Прожив уже 11 лет в капиталистическом обществе, значительное число моих коллег исповедует мечту, мысль, тоску даже по социалистической лжи — о равенстве всех в нищете. Логика простая, спокойная — минимум, но мой. А за что минимум? И чем — в свете только что сказанного — является и становится театр? Это — театрально-зрелищное предприятие, как люблю я напоминать и повторять, или храм? Или часовня, где служат, как утверждают некоторые мои коллеги? И почему дотации должны быть чем-то неизменным и неизбежным? Просто потому, что все мы - государственные театры? Как долго тогда это может продолжаться? А если продолжаться так больше не может, кто будет делить на чистых и нечистых? Мне представляется достаточно спокойным и не единственным критерием исчисления государственных дотаций возможность театра предъявить ответный счет, — если на рубль оказанной театру помощи театр может отчитаться своей прибылью: «Дали вам рубль — а что вы заработали на этот рубль?» Дальнейшие дотации должны исходить из простого, понятного принципа: кто больше заработал, тот больше и получил. Не надо пугать тем, что театр испортится, ударится в коммерцию. Сегодня пытаются заинтересовать зрителя чем угодно — домом, софитами, масками, касками и Бог знает чем еще. И - не срабатывает. А рядом девушки из театральной премии «Чайка» вывезли в Ханты-Мансийск, Сургут, Нижневартовск весьма неожиданный репертуар — «Пластилин», «Лицедей», «Утиную охоту», спектакль Константина Райкина, «Облом off». Какой небанальный выбор! И зритель, воспитанный предыдущими фестивалями, с большим пониманием относится к серьезным образцам. Зрители растут и обливаются слезами над вымыслом, хотя показывают ему не переводные фарсы и комедии, а Михаила Угарова и Александра Вампилова. В большом контрасте это находится с тем, что предрекают современному театру, переживающему не лучшие свои времена. Естественно, из такого строгого исчисления дотаций надо исключить театры юношеские, детские. Ценообразование в таких театрах, на мой взгляд, должно быть иное. Тут, конечно, хитрости не должно быть. Надо быть честным прежде всего перед самим собой: если ты действительно детский театр, действительно театр юного зрителя — это одно, если нет — пора кончать выдавать себя за другого. И театрам, которые называют себя драматическими, хорошо бы придти к некоей ответственности за те рубли, которые наше небогатое государство выделяет для их поддержки. Тут можно вспомнить «парадокс Марталера». Живой пример из другой, не нашей жизни. В богатой Швейцарии, не у нас, власти задумались о том, что делать им с талантливым режиссером, знаменитым Кристофом Марталером, спектакли которого не вызывают достаточного интереса у тамошней публики. Увольнять его не стали, но дотации сократили. Мы живем в небогатой стране, которая с трудом выделяет на поддержание культуры и искусства рубли налогоплательщиков. Я являюсь одним из них, не самым последним. Поэтому и хотел бы, чтобы появилась такая обратная связь. Бояться тут нечего. Например, зрительный зал у Петра Наумовича Фоменко невелик, но интерес зрителей к этому театру большой, чтобы не сказать — очень большой. Есть театры, к которым такого интереса не наблюдается. А к традиционному Малому театру есть интерес, интерес к тому, что они предлагают своим поклонникам Мельпомены. Так что мои рассуждения не зависят от политических или эстетических симпатий. Я хотел бы предложить попытаться придти к тому, чтобы учитывать тенденцию развития: куда — в гору или с горы? Возникает, конечно, вопрос: сколько может и должен зарабатывать театр. Думаю, вполне реально, чтобы театр на вложенный государственный рубль отвечал «своим» заработанным рублем. Конечно, с учетом льгот, которые имеют театры. И, конечно, нужно исключить ту глупость, которой является введенный некоторое время тому назад налог на продажу билетов. Но это, я думаю, и уйдет как нелепость. Мне кажется, — и в этом я поддерживаю инициативу министерства культуры, — что нам нужно перейти к некоему госзаказу на театральную продукцию. Вероятно, в форме грантов на конкретные спектакли. Получая такой заказ, театр задумается о том, как ему с умом потратить деньги, да еще при этом и возбудить интерес к своему продукту. Не могу сказать, что это сразу решит все проблемы театра. Например: сегодняшняя режиссура не хочет ничем руководить. И это — одна из серьезнейших проблем. А кто должен отвечать за то, чтобы появлялись новые драматурги? Как это срифмовать с тем, что я предлагаю относительно дотаций? А ведь это тоже должно стать частью заказываемой в театре продукции. Государство, которое в том или ином виде заказывает продукцию, должно быть заинтересовано в появлении новых хороших пьес. К примеру: Виктор Шендерович — одна пьеса в год. Ответственный — Табаков. Или не Шендерович, а братья Пресняковы, или Светлана Саввина или Михаил Угаров. Этот вопрос тоже необходимо вывести из ничейной территории, которая называется случайностью. В свое время, когда во МХАТе один за другим менялись красные директора, пришел в театр директор по фамилии Месхетели. Поскольку в это время во МХАТе ставили все, кому не лень, и Месхетели стал режиссером. Взял классическую пьесу. Репетировал, репетировал, ничего не получалось у него и наконец, когда возмущение его достигло апогея, он сказал: «Я требую, чтобы эта сцена шла». Потом опомнился и добавил: «Как надо». Где возникают новые пьесы, где возникают спектакли по новой российской драматургии? В Центре драматургии и режиссуры под руководством Казанцева и Рощина. Не все ровно, но временами очень интересно. Во всяком случае, пьеса Василия Сигарева «Пластилин», которую мы поддержали в свое время премией «Антибукер», — одна из таких удач. Или — «Терроризм», который только что вышел во МХАТе имени Чехова. Спектакль еще не совсем твердо стоит на ногах, но зритель смотрит его и понимает: про меня. Конечно, нет гарантий, что ситуация сразу изменится к лучшему, все наладится в результате появления грантов Министерства культуры, и все, что закажет Министерство культуры, вызовет рождение шедевров. Но понимание, что необходимо как-то разгонять нынешнее вялотекущее болото, которое сегодня торжествует везде, у меня есть. Я никого не дезавуирую, никому не запрещаю доступ, но иным служителям высокого искусства, наверное, надо на самом деле как-то трезвее к себе относиться. Еще раз скажу о том, что меня волнует. Чтобы собратья по цеху не искали подтекста: необходимо государственную дотацию поставить в зависимость от реальных успехов театра, от его востребованности зрителем. Вот и все. Практику поддержки убыточных колхозов и убыточных театров надо закончить. Когда у Григория Владимировича Кристи дома был театр, это — одно. Образованный, интеллигентный человек, в свой театр он звал не за деньги. А когда мне за мои деньги налогоплательщика на мой взгляд профессионала предлагают сомнительный товар, я говорю — «нет».
