится в мае, видеосюжет телеканала «Культура», 12.04.2010 «Обрыв» современности Адольфа Шапиро, Артём Варгафтик, радио «Голос России», 15.03.2010 РУКОПИСИ ГОРЯТ, Ольга Галахова, Станиславский, 1.10.2007 «Последние» станут первыми, Маргарита Львова, Московский комсомолец в Пензе, 16.11.2004 Чехов. Девушка. Анекдот, Елена Ямпольская, Русский курьер, 7.06.2004 Тени забытых предков, Алена Карась, Российская газета, 7.06.2004 Пробегающая красота, Лариса Юсипова, Ведомости, 4.06.2004 К лесу — садом, Марина Давыдова, Известия, 4.06.2004 Интенсивная терапия. Продолжение, Елена Ковальская, Афиша-Воздух, 10.05.2004 Скольжение, Ольга Нетупская, Страстной бульвар, 10, 1.05.2004 ФИНАЛ В НАЧАЛЕ, Кристоф Функе, Der Tagesspiegel. Berlin, 18.10.2002 В компании с толстяком, Итоги, 26.10.2001 Могу лететь? - Лети!, Елена Гинцберг, dell’APT, 1.10.2001 Возвращение в кабалу, Ольга Егошина, Вёрсты, 22.09.2001 Мольер упал… У нас несчастье…, Наталья Казьмина, Труд, 15.09.2001 Мольеру не хватило места, Глеб Ситковский, Вечерний клуб, 14.09.2001 Влюбленный Мольер, Ольга Романцова, Вести.Ru, 14.09.2001 Жил да был один Мольер по прозванью Табаков…, Валентина Львова, Комсомольская правда, 11.09.2001 Лучше — только любовь, Ирина Корнеева, Время МН, 11.09.2001 Мольер по завещанию, Роман Должанский, Коммерсант, 11.09.2001 Некоролевские игры, Марина Давыдова, Время Новостей, 11.09.2001 Кабала во МХАТе, Ольга Галахова, Русский журнал, 11.09.2001 Красота с двумя антрактами, Алексей Филиппов, Известия, 10.09.2001 Реставрация, Олег Зинцов, Известия, 2.09.2001 Адольф Шапиро: «Я только теперь понял, как тяжело Табакову», Марина Давыдова, Время новостей, 20.08.2001 «ПОСЛЕДНИЕ» — ОПИСАНИЕ АГОНИИ ЕЛЬЦИНСКОЙ РОССИИ, Андрес Лаасик, Ээсти пяевалехт, 26.10.2000 Компактное проживание от Луки, Наталия Каминская, Культура, 13.04.2000 Век по лавкам да по нарам, Глеб Ситковский, Вечерний клуб, 8.04.2000 Болеро на дне, Роман Должанский, Коммерсант, 5.04.2000 Пельмени важнее идей, Ольга Фукс, Вечерняя Москва, 5.04.2000 Повесть о гордых человеках, Елена Ямпольская, Новые Известия, 5.04.2000 Без надежды, с любовью, Алексей Филиппов, Известия, 5.04.2000 Мужской хор «На дне», Марина Райкина, Московский комсомолец, 4.04.2000 Узнай самого себя, Марина Давыдова, Время новостей, 4.04.2000 И ПОСЛЕДНИЕ НЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ?, М. Кузнецова, Нижегородские новости, 23.06.1998 Мой Петр родился в третий раз, Мария Хализева, Культура, 2.12.1995 Последние: Великая драма Горького, Марина Благонравова, The Moscow Tribune, 24.04.1995 «Нужно о детях говорить в это страшное время?», Ирина Шведова, Московская Правда, 31.03.1995 Обижают!, Александр Соколянский, Театральная жизнь, 1995 ПОСЛЕДНИЕ НЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ, Марина Давыдова, Театральная жизнь, 1995 Буревестник революции залетел в табакерку, Алексей Белый, Комсомольская правда, 1995 «Последние»: очень своевременная пьеса, Александр Соколянский, Неделя, 1995 ПОЗДНИЙ РЕАБИЛИТАНС РЕАЛИЗМА, Марина Райкина, Московские новости Из последних сил, Элина Мосешвили Отцы и дети, Нина Агишева | |
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ — КОНСТАНТИН ХАБЕНСКИЙ
